Она сделала шаг назад. Еще один. И еще.

— Мой разум не принадлежит ни им, ни тебе.

Ее не убедили ни уверенность Лето и его таланты, ни факт рождения его племянницы. Она не верила в доброту Стари­ка Астера и то, что он вернет ей сына. У старика и его извра­щенца наследника не было сердца. Ради выгоды они способ­ны пойти на уступки, например разрешить Лето подержать на руках новорожденную Шошан. Тем самым они заставили его из кожи лезть, чтобы завоевать их расположение. За эту маленькую уступку Лето придется остаток дней провести в Клетке, прославляя семью Астера. В Клетке, которая уже забрала жизнь его отца.

Она была чертовски уверена в том, что ни за что и никог­да не допустит в свой разум чужих, какие бы возможности это ни открывало. Мысли и без того перемешивались, пута­лись, болели от старой забытой трагедии, которой она не хо­тела видеть.

— Что еще ты получил от этой системы? — Уже почти три недели она боролась с сомнениями, что означало попытки переубедить Лето. — Лишнюю порцию фасоли на ужин? По­душку, чтобы спать на полу? Или тебе просто нравится раз в месяц почувствовать себя кем-то важным? Насколько я по­нимаю, дело не только в размножении, иначе у твоей сестры было бы уже пятеро детей.

— Я победил в восьми Конфликтах. Из всех младенцев вы­жила только Шошан. — Он моргнул. — Не только ты здесь знакома с потерей.

Его эмоции захлопнулись. Закрылись. Теперь он был не­проницаем, как в первый раз, когда он вошел в ее клетку — еще одно доказательство того, сколько крошечных подска­зок в его поведении она смогла подсознательно истолковать. Он вышел из Клетки. Короткая дрожь подсказала ей, когда ошейник включился, блокируя его дар.

Лето мастерски владел всеми видами боя, но его потряса­ющие способности, отличающие его от простых людей, по­виновались чужим капризам. Даже среди Королей Дракона он был особенным. Клан Гарнис. Потерянный. У него были сердце и душа воина. И каждый раз сталкиваться с тем, что его величайший талант возвращают и снова крадут... Он не может не сожалеть об этом ограничении.

Нинн едва осознала свой собственный потенциал, но все равно ощущала потерю. Как только она вышла вслед за настав­ником из Клетки, дар исчез, словно подчиняясь щелчку вы­ключателя. Это было издевательством, почти таким же же­стоким, как обещание будущей награды. И глубоко под сво­ей вынужденной верностью Лето наверняка затаил нена­висть к ошейнику.

Большая часть его тела терялась в тени. Только полоска зо­лотистой кожи сияла там, где нагрудная пластина оставляла его мышцам возможность свободно двигаться. Голая. Глад­кая. Мерцающая при каждом движении. Она вспомнила, как мысленно писала его портрет. Уголь и теплая, текучая па­стель. Она мимолетно подумала о том, каким изобразить его во время боя. Пятна цвета. Полоски стального серого и за­витки движений его булавы.

Закрыв глаза, она блокировала мешающее ей зрение, но воспоминания о его теле преследовали ее и во тьме. Она не могла не представить себе Лето, позирующим на уроке рисования мужской анатомии. Он был потрясающим образ­цом, каждый мускул и каждое сухожилие были четко вид­ны и очерчены.

Обнажен и потрясающе красив.

Фыркнув от раздражения, она прижала веки костяшками пальцев. Она вела себя словно отчаявшаяся жертва стокгольм­ского синдрома. Она сочувствовала его мотивам. Она меня­ла свои убеждения под стать ему. Впитывала любую похва­лу, как пустыня пьет дождь. Воплощала свой худший страх: теряла силы и позволяла промывать себе мозг.

Джек был ее жизнью, Джек и клятва стереть Астеров с ли­ца земли за все их преступления.

Десять минут спустя Лето и пара охранников отвели ее об­ратно в комнату. Он вышел, не проронив ни слова, и ни разу не обернулся.

Оставшись одна, Одри развернула пергаментную бумагу. Внутри оказались мятные конфеты — круглые, такие обыч­но ели только старики, а дети оставляли напоследок после Хэллоуина. Неважно. Она схватила конфетку. Ментоловая сладость ввергла ее в состояние блаженства. Работа, работа, жуткая, изматывающая работа. А теперь конфетка на языке.

