? Честь России и Компании погибла в этом огне, ? глухо сказал Загоскин.

? Да? ? насмешливо спросил главный правитель, выпрямляясь у камина и закладывая руки за спину. ? Бывший лейтенант Загоскин страдает преувеличениями и любовью к громким словам. Понятно, сочувствие Завалишину и прочим господам даром не проходит. Можно сесть, ? добавил он тоном приказания и опять избегая обращения.

Загоскин сел напротив главного правителя, положив на стол бумаги и обломок метеорита. Он вдруг заметил глыбу какого-то металла, лежащую рядом с письменным прибором.

? Кстати, вам известно, что это такое? ? спросил правитель, внезапно переходя на «вы». Он подвинул тяжелую глыбу ближе к Загоскину, как бы приглашая его лучше рассмотреть эту вещь.

? По-моему, железо, только очень плохого качества, ? ответил тот, недоумевая, чем вызвана перемена в обращении.

? Но кем оно добыто, если оно привезено в Охотск с Петровского завода? Правильно, железо ? плохое, ломкое. Мы пробовали делать из него якоря, по ничего из этого не получилось. Оно добыто руками ваших… и до известной степени… моих приятелей, Бестужев, Завалишин, Торсон, Штейнгель… Имен немало, можно назвать еще. Государственные преступники, а в прошлом ? люди, близкие Компании. Некоторые из них бывали в этом доме. Я не хотел бы этого забывать. Не забыли, надеюсь, и вы, Загоскин? Вы очень дешево отделались за сочувствие этим лицам. Разжалованье в матросы? Пустяк по сравнению с участью людей, добывших это железо. Будем откровенны. Вас облагодетельствовала Компания, она доверила вам исследования Квихпака. Но что делаете вы? Вы чуть ли не участвуете в убийстве агента Меховой компании, и именно тогда, когда в Ситхе гостит Симпсон, директор Компании Гудзонова залива. Что должен делать я ? российско-американский губернатор, облеченный очень широкими правами? Принести в жертву вас, милейший Загоскин, дабы ни на мне, ни на Компании не было никакого пятна. Отдать под суд я вас не могу ? не хочу огласки. Третьего отделения на Аляске, к сожалению, нет, и поэтому невозможно принять мудрых административных мер. Чего я жду от вас? На всякий случай вы дадите мне лично письменные показания об обстоятельствах убийства этого бродяги. Ведь, поймите, наши индейцы убили чужого белого человека! На земле Компании. Нужен оправдательный документ. Если понадобится, он будет фигурировать там, где нужно. Но ни я, ни Компания не должны там упоминаться…

Загоскин молчал, опустив голову. Дрова в камине трещали, запах кипарисовой смолы разносился по комнате.

? Я даю вам слово офицера, ? говорил размеренно правитель, ? в том, что я не обращу против вас этого документа, если в этом не будет особой нужды. Если дело заглохнет, вас никто не потревожит. И многое зависит от вас, от ваших способностей; ведь вы ? сочинитель! Делайте виновником убийства кого хотите. Кстати, нельзя ли сделать таковым креола Савватия? Ведь он убит. Нельзя ли изобразить обоюдную драку между англичанином и креолом? Хотя нет, труп не сохранился. Пишите как хотите, лишь бы здесь не пахло никакой политикой.

Сотни мыслей ? тревожных и гневных ? проносились в мозгу Загоскина. Этот спокойный и сдержанный человек предлагает ему выдать Ке-ли-лын, Кузьму и оклеветать память покойного креола. Этого не будет никогда! Знает ли главный правитель действительно подробно обо всех обстоятельствах убийства? От этого будет зависеть многое.

? Могу ли я задать вопрос господину капитан-лейтенанту?

? Извольте.

? Имеются ли у вас совершенно точные сведения о том, кто убил этого иностранца?

? Разумеется… Убийцы сами были здесь. Читайте! Особых секретов здесь нет, раз вы посвящены в это дело и знаете его лучше, чем я. Конечно, вы будете держать язык за зубами.

Правитель протянул Загоскину «Дело». На нем была четкая надпись: «О ночном набеге квихпакских дикарей во главе с индейской девкой Ке-ли-лын на Ново-Архангельскую крепость…» Правитель следил за выражением лица Загоскина.

? Знакомое имя, а? ? спросил он вдруг с любезнейшей улыбкой. Эта улыбка лишь на мгновение скользнула по его лицу. Оно стало опять бесстрастным и замкнутым.

