— Нет, мой милый, так не пойдет! Я же потеряю свои сто тысяч франков!
Читатель, вероятно, узнал нашего друга Паласье. Железные руки Кастора заставили Губерта выпустить нож, и он опрокинулся на спину. В это время Вильбруа, почувствовав свободу, тотчас вскочил на ноги и по самую рукоятку вонзил нож в грудь Губерта де Ружетера.
— Гарри, не забудь обещания! — прохрипел, заливаясь кровью, раненый.
— Не жалейте этого убийцу, господин Вильбруа! — закричал Паласье, упираясь коленом в грудь виконта.
— Негодяй! — взревел Вильбруа. — Всей твоей крови недостаточно, чтобы заплатить за то зло, которое ты мне причинил!
Но при виде умирающего Губерта американца охватила жалость.
— Он испускает дух, — проговорил он. — Дадим ему время обратиться к милосердию Божьему.
— Полно! — возмутился Кастор. — Он воспользуется им, чтобы совершить очередное преступление. Только когда животное умирает, его яд перестает быть опасным.
— Нет-нет, — покачал головой Вильбруа, — я не могу добивать врага, не способного защищаться. Я думаю о ней… Нужно отыскать ее живой или мертвой.
И он бросился в дом. Но едва американец переступил порог, как увидел перед собой смуглого человека со зловещим взглядом. Это был доктор Гарри. В руках он держал фонарь, слабо освещавший все вокруг.
— Зачем вы пришли в этот дом? — спросил Гарри.
— Где она? Кем бы вы ни были, вы можете мне сказать, где она? — спросил Вильбруа с тревогой в голосе.
— Женщина, которая только что была в этом доме, исчезла, — ответил доктор.
— Исчезла! Как? Ты лжешь! Ты сообщник того негодяя, но ты заговоришь. Я хочу, чтобы ты сказал, слышишь? — взревел господин Вильбруа, сжимая в руке рукоятку обагренного кровью ножа.
— Пойдемте со мной, — произнес доктор, не теряя хладнокровия.
И Гарри с фонарем в руках направился в комнату, что располагалась наверху. Окно было раскрыто настежь… Пленница бежала.
— Это ложь! — вскрикнул Вильбруа. — Ты жизнью за нее ответишь!
И он занес нож над головой Гарри. Но в ту же минуту из-за спины американца раздался повелительный голос:
— By the queen and law![15] Никто не должен покидать этого дома!
Это была лондонская полиция, явившаяся на звуки выстрелов. Американец опустил руку, Гарри едва держался на ногах. Вильбруа был не из тех, кто отступает перед препятствиями, но Гарри придерживался другого мнения, когда дело касалось вмешательства полиции. Доктор бешено озирался вокруг, желая найти возможность ускользнуть.
— Погодите-ка, — обратился к Гарри господин Вильбруа, разгадав его план. — Так как ваш сообщник не в состоянии говорить, за него ответите вы.
Американец довел сопротивлявшегося Гарри до двери, у которой стояли полицейские с зажженными факелами. Кто-то уже склонился над бездыханным телом Ружетера. Паласье, которого также схватили, стоял между двумя полицейскими, крепко державшими его за руки.
— Кто вы и что вы тут делаете? — поинтересовался господин Вильбруа у человека, стоящего на коленях возле трупа Губерта. — Я полагаю…
— Господин Вильбруа! — раздался в ответ знакомый голос.
Доктор Бонантейль протянул американцу руку.
— Доктор, вы здесь! — вскрикнул Вильбруа, узнав Бонантейля.
— Что меня удивляет больше всего, так это то, что я здесь. Но не в этом дело… А каким образом вы тут очутились?
— Разве вы не знаете?
— Нет.
— Я пришел сюда, чтобы увидеть Нану Солейль!
— Нану Солейль! — вскрикнул сопровождавший полицейских граф Керу. — Как? Эта женщина…
— Эта женщина была похищена дерзким негодяем! Я его убил, — прибавил Вильбруа, — но его сообщник не скроется от нас!
— Сообщник? — удивился доктор Бонантейль.
— Да, он причастен к похищению или исчезновению Наны Солейль.
— Как? Она не здесь?
— Она была здесь, но теперь ее нет.
— Дело осложняется! — воскликнул доктор. — Господин Керу, вы ведь говорите по-английски? Объясните сыщикам это новое обстоятельство, а мне нужно побеседовать с господином Вильбруа.
