Николай Тимонович Федоров
Погода в Монтевидео
Телефон стоял у нас уже четвертый день, но привыкнуть к нему я пока еще никак не мог. Каждый раз, когда он начинал трезвонить, я вздрагивал и как угорелый бежал в прихожую. Сегодня, правда, почти не звонили. Только один раз, когда я пришел из школы, телефон зазвонил и очень вежливый женский голос спросил, в хорошем ли состоянии наш диван и когда можно будет приехать посмотреть. Я сказал, что состояние дивана хорошее, но что посередине торчит пружина и папа хочет его выбросить. «Это не остроумно», — ответил вежливый женский голос.
Я пообедал, вымыл посуду, заклеил велосипедную камеру, починил карманный фонарик и прикрепил на балконе кормушку для птиц. А когда я достал с антресолей коньки и собрался их точить, ко мне пришел Генка.
— Представляешь — забыл твой номер, — сказал он. — Звоню, звоню, а мне все время говорят: двадцать первый слушает. Что, думаю, за двадцать первый такой? Резидент, что ли, у тебя поселился?
— Мог бы и записать мой номер, — сказал я. — А вообще, я же учил тебя, как запомнить. Первые три цифры — как у вас. Потом номер нашей квартиры в квадрате — то есть девять. А последние три вообще просто — семь больше пяти на два.
— Я так и рассуждал, — сказал Генка. — Только почему-то номер квартиры вашей я не в квадрат возводил, а на два умножал. Эх, не догадался в справочное по ноль девять позвонить и узнать ваш номер. Ну, ничего, сейчас мы это и сделаем.
— Зачем же попусту звонить? — удивился я. — Я же тебе только что номер сказал.
— Это неважно. Надо проверить, есть у них там в справочном ваш номер или нет еще.
Генка набрал ноль девять и, назвав наш адрес и фамилию, стал ждать.
— Что?! — закричал он через минуту. — Нет такого? Тогда записывайте…
Но записывать дежурная не захотела, и Генка с сожалением положил трубку.
— Бюрократы, — сказал он. — Может, люди звонят, мучаются, номер твой хотят узнать, а они, видишь, ждут, пока начальство им бумагу пришлет.
Я не очень-то понял, каких людей имел в виду Генка и почему они так стремятся мне позвонить. И тогда я сказал:
— Ну что, может, уроки вместе поделаем, раз уж ты пришел.
— Эх, Серега, — сказал Генка, не обратив на мои слова никакого внимания, — дремучий ты человек. Не знаешь еще всех преимуществ телефонной связи. Ты думаешь, по телефону только и можно время узнать, да спросить у меня, что по математике или там по географии задано.
— Почему же? — возразил я. — Милицию еще можно вызвать, «скорую» или пожарную команду.
— Это все пустяки. Вот слушай и учись, пока я жив. Собрался ты, к примеру, в Южную Америку лететь. А какая там погода, что за климатические условия — неизвестно. Тогда снимаешь трубочку и… — Генка взял трубку, покрутил диск и, дождавшись, когда ему ответят, произнес деловым тоном:
— Скажите, пожалуйста, какая погода стоит в Южной Америке? Что? Точнее? Точнее в Монтевидео. Да, да, в столице Уругвая. Так. Вас понял. А влажность воздуха какая? Не знаете? Жаль. — Генка положил трубку.
— Неужели сказали? — удивился я.
— Конечно. Температура плюс двадцать пять. Сухо. Так что шубу и валенки можешь оставлять дома. А с собой бери плавки и сомбреро.
— Сила! — сказал я.
— Это что, — сказал Генка и, снова набрав номер, передал мне трубку. — Слушай!
Сначала в наушнике что-то пискнуло, потом зазвенели колокольчики, заиграла музыка и голос какого-то очень знакомого актера произнес: «Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба»…
Ну, что дальше было, всем хорошо известно. Но я прослушал сказку до конца и сказал:
— Здорово! Жаль, что я из детского возраста давно вышел.
— Не беда, — сказал Генка. — Мы кое-что и для взрослых знаем.
Он опять куда-то позвонил, выслушал что-то с напряженным вниманием, а потом сказал:
— Вот слушай. У одной девочки спрашивают: «Скажи, Алиса, твой маленький брат уже ходит?» А она отвечает: «Нет еще, но ножки у него уже есть». Смешно, правда?
— Смешно, — сказал я. — Неужели тебе и анекдот по телефону рассказали?
— Конечно, по телефону. Не сам же я эту чепуху выдумал. Минутка юмора называется.
Потом Генка еще несколько раз звонил и узнал, что раньше наша улица называлась Большой Спасской, что императора Павла Первого задушили в Михайловском замке и что в Неве водится двадцать шесть пород рыб, включая осетра и лосося.
— Теперь понял, что такое телефон! — сказал Генка, с гордостью похлопав ладонью по аппарату.
— Понял, — сказал я. — Только, Генка, зачем ты в конце каждый раз еще и наш номер набираешь?
— Как это, зачем? — Генка посмотрел на меня как на маленького ребенка. — Чтобы на станции знали, откуда звонят. Потом вам счет пришлют.
— Счет?! — я вытаращил глаза.
— Конечно. А ты думал, тебе бесплатно на всякие глупые вопросы отвечать будут.
— Что же ты, паразит, не предупредил. Меня же мама убьет!
— Ладно, не паникуй! Может, совсем и не убьет. Я перед тобой такие горизонты жизни открываю, а ты: счет, счет! Ну, даст тебе мать два раза по шее, на кино два раза не даст — не умрешь ведь!
— Мог бы и предупредить, — упрямо повторил я.
— Ладно, — сказал Генка. — Засиделся я у тебя. Домой мне пора. Я маме утюг обещал починить.
В дверях Генка остановился и, почесав макушку, сказал:
— Слушай, а зачем я тебе позвонить хотел?
— Вот уж не знаю, — сказал я.
Генка потоптался в прихожей, мучительно стараясь вспомнить, потом сказал:
— Нет, забыл! А ведь что-то важное было. Ладно, вспомню — позвоню.
Генка ушел, а я начал точить коньки.
Утром, когда я уже позавтракал и собирался в школу, зазвонил телефон.
— Серега, вспомнил! — услышал я Генкин голос.
— Чего вспомнил? — не понял я.
— Ну, вспомнил, зачем я тебе вчера позвонить хотел. Я когда в булочную ходил, то Валентину Андреевну встретил. Она мне и говорит: передай, говорит, своему другу, что за диктовку у него двойка. Пусть сидит и правописание глаголов учит. Завтра спрошу как следует.
— Спасибо тебе огромное, — сказал я и со злостью швырнул трубку.
Русский язык был первым уроком. К доске меня тоже первым вызвали. Нет, не потому, что в классе я один получил двойку. У Генки тоже двойка была. Просто ошибок у меня больше было.
— Итак, Крылов, правописание глаголов, — сухо, без предисловий сказала Валентина Андреевна. — Начинай с первого спряжения.
Я вздохнул и с тоской посмотрел в окно. Ветер гнал по замерзшей улице мелкий колючий снег.
«А в Монтевидео сейчас сухо. Плюс двадцать пять», — почему-то вспомнилось мне.