Карл, правда, все еще надеется, что ему удастся хотя бы получить папское благословение того предприятия, которое он называет крестовым походом. Было условлено, что благословение ему будет дано во время торжественной мессы 20 января, в праздник святых Фабиана и Себастьяна. В это утро папа и двадцать кардиналов собираются в зале Попугая. Затем эта процессия направляется к главному алтарю собора Святого Петра, но почетное место, предназначенное королю, пустует: он присутствует на закрытой мессе в часовне святой Петронилы с другой стороны собора. Когда служба закончилась, король проголодался и отправился пообедать в дом каноника, расположенный по соседству. Из Ватикана ему доставляют блюда, горшки, бутылки. Все это проносят через весь собор мимо Александра VI, терпеливо ожидающего у подножия главного алтаря. Наконец, четверть часа спустя, король занимает место справа от папы. Церемониймейстер предлагает ему передать понтифику воду для омовений, король соглашается: «Если это приличествует королям». На латыни и греческом звучат Послания Апостолов и Евангелие, проходят церемонии причащения под обоими видами, монстранц[16] Покрова Вероники с отпечатком Лика Господа и Святого Копья, папского благословения, провозглашения отпущения всех грехов: прекрасно разыгранный спектакль папского церемониала полностью удовлетворяет любопытство Карла VIII, но никоим образом не утверждает его в роли предводителя крестового похода.

Александр осторожен и не делает никаких заявлений по этому поводу. Он лишь дарует королю милость, которая ему ничего не стоит: кардинальский сан его кузену Филиппу Люксембургскому, епископу Ле-Мана. Об этом сообщается 21 января, и в этот же день папа жалует звание и кольцо епископу Сен-Мало, тоже получившему все атрибуты кардинальского сана.

Долгое пребывание войск в Риме заканчивается волнениями городских жителей. Между швейцарскими солдатами французской армии и каталонцами гарнизона замка Сант-Анджело начинается настоящее сражение. Кардиналы оппозиции снова начинают выражать свое недовольство. Кардинал Перо, воспользовавшись папским прощением, злобствует. «Он обвинял понтифика, — пишет Буркард, — в преступлениях, симонии, плотских прегрешениях, отношениях с Великим Турком и их взаимопонимании. Как мне сказали (если, конечно, это правда), он заявил, что понтифик — великий лицемер и настоящий плут».

Ничто не может изменить намерений Александра: ни беспорядки в общественных местах, ни недовольство внутри курии. Он решил успокоить короля, польстив его самолюбию, но не дав ему ничего существенного взамен. В воскресенье, 25 января, праздник обращения святого Павла, он приглашает сопровождать его в процессии, традиционно направляющейся к собору Святого Павла — за городскими станами. Как обычно, французы устраивают в храме страшный беспорядок. Но Александр на все закрывает глаза. Более того, он оказывает королю еще одну бесплатную честь: позволяет тому преклонить колени на одной с ним скамеечке в тот момент, когда он дарует верующим сто лет полного отпущения грехов. А ведь время, вырванное у чистилища, — гораздо большая милость, чем инвеститура какого-то земного королевства?

Несмотря на мошенничество папы, Всехристианнейший король добился самого главного: до Неаполя его будет сопровождать Чезаре Борджиа. Имея полномочия легата, сын папы коронует Карла после свержения арагонского короля. Кроме того, Александр выполнил другое обещание, записанное в договоре: выдачу принца Джемаля. Это произошло 27 января; вечером того же дня турецкого заложника препроводили из замка Сант-Анджело во дворец Сан-Марко, где снова водворился король.

Наступает день отъезда. 28 февраля Карл прощается с папой. Радуясь, что король наконец уезжает, папа обнимает его, демонстрируя свое расположение. Из лоджии Благословения понтифик наблюдает за движением кортежа, во главе которого скачет кардинал-легат Чезаре Борджиа и его собратья — кардиналы делла Ровере, Савелли и Колонна. Позже этот эпизод и другие главные моменты пребывания Карла VIII в Ватикане Пинтуриккьо изобразит на фресках апартаментов замка Сант-Анджело как славные события, свидетельствующие о превосходстве папы Борджиа над величайшим королем христианского мира.