Стараясь быть спокойным, Загоскин прочел все «Дело» ? от начала до конца. Написанные канцелярским языком бумаги повествовали о том, как благодаря принятым своевременно разумным начальственным мерам был предотвращен набег дальних индейцев на резиденцию господина правителя Российско-Американских колоний.

Взятая у крепостных ворот индейская девка Ке-ли-лын, именующая себя тойоном селения Бобровый Дом, при расспросе показала, что она пришла в Ново-Архангельск якобы с единственной целью просить покровительства России. С целью прикрытия преступных замыслов девка Ке-ли-лын просила господина главного правителя о расправе над якобы нерадивым бывшим тойоном селения Бобровый Дом. Тойон этот был представлен господину главному правителю связанным. Вслед за тем Ке-ли-лын сделала признания в том, что она вместе с подчиненными ей индейцами, руководимая чувством недостойной мести, умертвила европейца, принадлежащего к дружественной России нации, и с целью сокрытия следов преступления опустила труп в прорубь на льду реки Квихпак. На все сделанные ей кроткие увещевания индейская девка Ке-ли-лын отвечала дерзостным молчанием.

Присутствовавший при беседе господина главного правителя с индейцами священник отец Яков неоднократно пытался внушить индейской девке Ке-ли-лын мысль о необходимости принятия обряда святого крещения как лучшего средства доказательства искренности своих симпатий к России. Но девка Ке-ли-лын не только презрела кроткую проповедь христианского пастыря, но и проявила крайнюю закоснелость в своих варварских понятиях, решительно отвергая даже одну мысль о святом крещении.

Девка Ке-ли-лын осмелилась вступить в спор со священнослужителем, в адской гордыне предавая насмешке таинства святой церкви. Вслед за этим индейская девка позволила себе вмешаться в дела управления Российско-Американскими колониями. Так, например, она дерзостно утверждала, что посланный Российско-Американской компанией и управлением колоний не имеющий чина бывший лейтенант Лаврентий Загоскин, известный ей под языческим прозвищем «Белый Горностай», якобы претерпевает бедствия на реке Квихпак, оставленный Компанией на произвол судьбы.

Из дальнейших речей индейской девки господин главный правитель усмотрел повод к оставлению бывшего лейтенанта Загоскина в сильном подозрении в подстрекательстве индейцев к убийству гражданина известной державы. Девке Ке-ли-лын было отказано в принятии от нее бывшего тойона селения Бобровый Дом и заключении его под стражу, так как управление Русской Америки не вмешивается в дела управления материковых туземных племен, считающихся независимыми. Дерзостный образ поведения Ке-ли-лын поставлен ей на вид. Поскольку во всем этом деле наблюдались некоторые моменты, имеющие особое значение, господин главный правитель вынужден был действовать в духе известной ему секретной инструкции. Поэтому он считал неудобным подвергнуть дикарей задержанию, чтобы не вызвать вредных для Российско-Американской компании пересудов и толков. Кроме того, по этому вопросу у господина главного правителя существует ряд соображений, которые он готов в совершенно секретном порядке доложить высшему начальству.

Дело о неудавшемся набеге дикарей на крепость Ново-Архангельскую постановлено хранить в тайне. Главный правитель счел необходимым наградить присяжного толмача Калистрата и крепостной артиллерии сержанта Левонтия Черпозерова, проявивших доблесть и отвагу при разоружении дикарей и тем заслуживших отличие в виде оловянных медалей «Союзныя России», установленных для ношения чинами низшей администрации и туземными тойонами в Российско-Американских колониях.

? Ну как, прочувствовали, Лаврентий Алексеевич? ? спросил правитель глубоким и нежным голосом, видя, что Загоскин дочитал последнюю страницу «Дела». ? Не прикажете ли чаю? Эй, Калистрат, накрой чайный стол в углу. Вы можете считать меня циником, кем угодно, но надо что-то придумать. Я ? человек прямой. Может быть, вам желательна награда? Но, предупреждаю, ? выше серебряной медали вам не получить. Грехи не пустят… Я с вами откровенен, как старый флотский товарищ. Из-за всей этой истории с бродягой я могу потерять чин и даже награду. ? Правитель прикоснулся двумя пальцами к орденскому кресту. Загоскин с торжеством подумал, что перед ним сидит уже не всесильный и грозный начальник, а жалкий человек, боящийся лишь за свое благополучие.