Но главный разговор у отца с Кононом получился из-за полушубка и катанок. Конон во что бы то ни стало хотел идти в Большой Ижат в своем новом полушубке и в катанках. Ему было зазорно являться в артель в шабуре и в сагырах. «Подумают, что у нас и надеть в тайгу нечего», — бурчал он. Но тятенька сразу же заявил ему, чтобы он об этом и не помышлял. А вдруг оттает али мокрый снег? Это с осени часто бывает. Тут твой полушубок сразу и размякнет. Мездра сделается как кисель. А при просушке совсем скоробится. Так что его придется разминать потом да растягивать. Даже отскабливать. Вот и подумай, что там станется с твоим новым полушубком. А шабур никакой мокротины не боится. И сушить его на стану легче. Да что там говорить. Шабур — он уж по дороге на стан немного на тебе подсыхает, особенно если начнет подмораживать али подует хороший ветерок.
Ну а о катанках в тайге и говорить не приходится. Попади в них нечаянно в талец, да если еще большой мороз да далеко от стана. Ну и погибель. Они насквозь промокнут, а потом обледенеют. И у костра их не просушишь. А в просторных сагырах тебе все нипочем. И в талец нечаянно попадешь — тоже не беда. Разложил хороший костер и в два счета просушил на нем и стельки, и портянки. Только стельки в сагыры надо класть из ковыля. Стельки из сена через день превратятся в труху. Вот и вся недолга.
А потом, сам подумай… Все пойдут туда, как полагается, в сагырах. Один ты вырядишься в полушубок да в катанки. Вряд ли тебе прибавится от этого цена в артели. Да и мне будет стыдно перед мужиками. И сам, скажут, не поехал, да еще сынка нам своего подсунул. Да еще вырядил его в тайгу как в гости… Посмотрят, посмотрят на тебя в полушубке и в катанках да и отправят домой. В артели с такими охотниками, знаешь, цацкаться не любят…
После того как отец обговорил все это с Кононом, он начал проверять все его снаряжение, весь его провиант, без чего настоящему охотнику нельзя отправляться в тайгу: две иголки с дратвой, несколько тонких сыромятных ремней, одна горсть кудели, запасные портянки и шерстяные рукавицы, свечка и все другое… Потом все это они стали укладывать в мешок. А это, оказывается, не такое простое дело — уложить и крупу, и сухари, и картошку, и ружейные припасы, и котелок, и соль, и чашку с ложкой, и все остальное. И так уложить в мешок, чтобы его удобно было взять на лямки за плечи. А если придется ехать верхом, то чтобы его можно было сразу приторочить за седлом.
К назначенному дню Конон был готов к выходу в Большой Ижат. Но в самый последний день артельщики решили отправиться туда верхами, так как погода сильно испортилась и повалил большой снег. Они попросили тятеньку проводить их туда и пригнать обратно коней. Так и сделали. В четверг, накануне казанской, когда все в деревне еще спали, они без шума, без гама, потихоньку выехали в Большой Ижат. День оказался снежным и мокрым. На другой день тоже все время шел снег. К вечеру мы ждали тятеньку домой, но он так и не приехал. На третий день утром к нам пришла Саетова Аграфена узнать, не привел ли тятенька из тайги их Игренька. И сильно всполошилась, что он еще не приехал. Тут они стали с мамой беспокоиться, как бы с ним в дороге чего не приключилось. Ехать одному тайгой по такой погоде, да еще с конями, совсем сумлительно. Не напоролся бы на медведя. Они хоть к казанской залегли в свои берлоги, а все-таки бывают такие бестолковые шалапуты, которые долго еще слоняются по тайге. Да злые, говорят, такие. Сразу лезут в драку. Напорись на такого, да еще с конями, далеко ли до беды…
Но напрасно Аграфена с мамой опасались за отца. На следующий день, уж к самому вечеру, я слышу — заскрипели ворота. Смотрю — а он вводит в ограду несколько оседланных лошадей. И саетовский Игренька, и крюковский Серко, и наш Гнедко, и остальные лошаденки. В общем, все обошлось. Дорога в Ижат была трудная. Все время шел снег. Но доехали туда как следует. Только коней сильно перетомили. Шутка сказать, от самой деревни до места брели по брюхо в снегу. Из-за этого в Большом Ижате пришлось передневать, чтобы дать им немного роздыху. Ну а обратно ехать было еще труднее, потому как снегу еще подвалило.
