XVIII

В ту минуту, когда Лантюр входил в больничную палату, состояние Давида резко ухудшилось. У него начался кризис, которого так опасался Сильвен.

— Ему конец! — воскликнул молодой человек.

Старый матрос прослезился. Музыкант — так он всегда называл Давида — ему никогда не нравился, но с тех пор, как открылось тайное подземелье, мнение Лантюра поменялось. По дороге в Рамбуйе Лантюр размышлял, что с ним бывало довольно редко. Понятное дело, он не мог воссоздать в голове полной картины случившегося, но внутренний голос подсказывал ему, что Давид не виновен. «Он, вероятно, мог убить ее в порыве отчаяния, — думал Лантюр, — но никогда не ввязался бы в заговор преступной шайки… Я слишком поторопился с обвинениями», — говорил себе старый матрос, вспоминая, какое деятельное участие он принимал в аресте Давида.

Теперь, зная, что несчастный юноша при смерти, Лантюр жестоко раскаялся. Фельдшер жестом показал Сильвену, что его присутствие и присутствие матроса может плохо отразиться на состоянии больного. Не заставляя просить себя дважды, они оба вышли в соседнюю комнату, оставив Давида на попечении фельдшера и сестер милосердия.

Сильвен вынес на руках и Аврилетту, которая все еще пребывала в состоянии летаргического сна. Матрос прислушивался к каждому слову, долетавшему через приоткрытую дверь. Так прошел час. Каждый раз, когда из палаты больного выходили сестры милосердия, Лантюр заглядывал внутрь. Ему, однако, так и не удалось ничего рассмотреть, потому что шторы там были опущены и стояла кромешная тьма. Но вдруг у постели Давида раздался громкий шепот, затем — облегченный вздох и несколько слов, произнесенных вполголоса. Эта была решительная минута.

У Сильвена от волнения подкашивались ноги. Он посадил Аврилетту в кресло и взглянул на Лантюра — руки их встретились в крепком пожатии. Дверь отворилась, и в комнату вошел фельдшер. Показав жестом, что не стоит говорить громко, он прошептал:

— Спасен! Теперь я могу ручаться за его жизнь.

— Слава богу! — вскрикнул матрос. — Господь позволяет тебе, Лантюр, загладить свою вину!

В это время за окном послышался топот копыт. Начинало светать, и Сильвен смог разглядеть, кто приехал.

— Граф Керу! — воскликнул он.

Действительно, это был граф, страшно взволнованный, с обнаженной головой и окровавленными волосами. Прежде чем Сильвен и Лантюр успели опомниться, господин Керу соскочил с лошади и поднялся в комнату Давида. Услышав приближающиеся шаги своего господина, Лантюр выбежал ему навстречу.

— Вы ранены? — ахнул он, увидев кровь на голове графа.

— Простая царапина. Об этом после поговорим. Сначала о важном. Мне нужно поговорить с вами, — сказал граф, обращаясь к Сильвену.

— Но как же кровь? — не унимался Лантюр.

— Оставь это! — вскрикнул граф. — А вы, Сильвен, потрудитесь проследовать за мной. Мне нужно переговорить с вами наедине.

Старый моряк замолчал, а юноша, поручив Аврилетту одной из сестер милосердия, вышел за графом. Через несколько минут они уже были в одной гостинице неподалеку от здания суда. Господин Керу, не проронивший до сих пор ни слова, наконец произнес:

— Теперь, когда нас никто не слушает, я могу поговорить с вами откровенно, ничего не скрывая. Прежде всего я должен признать, что был виноват перед вами, когда усомнился в искренности и правдивости ваших слов. Теперь я располагаю доказательствами, свидетельствующими о том, что Давида обвинили несправедливо. Преступника следует искать другим путем, а не тем, который мы избрали. Только вы теперь можете мне помочь, поэтому я сразу же поскакал к вам. Я счастлив, — прибавил граф, — что Провидение сохранило мне жизнь и тем самым позволило исправить ошибку.

— Что вы хотите сказать, господин Керу? Неужели вы подверглись опасности? Почему ваше лицо в крови?

— Эта кровь пролита рукой подлого убийцы.

— Убийцы? Боже мой! Еще одно преступление! Кто же это?

— Ему удалось скрыться. Час назад, когда я, проезжая по дороге из Трамбле в Рамбуйе, миновал перекресток Трех дубов, раздался выстрел: пуля задела голову.

