Доктору опять повезло. Длинные проходные дворы, которые соединяли уходящие в глубь квартала корпуса, помогли добраться до нужного дома. Он поднялся по черной лестнице.

Вот и нужная квартира.

Черная дверь, к счастью, была открыта, стучать не надо.

Впрочем, что в этом хорошего? Ведь предупреждали же ее – двери запирать!

Доктор тяжело дышал.

Ноги дрожали. Это была реакция на нервную гонку.

Он осторожно открыл дверь и оказался на коммунальной кухне, просторной, с четырьмя плитами и четырьмя хозяйственными столами.

Доктор сразу догадался, что Люся выбрала себе один из столов и поставила там вымытую посуду. Он подумал, что Люся, вернее всего, успела спуститься к каналу и набрать воды. Молодец, умная девочка, чистюля.

Доктор прошел по коридору.

– Люся! – позвал он громко.

Никто не откликнулся.

Доктор почувствовал, что в квартире никого нет.

Как будто исчезновение небольшого человеческого тела из всех комнат настолько нарушило состояние воздуха, что ты уверен в том, что квартира пуста.

Доктор заглянул в каждую из комнат, а их в квартире было шесть.

В третьей было жилище Люси с Егором.

На столе лежали бумаги, журналы, даже старые газеты, на тахте валялась толстая открытая книга.

Доктор пошел к двери.

Наружная дверь приоткрыта.

Вернее всего, Люся сама пошла куда-то. Может, за водой? Или к генералу?

Стало ей тоскливо сидеть одной, вот она и пошла к Чумазилле.

Доктор понял, что надо оставить записку.

Он сел за стол, взял чистый лист бумаги, заточенный карандаш.

Как написать, чтобы она поняла, а чужому взгляду записка ничего не скажет?

Доктор успел написать только «Дорогая Люся!», как услышал снизу голоса.

Он кинулся к окну.

С третьего этажа было видно, как в нескольких десятках метров от подъезда посреди мостовой остановилась растерянная Люся.

К ней от канала бежали велосипедисты.

– Стой! – вопили они, стараясь перекричать друг друга.

Люся кинулась было бежать в другую сторону, но оттуда уже крутил педалями рикша.

«И чего же я не кинул коляску в реку!»

– В подъезд, Люся, в подъезд! – закричал доктор.

Люся подняла голову, увидела Леонида Моисеевича.

– Что? – крикнула она. – Что вы говорите?

И тут же на нее накинулся первый из велосипедистов.

Люся стала отбиваться и этим дала им повод ее бить.

– Не смейте! – закричал доктор. – Отпустите!

– Ах вот ты где! – обрадовался рикша.

И кинулся к подъезду.

Но доктор не стал его дожидаться, а побежал по лестнице вниз.

Он встретил рикшу на втором этаже. Рикша схватил его, он был куда сильнее и злее.

– Да я же не убегаю! – кричал доктор.

Рикша заломил ему руку за спину и так вывел его на улицу.

– Ну зачем вы так, – сказала Люся, когда их вели к каналу.

– Что так? – не понял доктор.

– Стали кричать. Они бы вас не заметили. А потом бы вы с Егором меня освободили.

Велосипедисты с шутками и гоготом мальчишек, выигравших футбольный матч у соседнего двора, связали пленникам руки перед животом и потащили их к набережной. Там взобрались на велосипеды – одни ехали спереди, натянув веревки, другие перекликались сзади.

Рукам было больно. Веревки дергались, узлы впивались в запястья.

Зато велосипедисты не слышали, о чем разговаривали Люся с доктором.

Доктор рассказал ей, что Егор уже находится в реальном мире, чем ее страшно испугал. Она не думала, не хотела думать об опасности для Земли или каких-то химических складах – ее Егорушка, ее единственное сокровище, ради которого стоит жить, ушел от нее.

Она и жалела его, и боялась за него, а то принималась казнить его и проклинать, потому что нельзя думать только о себе – разве так можно, кинуть ее в этой яме? «Я же за ним пошла бы куда хочешь, хоть на Северный полюс».

Потом ею завладела новая мысль:

– Леонид Моисеевич, а у вас еще вакцина осталась?

– Даже если бы осталась...