Контраст был почти таким же разительным, как нежность во время поцелуя с Лето.

Она покосилась в коридор, в сторону двери. Там стояли сонные охранники в смешной форме. Какой смысл наряжать их спецназовцами, если они готовы продаться за пачку мят­ных конфет и «Плейбой»? Какого сорта должны быть люди, которые готовы мучаться и шмыгать носами, как кроты под землей?

Ее свободу ограничивали только замки. Но никак не эти придурки. Они так же бесполезны, как вся остальная чело­вечина в комплексе.

Одри застыла. Выплюнула конфету на пол.

С самого рождения ей вбивали в голову древние предрас­судки, базирующиеся на слепой вере в то, что Короли Дра­кона лучше людей. Тысячелетиями приводились примеры. Вот только Одри влюбилась в Калеба — со всеми его капри­зами. Теплотой и отсутствием многовекового эго. А только что она соскользнула в болото древнего ханжества, предав умных, веселых, достойных людей, среди которых жила дол­гие годы.

Ей было противно от этой мысли, но Одри не могла не ви­деть вполне прагматичной истины. Невозможно отрицать свое происхождение. Она была из Королей Дракона, и ей придется вернуть себе древнее, мощное высокомерие, чтобы спасти своего сына.

Глава 10

На следующий день Лето и Нинн стояли в боевых стойках напротив другой пары воинов в восьмиугольной ограде тре­нировочной Клетки. Еще десяток сгрудился вокруг, чтобы посмотреть, посмеяться и покричать.

Лето ожидал, что Нинн все поймет, сломается и будет про­сить Индранан помочь ей раскрыть неконтролируемый дар. Но он сглупил, ожидая от нее подобной рациональности.

Через два дня им предстоит настоящий бой.

А в ней сохранилось слишком много от старой личности. Почему она позволяла своей нерешительности и упрямству так хвататься за прежнюю человеческую жизнь, которая ме­шала ей принять собственную судьбу? Теперь все стало на­много хуже. Она знала о существовании своего дара и ре­шительно его игнорировала. Она была бойцом, который отказывается от надежного оружия, хватая камень вместо палаша.

— Вставай!

— Иди на хрен, — выплюнула она, оказавшись на четве­реньках.

Она могла чертовски утомлять своим мерзким характером. Что было вполне приемлемо, когда она выбирала правильно­го противника. Но вместо побед на арене она решила разру­шить все его шансы на безопасность Пэлл. Он опозорится на глазах Старика и его гостей.

— Не заставляй меня драться и с тобой, — его крик эхом Отразился от высокого потолка над тренировочной Клет­кой. — Давай к бою! Быстро!

Она прыжком поднялась на ноги и тренированным дви­жением перехватила кинжал. Будь ее взгляд даром Дракона, она могла бы разрушать континенты.

Лето хорошо знал их противников. Первым был корена­стый Фам из Южных Индранан. Возможно, когда-то он был мускулистым, но с тех пор его мышцы заплыли жиром. Фам продался картелю после того, как застрелил троих людей при неудачной попытке ограбления. Астеры могли защитить та­ких преступников от человеческой системы правосудия. В по­следнее время Лето окружали в основном воры и прочие на­рушители закона, а не истинные воины.

Фаму отчаянно не хватало боевых навыков. Однако уни­кальная способность к телепатии, присущая их клану, превра­щала его в сурового противника, когда ошейники деактиви­ровались на непредсказуемые отрезки времени. Индранан рождались всегда по двое, и каждый новорожденный обладал лишь половиной Драконьего дара. Таким, как Фам, этого ка­залось недостаточно. Мерзавец убил свою сестру-близнеца. Обезглавил ее. И таким образом украл ее способности, чтобы удвоить свой дар.

Именно по этой причине Индранан звались Бессердечными.

Второй в паре их противников была женщина Сат, извест­ная только по кличке — Тишина. Лето наблюдал ее всего пять лет, и этого времени не хватило на то, чтобы узнать ее насто­ящее имя и причины, по которым она бьется за Астеров. Только ее любовник по имени Харк, тоже из клана Сат, мог знать эти секреты. Он спустился в Клетки полгода назад, ког­да Тишина вернулась из порученной ей Стариком миссии в Гонконге.