- И... - Намекая на продолжение протянул Олег.

- Это что ж за процесс был, что адвокат и от практики и от мира отказался? - Поддержала вопрос Лариса.

- Тяжело вспоминать, тем более рассказывать. - Под нос пробубнил Вася.

- Ну Вась... - Заскулила Вика. - Ань, ну скажи ему.

- Дай телефон. - Вместо этого попросила Васю Аня. - Он, тот человек, после этого рассказ написал, выложил его в интернет, а потом в монастырь ущел. - Пояснила она компании. - У Васи рассказ в телефоне есть. - Она протянула ему руку за телефоном давая понять, что отвязаться от нее не получится. Василий посмотрел на нее и, пожав плечами, достал из кармана трубку. - Только предупреждаю. - Начала Анна копаясь в телефоне. - Не перебивать, текст тяжелый, два раза читать не буду. Готовы?

- Ну застращала, застращала. - Начал было смеяться Витёк, но посмотрев на серьезную Анну осекся и виновато уставился в тарелку.

- Часть первая: «Ад». - Убедившись в абсолютности наступившей тишины начала читать Анна.

- Морда чешется, сил никаких нет.

И зачем они мне все лапы к лавке привязали? Как есть уроды.

И эта, главное, в белом, свистит что-то, типа: спи, спи. Да, уснешь тут, привязанной, еще и трубу какую-то с иголкой в лапу засунули.

Уроды.

Вот зачем? Им что, заняться больше нечем? Неужели это все из-за той проклятой кошки? Ну гнала я ее через всю деревню и что? Все гоняют! Понабежали-то, понабежали!

Ладно, попробую расслабиться, может правда усну.

Стены какие-то зеленые, потолок высоко - неуютно. Уснешь тут, на спине лежа, весь зад затек, хорошо хоть хвоста нет.

Вот Умку бы сюда, с хвостом, вот помучилась бы, знала, как дразниться - от кабелей нечем прикрываться, да от кабелей нечем прикрываться! А что мне от них прикрываться, кабели не люди - зла не сделают, им промеж себя грызни хватает. А сучки? Сучки что, они мамочки Найды, боятся, да и я здоровая уродилась. Сколько себя помню, всегда здоровенная была.

Холодно здесь. Еще и тряпкой какой-то вонючей накрыли, белая, аж противно. Вот такие белые, помню, с веревки потаскала, так эта, из хаты, меня прутом посекла, еле утекла и за сараем схоронилась.

А у мамочки-Найды в будке хорошо, уютно, тепло, солома пахнет приятно. Мамочка теплая, как печка в хате, прижмешься к ней, когда холодно - она не гонит, лизнет в морду - спи мол. Хорошо.

А в хату тогда забралась, ведь и не сделала ничего! Ну потаскала что-то со стала, натрескалась, забралась под печь, а там тепло, вот и уснула, а этот - за шкиряк меня и на улицу швырь! Я к нему: за что! Так он еще и сапогом по морде съездил.

Урод.

Может у меня из-за этого морда постоянно чешется? Сильно тогда съездил, всю морду разбил, и еще пнуть хотел, еле-еле в будку заскочить успела. И мамочка-Найдочка сразу прибежала, всю ночь меня вылизывала, а кровь все текла и текла. Как же мне ее сейчас не хватает, и морда все сильней чешется, дай повою, может полегче станет.

О! Бежит, уродка. Ну давай-давай, отвяжи меня, вот я тебя подеру!

Ну! Что свистишь - тише-тише! Я тебе покажу - тише-тише!

Куда тянешься! Вот я сейчас извернусь, да как тяпну!

Ага! Получила!

Во, второй бежит, в белом, урод! Что, засуетились!

Уроды.

Вот Найду бы сюда, да Мухтара и еще наших несколько, вот бы мы вам задали! Давай-давай, ближе, и тебе достанется!

Ой! Не надо меня колоть!

Уроды!

Нет!

Уроды, лучше бы морду почесали.

Ой Найдочка, мамочка, как же мне плохо! Выберусь ли? Свидимся ли?

Ой! Что это? Комната меньше становится. И запах сена снова, родной.

Где я?

Анна остановилась, отхлебнула вина и обвела взглядом компанию - все молчали.

- Часть вторая: «Чистилище». - Продолжила читать девушка.

Будка! Найда! Фуф, приснится же такое.

Вот, мамочку разбудила. Тихо, милая, в порядке я, сон дурной был. Ну что ты меня лижешь, не переживай, здесь я. Светает скоро, коров по деревне погонят.