Едва французы уехали, как в Риме начинают раздаваться оскорбительные песни в адрес Карла VIII. В них превозносятся достоинства молодого Ферранте, только что начавшего управлять королевством Неаполитанским. «Да здравствует Феррандино, цветок добродетели, а у короля Франции — раздвоенное копыто дьявола! Смерть ему!» Александр не запрещает куплеты, так приятно пахнущие местью. Он поздравляет управляющего замка Сант-Анджело Хуана ди Кастро за стойкость, проявленную перед лицом врага, и обещает ему кардинальскую красную мантию, которую тот действительно получит через год. Он готовит свою месть. А первый акт сыграет его сын, кардинал Чезаре.

29 января королевская свита приезжает в Веллетри. Вместе с королем Чезаре размещается во дворце епископа. От самого Рима его сопровождают 19 вьючных животных в богатой упряжи с поклажей. Он открыл сундуки двух мулов, чтобы показать французам дорогую одежду и серебряную и золотую посуду. Но оказалось, что именно эти мулы весьма некстати заблудились по дороге. Все утро 30 января тщетно искали кардинала. Переодевшись в конюха, ночью он ускользнул с помощью одного из своих родственников из Веллетри. Когда Карл узнал о бегстве легата, то приказал открыть сундуки на оставшихся мулах — в них оказались камни. Вскоре выяснилось, что Чезаре приютил в Риме аудитор Роты Антонио Флорес, а затем тот собирается укрыться в Сполето. Когда Карл узнает эту новость, у него не возникает сомнений, что все было подготовлено заранее: «Канальи ломбардцы, — восклицает он, — а папа — самый главный!» Он направляет двух герольдов к папе в Рим с жалобой на поведение кардинала Валенсийского, поручает кардиналу де Сен-Дени потребовать возвращения беглеца. Папа изображает крайнее удивление: 31 января он направляет к королю своего секретаря, епископа Непи, с извинениями. В то же самое время римляне умоляют государя не наказывать Рим из-за бегства кардинала. Дядя короля Филипп де Бресс требует назначить нового легата, но невозмутимый Александр отказывает ему. «Он знал, — замечает флорентийский историк Гишарден, — что французы безропотно принимают свершившиеся факты».

И действительно, король, вместо того чтобы вернуться и наказать Борджиа, продолжает свой путь в Неаполь. Объятые страхом, ему сдаются приграничные крепости. 18 февраля он вступает в Капуа. По Риму ползут слухи — и Буркард записывает их в своем дневнике, — что ночью королевский штандарт с надписью Missus a Deo («Я посланник Божий») оказался водруженным на сундук, и раздался страшный голос, напоминавший, что король должен отвоевать Святые места и могилу Христа. Александр узнает сразу о двух событиях: об этом так называемом божественном послании и, что гораздо важнее для него, о серьезной болезни принца Джемаля.

Король вступает в Капуа, рядом с ним скачет брат султана, но он едва держится в седле: его мучают сильнейшие боли в голове и горле. Через несколько дней начинает болеть грудь. Принца приходится нести на носилках сперва в Аверсу, а потом в Неаполь, куда король вступает 22 февраля. Врачи короля бессильны перед этой таинственной болезнью. 25 февраля тридцатипятилетний Джемаль умирает, скорее всего, от пневмонии, возникшей как последствие бронхита.

Как это часто бывает, если внезапно умирает какой-нибудь принц, сразу же возникают разговоры о яде. По мнению церемониймейстера Буркарда, Джемаль «проглотил продукт или напиток, к которому его желудок оказался не приспособлен, не привык». В этих словах сдержанно высказывается предположение об отравлении. Венецианский историограф Марио Санудо уверяет, что на трупе имелись явные признаки, указывающие, что смерть была вызвана ядом. Вслед за слухами он повторяет, что «папа выдал королю уже отравленного принца», но тут же добавляет, что речь идет здесь об «обвинении, на которое не стоит полагаться, так как прежде всего это повредило бы самому папе». Конечно, эта смерть для Александра VI была не выгодна: он терял таким образом 40 000 дукатов ежегодного содержания, выплачиваемого Баязидом II за своего брата. Но враги Александра VI весьма своевременно вспоминают, что в письмах к папе, захваченных осенью 1494 года, султан предложил ему 300 000 дукатов за устранение Джемаля. Никаких следов, свидетельствующих о передаче этих денег, нет, но смущает тот факт, что позже Александр попытается потребовать уплаты за выдачу трупа Баязиду. Сами турки верили в отравление: летописец Сиадеддин предположил, что цирюльник внес яд папы через бритву.