— Держу пари, мисс Хадсон могла бы делать чудеса…

«Мы научим вас красиво ходить и красиво говорить».

Блэкшир подошел к столику секретарши, и «пассажирки» прекратили болтовню. Еще один поезд прошел без остановки.

— Мисс Хадсон назначила мне встречу. Моя фамилия Блэкшир.

Ресницы секретарши опустились, словно под тяжестью макияжа.

— Мисс Хадсон сейчас на разговорном уроке, мистер Блэкшир. Не угодно ли подождать?

— Хорошо.

— Присядьте сюда, пожалуйста.

И секретарша прошла красивой походкой через всю комнату и исчезла за дверью с филенками из матового стекла и табличкой «Вход воспрещен». Через минуту оттуда вышла коротенькая женщина с волосами цвета японской хурмы и соответственно накрашенным ртом. Она не раскачивала бедра при ходьбе. Шагала быстро, откинув плечи назад и вытянув вперед голову со слегка вызывающим видом, будто шла навстречу сильному ветру или сердитому клиенту.

— Я Лидия Хадсон. — Голос звучал неожиданно мягко и приятно, с легким новоанглийским акцентом. — Извините, что заставила вас ждать, мистер Блэкшир.

— Вы не заставили меня ждать.

— Я была изрядно удивлена вашим телефонным звонком. Вы говорили так загадочно.

— Я бы сказал — озадаченно.

— Очень хорошо. — Она улыбнулась профессиональной улыбкой, не затронувшей ее глаз. — Надеюсь, вы не из полиции, мистер Блэкшир?

— Нет.

— Может, вы нотариус и разыскиваете эту Меррик как затерявшуюся наследницу? Вот было бы забавно.

— Да, действительно.

— Но это не тот случай?

— Нет.

— Такого не бывает. — Мисс Хадсон глянула на двух натурщиц, которые держались благородно и делали вид, что не слушают. — Насчет вас никто не звонил, девушки. Мне очень жаль.

Одна из натурщиц поставила на ковер свою коробку из-под шляпки и подошла поближе:

— Но, мисс Хадсон, вы сами велели прийти к двум, и вот мы…

— Терпение, Стелла. Выдержка и терпение. Один миг несдержанности может так же повредить вашему цвету лица, как два эклера.

— Но…

— Не забывайте, Стелла, что вы теперь наша выпускница. И вам непозволительно вести себя как новенькой, — и, обратившись к Блэкширу, мягко добавила: — Пойдемте в мой кабинет. Здесь, при этих глупышках, разговаривать невозможно.

Кабинет мисс Хадсон был искусно оснащен для заманивания новых учениц. По обе стороны стола, за которым она сидела, стояли лампы с розовым абажуром, выгодно оттенявшие цвет ее лица и создававшие впечатление, что волосы у нее почти естественного цвета. Другая часть комнаты, предназначенная для будущих клиенток, освещалась мертвенно-бледным мерцанием висевших у потолка ламп дневного света, а по обеим боковым стенам стояли зеркала от пола до потолка.

— Это мой кабинет для консультаций, — сказала мисс Хадсон. — Я никогда не критикую недостатки девушек сама. Просто прошу их посмотреть в зеркало и сказать, что в них кажется им не так. Это способствует установлению доверительных отношений и помогает в работе. Прошу вас, садитесь, мистер Блэкшир.

— Спасибо. А чем это помогает в работе?

— Я часто обнаруживаю, что девушки более строги в своих данных, чем я. Они ожидают от себя большего, понимаете?

— Не совсем.

— Ну, иногда приходит очень хорошенькая девушка, и я не вижу, что у нее не так. А она видит, потому что сравнивает себя, возможно, с Авой Гарднер или еще какой-нибудь кинозвездой. И соглашается пройти курс. — Мисс Хадсон сухо улыбнулась. — Результаты мы гарантируем, разумеется. Сигарету?

— Нет, спасибо.

— Ну вот, теперь вы знаете о моем бизнесе не меньше моего. Вернее, — добавила она, метнув на посетителя проницательный взгляд, — столько, сколько вам требуется.

— Это очень интересно.