Да, уже не уснуть, морозно с утра, давай просто полежим рядышком, вот, хорошо-то как. Сенца бы надо еще в будку подтаскать, да тряпок каких, прошлая зима-то ничего была, не холодная, а если опять будет как до этого? Или еще раньше? Померзнем. Эти-то в хату греться не пустят.

Сколько зим мы уже с тобой милая мамочка, я и не помню, а ты? Да, много.

А помнишь, как прошлым летом этот, из хаты, ночью во двор по кошачьи выполз - воняет жутко, меня из будки вытащил и сношать начал. Сам стоять не может, за меня держится и мычит как корова. Ты тогда его за зад тяпнула, он визгнул, как боров, повалился, да так и уснул. Вот забава-то была, когда эта его с утра нашла!

Кушать хочется. Там в миске ничего не осталось? Нет. Жижа какая-то, да и та замерзла. В соседский сарай что ли сбегать, залезть, может у свиней чего стащить получится. Ой, а не хочется-то как - пригрелась.

Давай еще полежим, мамочка? Давай? А потом вместе к ним наведаемся. Да, лучше попозже, когда им свежих помоев уже зададут, а эти, из хаты, еще спать будут - снова на привязь совсем не хочется.

А помнишь, Найдочка, как я за этой рыжей уродкой за забор выскочила, когда она у нас свиное ухо стащила! А этот, из хаты, урод, меня за заднюю лапу обратно затащил, к нашей будке привязал и холодной водой окатил. Хорошо не побил, как тогда, когда я на крыльце спала, а он вышел и через меня споткнулся. Но все равно плохо было, долго я на веревке сидела. Долго, очень долго, а ты мне покушать носила и за мной закапывала, как за маленькой, совсем маленькой, уже и не помню, когда я такой маленькой была. И так лаяла ты тогда, когда я про привязь забыв на эту рыжую прыгнула, а веревка затянулась, думала помру. А ты тогда так лаяла, так лаяла и в хату рвалась, пока эта не вышла и меня не отвязала.

Как же мне хорошо с тобой, милая моя мамочка. Тяжело тебе со мной, вечно я во что-то ввязываюсь, в неприятности попадаю, а ты все терпишь, и смотришь всегда так добро-добро.

Ай повернись ко мне!

Ну повернись!

Дай я тебя тоже в мордочку лизну, и в глаза лизну.

Ой! Ну мамочка!

Ну не надо меня лизать! Это я тебя лизнуть хотела!

Ай, щекотно!

Тихо. Слышишь?

Конечно слышишь - дверь сарая хлопнула, свиньям помои понесли, теплые… Давай выбираться потихоньку.

А что это светло так уже?

Ма-ам!

Ты куда?!

Подожди!!!

- Часть третья: «Рай». - На этот раз без остановки продолжила девушка.

- Разряд!

Еще разряд!

Еще!!!

Твою ж мать…

Все, записывайте, время смерти - шестнадцать двадцать шесть.

Нелли Сергеевна, ну как, Как! Вы могли! Аминазин! Ребенок!

Да не тряситесь вы! Может оно и к лучшему, для нее. Что она потеряла.

Да заткнет кто-нибудь эту собаку под окнами! Развылась. Пристрелите ее что ли!

Боже, боже, бедная девочка, лет восемь, девять, не больше.

Шестнадцать двадцать шесть - что-то мне это напоминает…

Анна остановилась переводя дыхание, в беседке стояла абсолютная тишина, даже ветер, слоно боясь побеспокоить чтицу, больше не пролетал через беседку. Он словно затаился где-то ожидая окончания.

- Часть четвертая: «Тринадцатый сектор». - Выдохнула девушка и продолжила читать выдерживая между абзацами большие паузы.

- Родители Веры, как назвали девочку врачи, получили по три года лишения свободы, условно, и были направлены на принудительное лечение от алкоголизма.

Найду, собаку, в будке которой Вера прожила шесть лет, пытались прогнать с больничного двора, но она все не уходила, выла и бросалась на двери.

Пристрелили.

Нелли Сергеевна, молодая медсестра, перепутавшая капельницы Аминазина и Физ-раствора, была уволена из больницы, дело против нее не возбуждалось.

Главврач, распорядившийся пристрелить Найду, так и не вспомнил, что есть «шестнадцать двадцать шесть», но прекрасно защитил диссертацию.

Ана замолчала

- Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? - В наступившей тишина голос Артём прозвучал как-то излишне громко, хоть он и говорил шепотом. - Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо прийдет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его. Евангелие от Матфея, 16:26. - Артём замолчал.