— И вы не видели, кто стрелял?

— Я видел только дымок в кустах, где скрылся убийца. Моя лошадь понесла, и некоторое время я не мог остановить ее. Может быть, это обстоятельство и спасло мне жизнь, потому что злодей не смог выстрелить еще раз.

На лице Сильвена отразились удивление и испуг. Граф продолжал:

— Сначала я подумал, что это сделал тот же человек, который убил Элен.

— И вы не ошибаетесь, граф, так и следует заявить властям.

— Да, но прежде вы должны узнать, что произошло сегодня ночью в замке Трамбле. С помощью Лантюра я нашел подземелье, имевшее выход в павильон, где было совершено убийство.

— Наконец-то! — воскликнул Сильвен с торжествующей улыбкой. — Вы видите, граф, что имели дело не со лгуном и фантазером, когда я говорил вам…

— Более того, я убедился в том, что подземелье проходит через лес. К несчастью, подземный ход обвалился в одном месте, и каменные глыбы не позволяют пройти дальше.

— Теперь я все понимаю. Этот пожар в лесу устроили злоумышленники. Я не забыл о том взрыве… Это их рук дело: они хотели уничтожить подземелье.

— Все указывает на это.

— Значит, то, что видела Аврилетта, вовсе не было галлюцинацией?

— Нет, все это происходило наяву. Остается найти объяснение этой женщине в белом, которая не имела никакого отношения к убийству в Трамбле. Как бы ни разрешилась эта загадка, мы теперь точно знаем, что мошенники — вероятно, их было трое — через подземный ход пробрались в павильон и убили графиню. Я поклялся отомстить за смерть той, которой обещал посвятить жизнь, и сдержу свое слово. Довольно слабости и отчаяния! Я принимаюсь за дело и обращаюсь к вам с просьбой оказать мне содействие.

— И правильно делаете, граф. Я тоже хочу отомстить за бедного Давида, едва не отдавшего Богу душу, и Аврилетту, лишившуюся рассудка. Я весь в вашем распоряжении, граф. Клянусь, что не отступлю, пока виновные не получат по заслугам.

— Благодарю вас за поддержку, — произнес господин Керу. — Рад, что не ошибся в вас. Но это еще не все… Сегодня утром, за несколько минут до покушения, жертвой которого я едва не стал, в замке меня посетила довольно странная личность. Этот человек хотел выведать у меня сведения о местопребывании моего племянника Губерта де Ружетера. Я предполагаю, что покушение имеет прямую связь с этим посещением.

— Посетитель назвал свое имя?

— Да. Более того, он оставил свою карточку, на которой написано: «Паласье, поверенный по делам». Но кто может поручиться за то, что это его настоящее имя?

— Зачем ему понадобился адрес господина Губерта де Ружетера?

— Этот странный господин заявил мне, что двадцать второго апреля Губерт похитил его дочь! Я сказал, что этого не может быть, потому что Губерт двадцать третьего апреля, то есть на следующий день после предполагаемого похищения, был в замке. Я также заметил, что никакой ошибки здесь быть не может, потому что в тот злосчастный день произошло страшное убийство. После этих слов он смутился и стал настаивать на том, чтобы я сообщил ему подробности. Я согласился, но едва я успел передать ему все, что касается этого дела, как он раскланялся и убежал.

— Вот это действительно странно, — пробормотал Сильвен. — Вы говорили с ним наедине?

— Да, Лантюр ухал в Рамбуйе по моему приказанию.

— В таком случае этот незнакомец мог запросто лишить вас жизни еще в замке, а затем бежать, не навлекая на себя никаких подозрений.

— Согласен. Но, может, он боялся наделать шуму и предпочел подкараулить меня на дороге.

— Все это очень странно и запутанно.

— Наше дело раскрыть эту тайну. Прежде всего нужно выйти на след таинственного посетителя. Согласны ли вы помочь мне?

— Даже если придется рисковать жизнью, — ответил Сильвен, уверенность которого свидетельствовала о его твердой решимости.

— Благодарю вас, — сказал граф, пожимая Сильвену руку. — Как только я встречусь со следователем, я обязательно расскажу ему о нашем открытии. Если он сочтет нужным продолжить поиски и приостановить дело, то у нас появится время во всем разобраться.