– Ясно, – ответил за всех сержант. – Но что делать? Поглядите, сколько их.
Берия посмотрел в окно. Нападающие не скрывались.
Справа стояли толпой черные монахи владыки Никифора, человек тридцать. Слева – ополченцы Клюкина. Их было меньше, но Клюкин снабдил их бронежилетами и кольчугами – что удалось добыть по музеям – и даже шлемами. Они и вооружены были посерьезнее.
Вожди стояли сзади своих армий: Клюкин с Грацким, Никифор с Победоносцевым.
На земле между ними и зданием лежали два тела – оба велосипедисты Берии. Если кто-то погиб или был ранен у монахов или ополченцев, их оттащили за боевые порядки.
Как раз между армиями тянулась дорожка, что вела к Смольному.
На ней вот-вот могли показаться шахматисты – и это будет катастрофой, вряд ли сейчас Клюкин и его союзники помнят о договоренностях недавних часов или дней. Их не так волнует поход в Верхний мир, как желание разделаться с Берией.
Наверное, не стоило там, у Биржи, убивать Ларису и Чаянова, из тактических соображений не стоило, – но момент был слишком удобным, чтобы им не воспользоваться. Не удержался он. Как тот скорпион. Да-да, именно как тот скорпион.
Но ведь сделал он это в надежде на то, что вину свалят на сумасшедшего солдата.
Почему же так не подумали?
Почему решили, что виноват Берия?
Он же ушел оттуда сразу, и никто его не видел.
Можно попытаться переговорить врагов, не доверяя им, разумеется, и не ожидая доверия с их стороны.
– Тащите пушку, – приказал Берия.
– Ах, боже мой! – откликнулся сержант. – Ну как же мы... ну прямо головы садовые!
И он принялся кричать на велосипедистов, заставил троих побежать за ним на склад.
А Берия тем временем велел принести рупор.
Рупор часто использовался в Смольном. Берия любил кричать или приказывать в него, чтобы голос грохотом пустых бочек катился по коридору.
Берия подошел к окну, в нем давно не было стекол.
Он крикнул в рупор:
– Клюкин, ты чего сюда пришел?
– Сдавайся, Лаврентий! – откликнулся Клюкин. – Тебе все равно не жить. Ты зачем убил наших товарищей?
– Каких товарищей?
– Не крути, Лаврентий. Ты головы в Невку кинул, тебя видели.
– Клянусь, что я не имею никакого отношения к этим событиям. Я даже не знаю, умерла ли Лариса или ты шутишь.
– Дай сюда! – Клюкин выцарапал арбалет из рук своего солдата и выстрелил в Берию.
Стрела не долетела до здания и косо вонзилась в голую землю.
Тут же по ступенькам лестницы сбежал один из велосипедистов Берии и поднял стрелу.
– Не смей! – закричали солдаты Клюкина.
– Брось вещь! – кричали монахи.
Некоторые даже побежали к велосипедисту, но тот успел вернуться в Смольный, а когда другой солдат приблизился к ступенькам, он получил стрелу в грудь – велосипедисты были наготове.
– Молодец! – крикнул в рупор Берия.
Он видел, что его армия подготовлена к бою куда лучше.
И понятно – он учил велосипедистов воевать, и им приходилось и стрелять, и убивать людей... а солдаты Клюкина были декоративными.
В коридоре послышался грохот.
Катили сооружение, созданное еще в давние времена, когда в городе воевали банды.
Это была катапульта. Ее называли пушкой.
Если оттянуть ложку, то она, освободившись, метала вперед горсть металлических шариков или гравия.
– Клюкин, уходи! – крикнул Берия.
– Сдавайся, убийца! – крикнул Клюкин.
– А вам что здесь делать, братья? – спросил Берия монахов. – Шли бы молиться.
– Эй! – завопил Клюкин. – Войско, к бою готовьсь! Вперед на штурм преступника и убийцы Лаврентия Берии, объявленного вне закона в обоих мирах, шагом марш!
И тут забил настоящий барабан. Берия даже не знал, что у Клюкина есть барабанщик, и это ему не понравилось. Организуются, сволочи!
Войска союзников направились в бой.
Берия велел своим велосипедистам держать наготове холодное оружие.
