Голос этой трубы взмывал ввысь над всеми прочими звуками, и был он удивительной чистоты и силы — звонкий и теплый, хрустальный и сладкий, и был он громче львиного рыка, пропущенного через усилитель — даже не верится.

Когда ангелочки играли, мимо шел старый ангел-садовник, он остановился возле зарешеченного окна погреба послушать их замечательную музыку. Так и стоял, замерев, пока не смолкла последняя нота. И тогда он оглушительно захлопал и закричал «браво!»

Ох, лучше бы он этого не делал! Самый маленький и самый хорошенький ангелочек от неожиданности так испугался, что выронил свою медную трубу. Она покатилась по полу погреба, покатилась, покатилась…

— Моя труба! — воскликнул ангелочек и бросился за ней, но было слишком поздно. Прежде чем кто-либо успел ее схватить, труба исчезла между прутьями решетки в полу.

А под небесным погребом были облака. И труба падала, падала, падала сквозь облака. И упала прямиком на землю. В городской парк, где двое мальчишек пускали на пруду самодельные кораблики. Они пускали кораблики и слушали маленький транзистор, стоявший рядом в траве. Один из мальчишек видел, как падает труба. Он подумал, что это падает нос космической ракеты, потому что так всегда думают мальчишки, когда видят, как что-то падает с неба. И когда труба упала ему прямо под ноги, он нагнулся и поднял ее.

— Какая замечательная труба, — сказал мальчик и подул в нее. И как только он подул, раздался высокий и чистый звук — звонкий и теплый, хрустальный и сладкий — и неописуемо прекрасный.

И звучание трубы так поразило мальчика, что он доиграл всю песенку до конца, а потом заиграл новую, а потом еще и еще одну. И другие дети побросали свои игрушки и стали слушать мальчика. Некоторые из них сбегали домой и принесли — кто флейту, кто губную гармошку, кто барабан. И не успело еще кончиться утро, как у детей сложился чудесный оркестр, и играли они с таким вдохновением, что все прохожие останавливались и аплодировали им.

А ангелочек — самым младший и самый хорошенький, видевший, как его труба исчезла между прутьями решетки в полу, — что же делал он? Он был в совершеннейшем отчаянье, он порхал-порхал-порхал и не позволял себя утешить — о нет-нет! — он не нуждался в утешении, ни в чьем, ни в чьем! На своих крошечных крылышках он порхал и порхал по зеленым небесным садам, пока случайно не обнаружил отверстие в небесной изгороди. И он выбрался наружу, в ничейное пространство, и полетел вниз — к земле. Это было долгое путешествие, и ангелочек чувствовал себя потерянным и одиноким среди серых облаков, подобно парусам, равнодушно скользившим мимо. Ближе к земле нагнеталась непогода, и он, крепко зажмурившись, стал падать вниз, и так, не открывая глаз, он падал-падал-падал еще долго, и ветер, причиняя ему боль, раздраженно толкал его острыми локтями.

Когда он наконец открыл глаза, то увидел прямо под собой землю. Он увидел заснеженные вершины гор, полусонные серые реки, коричневые пашни. Он увидел дома, поезда, а потом — вдруг совсем близко — большой пассажирский самолет и страшно испугался. Люди в самолете тоже увидели его и испугались еще больше. Ангелочек понял, что ему достаточно острых ощущений, и быстро раскрыл свои крылышки, чтобы не врезаться в землю.

Посадка получилась мягкой, просто необычайно мягкой, ангелочек протер глаза, потому что ему показалось, что он куда-то едет. И он действительно ехал, ибо спланировал прямо на раскрашенную тележку с огромным лебедем, сделанным из белых гвоздик; лебедь плыл среди других цветочных фигур, участвовавших в конкурсе на празднике цветов, — и в этом ангелочку сильно повезло. Было мягко, и, кроме того, никто не находил это странным. Нормальное дело — ангелочек среди цветов, считали люди, глазевшие с тротуаров на процессию. «Ах! — восклицали они в восхищении, — какой хорошенький ангелочек… так похож на настоящего… вы не знаете, чей этот милый ребенок?.. как славно его нарядили ангелочком!.. вы только взгляните!.. Ах!»

