• Что же это за удивительное поколение? Не повторился код ни в

    детях, ни во внуках. Возможно, его сила была в том, что парни не

    чувствовали себя одинокими: многодетные семьи, нередко под одной

    крышей собиралось три поколения одного рода. От дедов и отцов

    узнавали о минувших событиях истории. Родословная хранила следы

    былого в устных пересказах.

    Николай, как и его сверстники, родился «на перекрестке двух

    эпох». Кем же были их отцы? Они – среди лирических героев

    произведений Николая Майорова.

    Революционер, в дом которого пришли с обыском. Забившись в

    угол, мальчонка наблюдал: солдаты во главе с жандармом зло

    вспарывали перину, выгребали золу, избитый отец упал ничком на

    пол, рыдала мать. Однако при всем ужасе происходящего на глазах

    ребенка, он запомнил — отец поднялся:

    «Отец привстал, держась за подоконник,

    И выплюнул багровый зуб в ладони,

    И в тех ладонях застеклилась кровь.

    Так начиналось детство…

    Падая, рыдая,

    Как птица, билась мать».

    («Отцам», 1938)

    Сын глядел, «как тают, пропадают / В дверях жандарм, солдаты и

    отец…» Отец не вернулся:

    «В шершавом, вкривь надписанном конверте

    Ему доставлен приговор…»

    («Смерть революционера», 1938)

    Столяр, который изо дня в день мастерил стулья и столы, ладил

    двери, настилал полы. Пришел час помирать — «гроб сколотил себе на

    совесть». Остались в памяти крепкие сильные руки: «два громадных

    кулака» на груди бездыханной.

    Певец-кобзарь, отданный в солдатчину:

    11 «Хроника, даты, люди», Книга 1. [Электронный ресурс]. Хроника,

    даты, люди, Книга 1. // http://kk.convdocs.org/docs/index-295931.html?page=26

    (16.12.13).

    17

    «Ему заткнули рот приказом:

    Не петь. Не думать. Не писать».

    («В солдатчине», 1937)

    Портовый рабочий — маляр, сочинявший песни. Да такие, что за

    них сажали в тюрьму, «ломали пальца», «крошили зуб». Сослали —

    бежал. Схватили, утопили. Но не умерла «живая песенная речь» —

    матросы разнесли ее по свету:

    «Такую песню петь не стыдно,

    Коль за нее идут ко дну».

    («Песня», 1939)

    Огольцы времен гражданской войны, понимавшие, что «у детей

    имелась жалость, / Которой взрослый не имел».

    Отцами были поэты Пушкин и Маяковский, знаменитый летчик

    Валерий Чкалов и Максим Горький, Н.В.Гоголь и художник

    средневековья Харменс ван Рейн Рембрандт, герои любимых книг.

    И, конечно, отцы, родившиеся на рубеже двадцатого века,

    заставшие царизм, пережившие две революции в семнадцатом году,

    воевавшие на Первой мировой и на гражданской войне. Они, напрягая

    силы, выбивались из голода-разрухи, строили новую жизнь,

    прокладывая дорогу сыновьям, из рук в руки передавая традиции и

    заветы рода:

    «Мне стал понятен смысл отцовских вех.

    Отцы мои! Я следовал за вами

    С раскрытым сердцем, с лучшими словами.

    Глаза мои не обожгло слезами.

    Глаза мои обращены на всех».

    («Отцам», 1938)

    Не только кровное родство, но и общая вера в счастливую

    будущность объединяли поколения. О воспитании не говорили.

    Сыновей не жалели, не оберегали от жизни, ограничивая свободу, —

    мужик растет. Жили бок о бок, на виду друг у друга, правда была одна,

    ее не ополовинили. Простые понятия «порядочность», «совесть»,

    «долг», «добрая память» — все шло от земли, питая молодые корни.

    Так многие сыновья–отроки получили в семье самый нужный урок —

    как жить. Он и предопределил их поступки, став стержнем духа,

    который не могла ни согнуть, ни сломать война.

