А сколько здесь погибло наших воинов из передовых подразделений, которые первыми овладели станциями и подземными сооружениями метро! Они должны были разоружить немецких солдат, в случае оказания сопротивления — уничтожить, а также разминировать и снять имевшиеся здесь фугасы. Располагая подробным планом Берлина и схемой метро, подразделения могли без потерь продвигаться под землей в интересующие их районы. Очевидно, это и послужило основной причиной вандализма немецкого командования. Естественно, наши подразделения погибли вместе с немецкими мирными жителями.
Это дикое, особо жестокое преступление вызвало возмущение воинов нашей дивизии, да и вообще всех солдат и офицеров. Поэтому уничтожение озверевшего противника проходило с еще большим ожесточением.
Все улицы простреливались в буквальном смысле не только вдоль и поперек, но и сверху вниз и снизу (из подвалов и цоколей) вверх, поэтому при штурме очередного здания нередко приходилось взрывом пробивать соседние стены, после чего в эти проемы устремлялись штурмовые группы. Минометчики и огнеметчики шли вместе с ними. Удавалось протащить даже 57– или 76-миллиметровые полковые орудия. Главное в нашем деле было овладеть первым этажом. Это залог успеха. Первый этаж позволял действовать и вниз, и вверх, общаться с соседними зданиями, с улицей. Захватив первый этаж, воины огнеметами и гранатами выкуривали тех, кто не сдавался.
Утром 27 апреля дивизия передовыми подразделениями форсировала Ландвер-канал, а к середине дня уже перебросила основные силы на другую его сторону и овладела перекрестком знаменитой Вильгельмштрассе и соседней улицы. Разгорелись бои за центральные [396] здания на перекрестке и этих улицах. У противника действовали отборные части. Их хорошо поддерживали артиллерия и минометы из районов Тиргартен-парка и скверов западнее рейхстага.
Ситуация ничем не отличалась от Сталинграда. Во многих местах что-то горело, а кое-где просто полыхало. Что может гореть в уже разрушенном и фактически сгоревшем городе? Нет, все-таки горело, и над развалинами огромного с сохранившимися остатками старинной и ультрасовременной архитектуры города висели облака дыма и пыли. Снаряды и мины рвались беспрерывно, время от времени мощные взрывы вздыбливали землю, здания, развалины. Мы знали, что это фугасы или специальные заряды. А на пулеметные и автоматные очереди вообще уже не обращали внимания, как и на разрывы гранат или отдельные выстрелы. Во рту пересохло, на зубах хрустит песок. Глаза от бессонных ночей покраснели, в ушах постоянно гудит, их периодически закладывает, как на самолете при взлете и посадке. Лица у всех грязные, руки кровоточат от ссадин. В общем, это не прогулка по Арбату, а самое настоящее добивание зверя в его логове. Любой раненый зверь, а тем более такой, как гитлеровские фашисты, идет на все, чтобы выжить. Поэтому бои на берлинских улицах отличались особой ожесточенностью. Наиболее зловещий характер приобретали уличные бои ночью, когда мы или немцы пытались под прикрытием тьмы совершить какой-либо маневр.
Замысел сразу вскрывался, и тут же завязывались рукопашные схватки.
Сейчас, вспоминая те бесконечно долгие и тяжелые дни и часы, поражаешься многому из того, что пришлось тогда пережить. Но особенно двум обстоятельствам.
Первое — откуда у человека берется такая сила? Что еще, живое, может выдержать такое напряжение? Ведь с 16 по 27 апреля мы были, не сомкнув глаз, постоянно [397] в боях. Причем их накал возрастал изо дня в день. И вместе с этим у нас откуда-то брались все новые и новые силы. Конечно же главным был морально-психологический фактор, та сила духа, которая всегда отмечала русского и советского солдата. Именно эта сила духа стимулировала каждого из нас, поддерживала, подсказывала, что эти дни решают все, за ними грядет возмездие за многолетние страдания нашего народа и Отечества, за гибель десятков миллионов невинных советских людей, за угнетение и издевательства над угнанными в рабство, за кошмар, пережитый узниками концлагерей. Нет, солдат не может себе позволить расслабиться в такое ответственное, поистине историческое время.