– Вы должны, вы обязаны меня тоже уколоть.

– Зачем? Не лучше ли подождать, пока вернется Егор?

– А кто его будет защищать? Он же все позабыл – его любой бандит убить может. Он же мягкий, он же тряпка!

– А ты?

– А я железная, я как кошка живучая.

– Ладно, – согласился доктор, чтобы утешить девушку. – Я тебе вкачу вакцины.

– Почему согласились? – Люся была охвачена подозрением. – А потом обманете?

– Глупышка. Кто нас с тобой подпустит теперь к вакцине? Неужели ты думаешь, что они тащат нас для того, чтобы кормить обедом и отвести в балет?

– Бросьте шутить! – Люся была настроена серьезно. – Мы убежим и отыщем Егора.

– Хорошо, – сказал доктор. – Сделаем, как ты велишь.

Он устал бежать за велосипедистами и готов был уже взмолиться о пощаде.

Но, на счастье, велосипедисты и сами устали крутить педали.

Они поехали тише, со скоростью шага, и пленники уже не так мучились, если не считать, что веревки держали их туго, так, что затекли руки. Доктор достаточно знал Берию, чтобы предположить, что их спрячут в казематах и Берия будет допрашивать обоих.

– Держись, Люся, – сказал он на прощание девушке, когда их подвели к ступеням Смольного.

Рикша остался у ворот. Ждать заданий.

Глава 13

Егор Чехонин

Егор недостаточно знал Петербург.

Он был там с отцом на школьных каникулах в девятом классе, отец считал себя просветителем и с утра доставал записную книжку, в которой были учтены все музеи и галереи, а также выдающиеся памятники архитектуры. Егор устал за неделю и мало что запомнил.

Но Егор думал, что у него есть преимущество перед агентами Берии. Вернее всего, они сбежали из мира раньше, и даже значительно раньше, чем он. Может, он думал так оттого, что Майоранский был похож на киноменьшевика, а Лядов – на Суворова. И одеты они старомодно.

Обычно люди одевались в Чистилище так, как привыкли делать при жизни.

Эти мысли промелькнули у Егора, пока он перемещался в свой старый мир. Само перемещение не занимает времени и в то же время объективно кажется долгим.

И тут он очутился в нашем с вами мире.

Он и не мечтал здесь очутиться. И все произошло так быстро, что он не подумал о Люсе. А сейчас, стоя на каменном полу пустого пыльного цеха, он вдруг понял, как плохо он поступил.

Хотя и не мог поступить иначе.

Но он не должен был – не имел права оказаться дома без Люськи. Это было предательством.

Пока сбивчивые мысли неслись в сознании, Егор осматривался и прислушивался.

Все было иначе.

Во-первых, воздух – живой, наполненный запахами и звуками.

Может быть, если ты живешь здесь всегда, то этого гудения воздуха не чувствуешь.

На самом деле – это главное, что ощущает человек, пришедший оттуда.

Егор осмотрелся. В гулком здании покинутого цеха, в дальнем конце которого стояли штабеля ящиков, было совсем пусто. Может, поздно, может, выходной, а может, завод стоит.

Пол был пыльным. Пылинки, миллионы пылинок танцевали в воздухе, где из высокого окна цех пронзал по диагонали луч солнца.

Господи, это же солнце! Какая радость!

Егор сделал несколько шагов в сторону луча и остановился – увидел в пыли следы ботинок.

Вернее всего, следы агентов.

Они знали, куда идти. И пошли не прямо в торец цеха, как намеревался Егор, а направо, к небольшой двери.

Он быстро пошел по следам, но, еще не дойдя до двери, был вынужден остановиться, потому что перехватило дыхание.

Воздух здесь был тугим, он с трудом входил в легкие, когда спешишь. Это придется учитывать. Ты же мертвый человек среди живых в отпуске на три дня!

Приоткрытая дверь вывела Егора на заводской двор.

Наконец-то он на улице.

Вечерело. И было не поздно. Скорее тепло, чем холодно; ветер, налетающий вежливо и не спеша, был прохладным.

Множество звуков окружило Егора. И звонок проезжающего за высоким забором трамвая, и вороний крик, и лай собаки, и голос телевизора, передающего спортивный репортаж, и даже отдаленные переклики людей.