    Воспитанные школой, газетами, собраниями в духе

    коллективизма и презрения к «единоличникам», они, мужая, ощущали

    себя особым поколением, перед которым распахнут мир «иных высот

    18

    и помыслов». Уверенность в том, что их судьба неотделима от судьбы

    Родины, стала отличительной чертой фронтовиков, ополченцев,

    партизан, рабочих, колхозников, женщин, подростков — всех, кто не

    только верил в нашу победу, но и сделал все, только бы уничтожить,

    изгнать врага.

    О, те «мальчики» входили в мир с такою жаждой жизни, что,

    казалось, «жизнь не имела потолка». Их мужество, самопожертвование

    в битве с несметными полчищами фашистов также не имели аналогов

    в истории войн.

    4. «Я полюбил весомые слова…»

    Его судьба — одна из миллионов судеб «поколения сороковых».

    Его судьба — одна из миллионов, погибших на поле брани,

    защищая Отечество.

    Его судьба — одна из миллионов, не оставивших ни жены, ни

    детей, кто бы помнили и рассказали о нем.

    Ни записных книжек, ни «серой прозы» дневников, ни любимых

    книг — ничего не сохранилось, где бы остался след его. На счастье,

    юноша был поэтом. «Рукописи не горят» — пожар войны пощадил его

    стихотворения (хотя и не все).

    Благодаря стараниям Владимира Семеновича Жукова и Виктора

    Николаевича Болховитинова посмертно изданы авторские сборники

    (1962-й и 1969-й годы), познакомившие новое поколение с

    творчеством одного из поэтов, погибших на войне.

    Шестидесятые годы 20-го века отмечены спорами «лириков» и

    «физиков». Именно «оттепель» растопила замерзшие души, пробуждая

    забытый интерес к поэзии. Поэтическое наследие поэтов-фронтовиков

    становилось доступным читателям. К двадцатилетию Победы была

    издана антология «Советские поэты, павшие на Великой

    Отечественной войне». 12

    Бесспорно, произведения молодых поэтов, хотя и не успевших

    стать членами Союза Писателей, по праву принадлежат культурному

    наследию народа. Только вот этическая сторона: хотел бы автор,

    чтобы чужие глаза вчитывались в его строчки, которые им не были

    12 «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне». М.:

    – «Советский Писатель». – 1965.

    19

    переписаны набело? Хотел бы, чтобы чужие люди перебирали даты и

    события его короткой жизни, комментировали их?

    «Как жил, кого любил, кому руки не подал,

    С кем дружбу вел и должен был кому —

    Узнают все,

    Раскроют все комоды,

    Разложат дни твои по одному».

    («Как жил, кого любил, кому руки не

    подал…», 1939)

    Так вышло, что о них мы узнали «из пересказов устных» —

    воспоминаний, газетных публикаций, глав книг, в большинстве

    случаев, написанных земляками. Прошли десятилетия, мало среди нас

    тех, кто рассказал бы сегодня о своем поколении, о друзьях, не

    вернувшихся с войны. Возможно, придет время, и школьники будут

    изучать историю Великой Отечественной не по картам и таблицам, не

    по датам учебников, а по книгам, страницы которых написаны в 1941-

    1945-м годах и в послевоенную эпоху поэтами, публицистами,

    прозаиками, военными корреспондентами — участниками войны и

    теми, кого миновало военное лихолетье. Все они сберегли память,

    чтобы передать из рук в руки внукам-правнукам.

    Николай Майоров слыл первым поэтом 33-й ивановской школы.

    Зная об этой страсти, ватага друзей умышленно заворачивала в

    книжный магазин. Костя Титов13, «любивший пошутить, обращался с

    серьезным видом к продавщице: ―Скажите, книжка поэта Николая

    Майорова еще к вам не поступала?― — чем приводил в великое

    смущение Колю». 14 Окончив десятилетку, юноша поступил на

    исторический факультет МГУ.

    Московские вузы распахнули двери перед приезжими из

    провинции. Во второй половине 30-х годов столица стала не только

    городом студентов, но и городом молодых поэтов. Так что Николай