А второй момент — это общая обстановка в этом огромном городе. На первый взгляд, можно было подумать, что все идет кувырком. Кругом полнейшая неразбериха, хаос, кавардак. Но таким было лишь внешнее впечатление. Фактически же все шло по плану, все подразделения, части и соединения имели четкие, ясные задачи, действовали строго в рамках своих границ, хорошо управлялись. Они умело взаимодействовали между собой и в целом все вместе внесли свой вклад в приближение Дня Победы.
Конечно, вести бой в любом населенном пункте вообще было особо сложной и трудной задачей, а в громадном же городе с массивными, многоэтажными зданиями, сильно развитыми коммуникациями, в том числе наличием метро, системой каналов в городе, занимающем гигантскую площадь, — эта задача усложнялась во сто крат. От солдат до офицеров требовалось, помимо высокого духа, храбрости и мужества, еще и высокое мастерство ведения боя, быстро и безошибочно ориентироваться в руинах города. А от полководцев требовалось высокое военное искусство. Они должны умело руководить армиями, которые были [398] введены в город, и постоянно поддерживать четкое взаимодействие между соединениями и родами войск. Когда бои в городе достигли своего апогея, командир 35-й гвардейской стрелковой дивизии получает боевое распоряжение:
1. 4-й гвардейский стрелковый корпус в течение ночи на 29 апреля 1945 года готовится к общему штурму центральной части Берлина. С утра 29 апреля быть в готовности овладеть центральными учреждениями Германии и выйти к реке Шпрее в районе университета и рейхстага.
2. Справа наступает 79-й стрелковый корпус 5-й ударной армии. Слева — 29-й гвардейский стрелковый корпус 8-й гвардейской армии.
3. 35-й гвардейской стрелковой дивизии с 35-й и 65-й танковыми бригадами быть в готовности наступать вдоль Сарландштрассе, Герман Герингштрассе и овладеть правительственными и административными зданиями: министерством иностранных дел, гестапо, дворцом канцлера империи, национальной галереей, бывшим посольством Великобритании, бывшим посольством Франции, рейхстагом, а затем выйти к реке Шпрее у рейхстага.
4. Командиру 35-й гвардейской стрелковой дивизии тесно увязать действие с командиром правофланговой дивизии 29-го гвардейского стрелкового корпуса.
Далее шли пункты, не имеющие отношения к нашей дивизии.
5. О готовности к штурму доложить в 9.00 29 апреля 1945 года.
Распоряжение Героя Советского Союза генерала В. А. Глазунова фактически отражало стремление и горячее желание всех командиров и командующих того времени. Всем хотелось как можно скорее овладеть рейхстагом. Всем хотелось водрузить над ним Знамя Победы. И везде в частях, которые были в Берлине, такие знамена готовились. В одном случае это делалось официально — распоряжениями соответствующих командиров. В другом случае — стихийно, инициативой солдат и офицеров.
Если сопоставить планы штурма Берлина и выполнение поставленных задач, то для 35-й гвардейской стрелковой дивизии все это было реально. Форсировав 27 апреля Ландвер-канал в установленном районе, дивизия развила наступление на северо-запад по Сарланд-штрассе и овладела центральным в столице — Ангальским — вокзалом и рядом правительственных зданий. Дивизия была готова наступать вдоль Герман Геринг-штрассе, которая вначале выводит к Бранденбургским воротам, а затем — к рейхстагу. Но уже 29 апреля особо активных действий с нашей стороны и продвижения войск не было. Наоборот, были даны жесткие ограничения в связи с тем, что внутреннее кольцо окружения с эпицентром в районе рейхстага было до того сужено, что стрелять и тем более продвигаться войскам без разрешения и команды сверху было нельзя, во избежание поражения своими войсками друг друга.