— Иногда меня мутит от всего этого, но жить как-то надо, у меня трое детей. Младшей дочери четырнадцать. Вот дам ей закончить колледж или выдам замуж за какого-нибудь надежного парня и брошу это занятие. Буду расхаживать по дому весь день в халате и шлепанцах и за всю оставшуюся жизнь ни разу не открою баночку с кремом для лица. Каждое утро буду смотреться в зеркало и хихикать, увидев новую морщинку или седой волос. — Она остановилась, чтобы перевести дух. — Не обращайте на меня внимания. Я все шучу. Или мне так кажется. Но, как бы там ни было, вы пришли сюда не затем, чтобы слушать мою болтовню. Что вы хотите узнать об Эвелин Меррик?

— Все, что вы можете рассказать мне.

— Это немного. Я видела ее только однажды, неделю назад. Она прочла мое объявление в газете «Ньюз», в котором я предлагала короткие разовые консультации, и пришла, села в то самое кресло, в котором вы теперь сидите. Худенькая, бедно одетая брюнетка, размалеванная, как проститутка. С профессиональной точки зрения, такое просто немыслимо. Короткая мальчишеская итальянская стрижка. Такая прическа только кажется небрежной, но на самом деле требует умелого ухода. А уж ее одежда… — Мисс Хадсон внезапно остановилась. — Надеюсь, она не ваша подружка?

— Я никогда ее не видел.

— Тогда зачем вы ее разыскиваете?

— Давайте придерживаться версии о затерявшейся наследнице, — сказал Блэкшир. — Она начинает мне нравиться.

— Мне она всегда нравилась.

— И вы дали ей консультацию?

— Я поступила с ней, как и с остальными: постаралась успокоить, называла по имени и тому подобное. Потом попросила встать, пройтись, посмотреться в зеркало и сказать мне, какой недостаток она хочет исправить. Обычно девушки в этот момент смущаются, хихикают. С ней этого не было. Она повела себя… ну, скажем, странно.

— В чем это выражалось?

— Она просто стояла перед зеркалом, не говоря ни слова. Словно зачарованная самой собой. Так что смутилась-то я…

— Пройдитесь немного, Эвелин.

Девица не шелохнулась.

— Вы довольны своей осанкой? Цветом лица? А как насчет макияжа?

Она не ответила.

— У нас принято давать будущим ученицам возможность самим себя оценивать. Мы не можем устранять недостатки, которые ученица не признает. Так скажите, вы вполне довольны вашей фигурой? Честно посмотрите на себя спереди и сзади.

Эвелин заморгала и отвернулась.

— Зеркало искажает, и освещение плохое.

— Вовсе не плохое, — возразила задетая мисс Хадсон. — И зеркало, и освещение показывают все, как оно есть. Мы должны отметить те или иные недостатки, прежде чем исправлять их.

— Как вы сочтете нужным, мисс Хадсон.

— Именно так, как я сказала… Сколько вам лет, Эвелин?

— Двадцать один год.

Видно, она считает меня дурой, подумала мисс Хадсон.

— Так вы хотите стать натурщицей?

— Да.

— Какого рода?

— Хочу позировать художникам. Живописцам.

— Сейчас невелик спрос на такого рода…

— У меня хорошие груди, и я не боюсь простуды.

— Дорогая моя девочка, — сказала мисс Хадсон, не скрывая иронии. — А что еще вы можете делать, кроме того, что вы не простужаетесь?

— Вы потешаетесь надо мной. Просто не понимаете.

— Чего не понимаю?

— Я хочу обессмертить себя.

Мисс Хадсон от изумления лишилась дара речи.

— И не знаю другого способа добиться этого, — продолжала девушка. — Когда я увидела ваше объявление, то подумала: пусть кто-нибудь напишет меня, какой-нибудь по-настоящему великий художник. Так что, сами понимаете, в моем желании есть смысл, если вдуматься.

Мисс Хадсон не пожелала вдумываться. Не было у нее времени хлопотать о чьем-то бессмертии: завтрашний день и без того пугал ее.

— Зачем такой молодой женщине, как вы, беспокоиться о смерти?

— У меня есть враг.

— У кого их нет?

— Я имею в виду настоящего врага, — вежливо сказала Эвелин. — Это женщина. Я видела ее. В моем хрустальном шарике.

Мисс Хадсон посмотрела на дешевенькое платье из искусственного шелка с пятнами под мышками.

— Так вы зарабатываете на жизнь, предсказывая судьбы?

— Нет.

— Чем же вы занимаетесь?

— На данный момент я без работы. Но если понадобятся деньги, я смогу добыть их. Достаточно, чтобы заплатить за ваш курс.