Бонантейль с американцем отошли в сторону.
— Расскажите в двух словах, что тут произошло? — попросил доктор.
— Сейчас вы все узнаете. Паласье, сбежавший из здания суда, явился ко мне и сообщил, что Нана Солейль отправилась в Англию под охраной ее похитителя — господина Ружетера.
— И вы поехали за ними в Лондон?
— Разумеется. Паласье удалось напасть на их след, и он привел меня сюда…
— Очень хорошо. Только вы заблуждаетесь…
— В чем?
— Женщина, похищенная господином Ружетером, вовсе не Нана Солейль.
— Как! Невозможно!
— Это графиня Керу, которую считали умершей, но она жива…
— Господа! — окликнул их граф Керу. — Нельзя терять время. Этот врач-иностранец дал полиции все необходимые сведения. Моя бедная Элен не могла уйти далеко из-за слабости.
— Граф, позвольте задать вам несколько вопросов, — произнес взволнованный Кастор Паласье.
— Выслушайте его, господин Керу, — воскликнул Вильбруа. — Я ручаюсь за него головой и клянусь, что без него мы никогда бы не нашли этого негодяя.
— По правде сказать, мы добрались сюда по вашим следам… — произнес граф.
— А я следовал за Паласье.
— Но он убийца! — вскрикнул господин Керу. — Он убил Нану Солейль!
В глазах Вильбруа блеснул огонь.
— Ты убил Нану Солейль? Это правда? Отвечай, негодяй! — взревел американец, бросаясь на Кастора с кулаками.
Господина Вильбруа вынужден был остановить Сильвен, который, как помнит читатель, никогда не покидал графа Керу. Паласье не шелохнулся и спокойным взглядом окинул всех присутствующих.
— Извините меня, господа, — сказал он. — Мое мнение, мнение Кастора Паласье, таково: вы напрасно теряете драгоценное время на пустую болтовню. Я слышал, что дама исчезла. Следовательно, если это была Нана Солейль, то я не мог ее убить; если же это окажется графиня Керу, то, значит, и ее я не убивал. Сейчас мы должны заняться более срочными делами. Я могу снабдить вас полезными сведениями, если нужно.
— Он прав, — согласился граф Керу. — Нужно просто запереть его в доме и охранять… Но Губерт, этот презренный! Он лучше всех мог бы объяснить нам тайну…
— Послушайте меня, дядюшка, — сказал Губерт, с трудом приподнимаясь на руках. — Послушайте меня, я чувствую, что мне осталось всего несколько минут… Но перед смертью я хочу, я обязан признаться во всем. Женщина, которую я привез сюда, была не Наной Солейль. Это была ее сестра, графиня Элен Керу.
— Значит, это правда! Негодяй! — вскрикнул граф Керу. — Я не знаю, на что я теперь способен…
— Постойте, умирающие принадлежат Богу и докторам, — прервал его Бонантейль. — Господин Вильбруа, помогите мне перенести его в дом. А вы, граф, — обратился он к господину Керу, — постарайтесь вместе с Сильвеном отыскать несчастную, которая подвергается серьезной опасности.
— Пойдемте, Сильвен! — бросил крестьянину граф и побежал вперед в сопровождении нескольких полицейских с факелами.
Арестованный Паласье, увидев горящие факелы, прокричал вслед:
— Потушите огни, иначе беглянка испугается! Она спрячется, и вы не сможете ее отыскать.
Среди всеобщей паники лишь Паласье не терял присутствия духа.
— Hold your tongue and go on![16] — приказал один из полицейских, грубо подтолкнув его к дому.
Губерт де Ружетер, весь окровавленный, лежал на полу, в гостиной. Возле него стояли доктор Бонантейль и господин Вильбруа. Паласье под присмотром двух полицейских наблюдал за происходящим.
— Господин Ружетер, — начал доктор, — что бы вы ни совершили, вы должны рассказать нам всю правду, если, конечно, у вас хватит мужества. Приближается час, когда вы предстанете перед судом Божьим. Послушайте меня, облегчите свою совесть чистосердечным признанием. От этого зависит спокойствие ваших последних минут.
Ружетер вздрогнул. На его лице отразилась вся внутренняя злоба и ненависть, но он совладал с собой.