– Подпускай их поближе, – сказал он, бросив рупор на пол. – Подпускай, но без моего приказа не стрелять.
Пушку-катапульту подтащили к дверям, но не открывали их.
Велосипедист, который знал, как из нее стрелять, насыпал в ковш гравия и гвоздей.
Берии было трудно поверить, что такая большая, но серьезная на вид игрушка может причинить какой-то ущерб. Притом он понимал, что выстрелить из пушки можно единожды, так что следует подождать, когда нападающие собьются в кучу на лестнице.
Берия стоял рядом с пушкой, затем подошел к дверям, но высовываться не стал.
У нападающих были в основном луки и пращи, а также всякого рода копья и топоры – это была армия каменного века. Ее оружие было примитивным.
А войны, если и случались, не могли зваться войнами – были стычки между бандами.
Настоящее оружие сюда не попадало. А если и попадал пистолет, он отказывался работать. Потому солдат у Биржи мог расстрелять патроны, что были в автомате, но, перезарядивши автомат, он ничего не добился. Оставалось использовать оружие как дубинку.
Несколько стрел влетело внутрь Смольного.
Они добрались до цели на излете, так что вреда не причинили.
Нападающие шумели зловеще и громко.
Особенно монахи, которые пели какой-то гимн или псалом, слов не разберешь, но понятно, что пощады ждать не приходится.
Монахи шли подобием римского легиона, сплоченными рядами, локоть к локтю. Они были похожи друг на друга, только бороды у одних отросли немного, а у других так и не выросли.
Солдаты Клюкина подтягивались с боков, они-то и стреляли из луков и кричали разрозненно, но боевито.
Берия уже видел рожи, разверстые в криках рты, бешеные, но тусклые глаза...
Вот они начали подниматься по лестнице.
Берия мысленно торопил их.
Он ждал, что вот-вот вдали, от ворот, появятся его шахматисты, его главное сокровище.
От волнения и ожидания в глазах Берии все начало двигаться замедленно.
И чем более он торопил нападавших, тем медленнее они передвигались.
Но вот они уже в опасной близости от дверей.
Еще несколько шагов, и они ворвутся внутрь.
Тогда не устоять.
Уже начали отступать оробевшие велосипедисты.
И тогда Берия закричал:
– Огонь!
Он вообразил себя героем Бородина, офицером, поднявшим руку в белой перчатке.
Сейчас рванут огнем сотни пушек его батарей.
– Огонь же!
И велосипедисты отпустили ковш, он рванулся кверху, ударился с размаху о железную балку и метнул металл и камни в толпу.
Берия и сам не ожидал такого эффекта.
Ревущая толпа словно наткнулась на стеклянную стену.
И если передние начали падать назад, так как каждого из них поразило несколько пуль, задние не понимали, что случилось, и еще несколько шагов они пронесли погибших и раненых товарищей вперед.
– Заряжай снова! – закричал Берия.
Он был в восторге. Ему хотелось прыгать, только ноги не слушались.
Пораженных было больше, чем тех, кто уцелел, но не все из упавших умерли, большей частью они были ранены или контужены.
– Ну что вы? – Берия понимал, что время – его враг. Нужно выстрелить еще раз, через три минуты враги опомнятся. – Стреляй же! – крикнул Берия. – Пли!
Но пушка не выстрелила.
Канониры оттягивали обратно ложку. Сзади стоял мужик, прижимавший к груди тяжелый мешочек с пулями.
– Вперед! – закричал тогда Берия. – Молодцы! Вечность смотрит на нас от стен Москвы! Враг не пройдет! Да здравствует товарищ Сталин!
И тут он увидел, что вдали от ворот идут трое – шахматисты и велосипедист, которого он посылал за ними.
Все! Ваше время истекло.
И Лаврентий Павлович совершил то, чего не совершал никогда в жизни.
Он повел за собой армию в бой.
Всегда он благоразумно следовал совету Чапаева из одноименного фильма: командир должен оставаться позади своих войск, чтобы видеть весь бой и руководить им, стреляя, если надо, в спину припозднившихся соратников.
Но никогда еще у него, да и у Чапаева, не возникало такой критической ситуации.