С танком напрямик лесом не пройдёшь, нужно было кружить по дорогам между болот. Бойцы одни быстрее могли добраться до землянок. Я приказал им бежать туда на помощь, а сам повёл танк. Дорога узкая, наскочили на толстое дерево. Вперёд нельзя, и назад танк не идёт. Водитель заглушил мотор. Пушкарь говорит:
— Теперь прочно стали на позицию.
Позиция оказалась подходящей: стоим на высотке, впереди лес довольно редкий — обстрел хороший. И как раз во-время. Со стороны землянок прямо на танк бежали немцы. Первая мысль была, что это атака, но нет, что-то не похоже — бегут беспорядочно и танка, видимо, не замечают.
Оказалось, что у землянок немцам уже дали жару, хотя там находились только больные. Одну из землянок немцы окружили. В ней были три бойца, в числе их разведчик Попов Василий Фомич, партизан гражданской войны. Снаружи кричат «сдавайся». Изнутри никто не отвечает. Немцы бросают гранаты в дымовую трубу. Партизаны укрываются от них досками от нар. Решив вероятно, что в землянке никого в живых нет, немцы подошли к окошечку, чтобы заглянуть внутрь. Попов дал по ним очередь из автомата — убил офицера и несколько солдат. Остальные отбежали от землянки и попали под огонь посланных мною бойцов, побежали дальше в панике, увлекая за собой и тех, кто были у других землянок, и все наскочили на меня. Я встретил их огнём из танка — шарахнулись в сторону и заметались, не зная, как выскочить из этого проклятого леса: здесь болото — утонешь, там чаша — не пройдёшь, а тут, словно из-под земли, на высотке вдруг танк появился и бьёт прямо в упор. Словом, настоящая чертовщина, дай бог ноги унести.
В этом бою противник потерял около двадцати человек, а нам опять посчастливилось — обошлись без потерь, только пятки поотбивали и вспотели сильно, бегая туда и назад по лесу. Но в том, что мы могли так свободно бегать по лесу, не боясь потерять ориентировку, и было, собственно говоря, наше главное тактическое преимущество над противником, который двигался в лесу, как слепой. [33]
Нет такой карты Спадщанского леса, да и представить её нельзя, по которой мог бы работать мой начальник штаба. На его обязанности наметить расположение постов, засад, секретов, застав, основных позиций обороны на всякий возможный вариант наступления противника. Так. изволь не только каждую высотку, болотце, опушку, но и каждое дерево изучить, знать, откуда какой сектор обстрела, наблюдения. Да Григорий Яковлевич и сам предпочитал работать на местности. Вот тут оригинальная берёза. Из земли один ствол выходит, как пенёк, а из него три ствола растут: два по бокам, один сзади и с выгибом, как будто кто-то сидел на пеньке, когда они прорастали. Готовое кресло, к тому же и мягкое: пенёк весь во мху. Впереди что-то вроде просеки — полоска редкого леса, небольшой просвет, со стороны его и не видно. Чем не замечательный пост! Сидеть удобно, маскировка готовая и наблюдение исключительное. И сколько таких мест, подготовленных для нас самой природой, нашёл Григорий Яковлевич в Спадщанском лесу.
На командном пункте. В центре (справа) С. А. Ковпак и А. И. Корнов (дед Мороз)
Ходит по лесу, не торопясь, поглядывает по сторонам, точно грибы собирает. И по виду-то он больше на грибника похож был, чем на начальника штаба. Из города пришёл в лес в плаще. Планшетку с собой захватил, кажется, она у него с прошлой мировой войны, а тёплого ничего не взял. Первые дни всё ежился, у костра грелся. Потом променял у какого-то знакомого колхозника свой городской плащ на тёплую фуфайку — обрадовался, а когда по утрам подмораживать начало — сшил себе из одеяла не то пальто, не то халат, вернее просто мешок с дыркой для головы, и чувствовал себя прекрасно. Целые дни пропадал в лесу.