А в Ижате… Там все вроде как бы хорошо. Избушка просторная, каменка в избушке в порядке. Дверь плотная, хорошая. Не страшны ни снег, ни морозы. Артельщики подобрались подходящие. Белки хоть и небогато, а все-таки есть. Да и должна быть белка. Орех в этом году был хороший. Вот только погода может испортить дело. Снег все валит и валит. Какая охота в такую погибель. Тут не только человеку, тут и собаке-то ничего не видно. Да и белка прячется. Сидит у себя в дупле. Никакой пес ее там не учует. А если и учует, то попробуй, сними ее оттуда. Плохо будет, если погода не переменится… А похоже на то, что она испортилась надолго. Придется, чего доброго, нашим охотникам выбираться оттуда раньше времени. Какая уж в такую непогодь охота…
Дня за два до Михайлова дня Конон со всей артелью пришли домой. Поохотились они из-за плохой погоды неважно. Но все-таки явились не с пустыми руками.
Отец был очень доволен охотой Конона в Большом Ижате. Охота была неважная, но важно то, что он в артель к мужикам вошел. Ни на кого не жалуется. Значит, признали они его там за настоящего охотника.
Глава 14 ПРЕСТОЛЬНЫЙ ПРАЗДНИК
После казанской божьей матери деревня начинает готовиться к Михайлову дню, который почитается у нас престольным праздником и справляется восьмого ноября. Хозяйки загодя варят пиво, пекут разную стряпню, отскребают и отмывают в домах осеннюю грязь. Мужики запасают скотишку корм, колют и изобихаживают овец и свиней, режут гусей и уток.
За день, за два до праздника в деревню начинают съезжаться гости, и во многих домах начинается уж гулянка. На улице появляются празднично одетые люди. Слышатся песни.
А нынче с самого начала все пошло как-то навыворот. Перед самым праздником повалил снег. И такой снег, какого и старики не помнят. Ни пройти ни проехать. И зарядил, судя по всему, надолго. Так что праздник получился невеселый. Гостей принимали с радостью, с угощением, а разговор все равно вертелся вокруг этой ужасной непогоды.
Старики, те, конечно, ворошили прошлые годы. И никак не могли припомнить, чтобы на Михайлов день случалась этакая оказия. И, конечно, гадали, к чему все это. Кормов опять не хватит, весной будет потоп, а летом надо ждать засуху. А у гостей на душе тоже скребли кошки. При хорошей погоде в престольный праздник гость принимает от хозяина рюмку, подносит ее ко рту и приговаривает: «Пилось бы да елось да работушка на ум не шла». Потом выпивает ее за здоровье хозяина и хозяюшки и затягивает вместе со всеми проголосную. А нынче берет рюмку без шуток, без приговорок. Выпьет, посмотрит на улицу, тяжело вздохнет, покачает головой, скажет спасибо за угощенье да и начнет сокрушаться насчет своей домашности. Что там да как там. И не лучше ли домой подаваться… Какой уж тут праздник.
А снег, на удивленье всем, продолжал валить да валить. И тут, как на грех, подошла наша очередь отбывать общественную гоньбу, и староста нарядил тятеньку ехать в Кому за церковным причтом служить в деревне праздничный молебен.
Как говорится, уже некуда податься. И отец решил накануне праздника с утра отправиться с этим делом в Кому. А вечером нежданно-негаданно нагрянула в гости тетка Агафья со своим мужем. Утром отец запрягает Серка с Гнедком, чтобы ехать в Кому, и соображает, что ехать ему от гостей вроде как бы нехорошо. Тетка Агафья бывает редко. А муж ее, дядя Николай, мужик привередливый. Любит почет и уваженье. Уедешь — могут обидеться. Посылать с этим делом Конона тоже не годится. Парень только что две недели белковал в большой тайге и еле ноги волочит. И отец надумал послать меня. Погода, конечно, плохая, дорогу занесло, перемело. Но не в тайгу ведь ехать. Кони хорошие, сноровистые.
Я сразу ухватился за эту поездку. Трудности дороги меня не пугали. А потом, мне сильно хотелось заменить отца в этой поездке, чтобы наши гости видели, что я стал уж настоящим работником и берусь за самые трудные дела.