Это была необычайно красивая процессия. Перед ним ехала Спящая Красавица из розочек, позади — дракон из георгинов. Но люди вдоль дороги толкались и шумели, и ангелочек в некоторой растерянности подумал: «Как же я сумею отыскать мою трубу среди всех этих нервных мужчин и женщин?»

Цветочная процессия остановилась перед жюри, и белый лебедь получил первую премию. Конечно, он был обязан этим ангелочку, и толпа разразилась ликующими криками. Все бросились к тележке, каждый норовил потрогать ангелочка, и он не на шутку перепугался. «Я не хочу, не хочу», — подумал он и, расправив крылышки, вспорхнул с тележки в распахнутое окно ближайшего дома.

В доме жила старая тетка, с виду не больно-то симпатичная. Она увидела, как что-то порхает по комнате, услышала шум крыльев и страшно разозлилась.

— Мис! — крикнула она в сторону кухни. — Мис, в комнату снова залетела чайка!

Из кухни прибежала служанка Мис и спросила:

— Где же она?

Ангелочек поспешно спрятался за телевизор и замер там, едва дыша от страха.

— Это была чайка, — проскрипела старая тетка. — Куда же она подевалась? А вот, ну-ка гони ее!

Ангелочек заметался по комнате, служанка гонялась за ним со шваброй, пока наконец ему не удалось вылететь в окно. Охваченный ужасом, он снова спрятался — теперь в кустах рододендрона — и просидел там тихо-тихо до самого вечера. И тогда, в сумерках, он осторожно стал перелетать из одного сада в другой, от одного куста жасмина к другому, от одной благоухающей изгороди из роз к другой, и прилетел в конце концов в тихий городской парк. Посреди парка стояла современная скульптура. Не сумев понять, что она изображает, ангелочек нашел в ней глубокую выемку и примостился там. Смертельно усталый и полный печали, сложил он свои измученные крылышки и уснул. Проснулся он рано утром от того, что двое прохожих обсуждали его, остановившись возле статуи.

— Какая интересная скульптура, — сказал один.

— Да, вот только ангелочек — это сущая безвкусица, — сказал второй.

Когда голоса удалились, ангелочек выбрался из своего убежища. Конечно, он был возмущен, что его назвали «сущей безвкусицей», однако долго обижаться он не умел, да и ласково светило солнышко, голубым и красным переливались клумбы, и воздух медленно наполнялся гудением тысяч пчел.

Какое чудесное утро! Он услышал звонкую трель проснувшейся птицы. Заискрилась на солнце вода из очнувшегося фонтана, зазвенели голоса птиц, и вдруг ангелочек уловил — да-да, он не ошибся! — скользящий поверх птичьих распевов высокий и чистый звук — звонкий и теплый, хрустальный и сладкий.

— Моя труба! — прошептал ангелочек. — Моя дорогая, моя любимая труба!

И, не мешкая ни секунды, он сорвался и полетел на этот звук.

Под раскидистым деревом он обнаружил мальчика, с самым серьезным видом дувшего в его трубу. Ангелочек пошел на снижение и уселся на ветке.

— Тс-с-с! — тихо сказал он.

Мальчик взглянул наверх.

— Привет!

— Видишь ли, — сказал ангелочек, — дело в том, что труба, в которую ты дуешь, принадлежит мне.

— Вот оно что! — разочарованно протянул мальчик. Естественно, он немножко удивился, увидев прямо над собой ангелочка, самого настоящего ангелочка, с самыми настоящими крылышками из самых настоящих перышек, но, с другой стороны, этот мальчик привык удивляться. Целые дни напролет он только и делал что удивлялся: его удивляло все, что он видел, все, что он нюхал, все, к чему он прикасался, поэтому это удивление было не больше и не меньше, чем все его прочие удивления.

— Значит, это твоя труба, — сказал он. — Я так и знал, что рано или поздно найдется владелец этой трубы и потребует ее назад. Я так и знал.