Но вот замечаю, что Григорий Яковлевич начинает что-то засиживаться за картой. Придёт в землянку, наденет очки, разложит на столике одновёрстку и сидит над ней молча, свёртывая одну цыгарку за другой. И Руднев всё чаще подходит к нему. Прикурит и долго стоит, не отходя, тоже косится на карту. На столе уже не только лист Путивльского района, а и листы прилегающих к нему с севера районов, которые до сих пор не раскладывались. От Спадщанского леса взгляд Григория Яковлевича медленно поднимается выше, за Клевень, за Вишнёвые горы, к лесам Марица, Кочубейщина, Довжик, ещё выше, за Глухов, к Хинельским лесам. И Руднев косится туда же. И самого меня начинает тянуть к карте. Тоже встаю, надеваю очки, [34] заглядываю через плечо Григория Яковлевича, и тоже взгляд мой невольно поднимается от Спадщины к северу, туда, где на карте всё больше зелёных пятен, где они сливаются в одно сплошное зелёное поле, к южной зоне Брянских лесов. Несмотря на все наши успехи, с приближением зимы не могла не приходить в голову мысль о том, насколько труднее станет нам в Спадщанском лесу, когда по урочищу Жилень, до сих пор надёжно прикрывавшему нас с запада, можно будет не только пройти, но и проехать, когда замёрзнут все лесные болотца, окружающие наши землянки, когда опадут последние листья, лес поредеет, и там, где можно было пройти в двух шагах от землянки и не заметить её, станет просвечивать от одной дороги до другой. К тому же для нас не было тайной, что в Путивле с каждым днём солдат и полиции прибавляется, что немецкое командование готовится к новому наступлению на Спадщанский лес, как к серьёзной военной операции. Вот почему приходилось подумывать об огромных лесах, лежащих к северу от Глухова, за Севском, Серединой Будой, о старых партизанских гнездовьях, где в годы гражданской войны собирали против немцев украинских повстанцев Щорс и Боженко. Но разговоров об этом пока не было. Продолжалась подготовка к зимовке в Спадщанском лесу.
Морозы, которые предвещали для нас бои, начались сразу сильные, болото Жилень быстро замёрзло. Немцы зашевелились, и не только в Путивле. Наши разведчики, ездившие на базары под видом крестьян, и колхозники, служившие у нас разведчиками, начали сообщать о движении автомашин с отрядами противника в сторону Путивля из Бурыни, Конотопа, Кролевца, Глухова, Шалыгина. То в одном, то в другом селе с юга, запада, севера, востока от Спадщанского леса, все ближе к нему, появлялись немецкие войска и полиция, стянутая из соседних районов.
В Октябрьские праздники, тесно сблизившие партизан с населением, мы задумали провести в одном из сел вблизи Спадщанского леса учительскую конференцию в масштабе всего района. Агитгруппа под руководством Панина уже вела подготовку к ней, втянула в это дело много сельских учителей, налаживала связь с учителями из отдалённых сёл, с городскими педагогами, намечала уже место и срок созыва конференции. Эту работу, которой мы придавали очень большое значение, пришлось прекратить. Положение стало такое, [35] что о созыве конференции не могло быть и речи. Кольцо окружения Спадщанского леса быстро замыкалось. Из леса уже трудно было выходить. В сёлах и хуторах, где мы ещё недавно открыто проводили собрания, митинги, откуда колхозники привозили нам продовольствие, снова появились немцы.
Выпал снег. Теперь по лесу уже не пройдёшь, как осенью, когда дождь за тобой следы смывает. Немцам не надо было уже искать предателей-проводников: от опушки по нашим следам они могли прямо выйти к расположению отряда.
Из-за этих следов, на которые мы невольно стали обращать внимание, обжитый уже лес сразу показался другим. Да он и действительно был уже не тот: как будто жили под крышей, а теперь под открытым небом.
Некоторые партизаны, поторопившиеся с наступлением морозов обменять у колхозников свои сапоги на валенки, стали подумывать, не прогадали ли. Командиры поглядывали на карты, а бойцы — на обувку. У тех и других мысль одна: всё-таки должно быть предстоит далёкий поход, придётся уходить на север.
Во всяком случае без отчаянной борьбы никто из путивлян не хотел покидать своё лесное гнездо, свой район, где не у одного Руднева, а у многих оставались семьи, близкие, где после проведённой нами большой работы в сёлах народ почувствовал присутствие советской власти, смотрел на нас как на своих защитников.