Азалия посмотрела на танцевальную площадку. Брэмбл усадила младшеньких на пол, тогда как она сама, Дельфиния и Ева прыгали через них. Младшие сестры громко визжали, когда края юбок задевали их лица. Послышался голос Брэмбл: "Не подпрыгивай, Айви! Ты — настоящая идиотка! Хочешь, чтобы тебе снесло голову?" Азалия сдержала смех, и неприятное чувство беспомощности ослабло. Немного.
— Когда-нибудь, сударыня, — произнес Хранитель, отходя в сторону и давая возможность Азалии присоединиться к сестрам, — я смею надеяться, что мне посчастливится увидеть ваш изысканный, неземной реверанс снова.
Следующим утром девочки опоздали и на завтрак, и на уроки. Спустившись в комнатку за кухней, они увидели на столе разложенную по тарелкам остывшую кашу и также их преподавателя учителя Рамсдена. Он сидел на своем привычном месте и, на поверку, похрапывая, спал, вертикально прислонившись к своей трости.
Спал долго. Никто не проявил милосердие и не разбудил его.
— Почему завтрак так рано? — простонала Брэмбл, положив голову на скатерть. — Почему уроки так рано?
Никто не ответил, вместо этого все сонно закивали. Четырехлетняя Жасмин калачиком свернулась на стуле, зарывая лицо в подол Азалии.
Однако, вечером того же дня после длительного ремонта танцевальных тапочек девочки, в волнительном предвкушении отошедшие ото сна, прошли серебряный лес. Мистер Хранитель, кланяясь, поприветствовал их у входа и исчез с едва заметной улыбкой. Азалия обрадовалась этому — с недавних пор она нервничала и чувствовала себя неловко в его присутствии.
Обнаружив предназначенные им двенадцать изящных кружевных вееров из шелка, девочки не могли подобрать слов, чтобы описать восхищение. Кловия, искусно владеющая веерами, научила сестер, как защелкивать их на запястье, как подбрасывать их и ловить и как махать ими прямо возле носа: скромно и сдержанно. Девочки наградили ее ободряющими возгласами.
— У меня хорошо получается... потому что... потому что я стеснительная, — краснея, произнесла она.
Они вернулись через камин в свою комнату, вспоминая струившееся рябью плетеное кружево. Ночью следующего дня они изучали новые па вальса: как опускаться и подниматься в такт. Еще через день — джигу. И ночью после — моррисданс, используя серебристо-белые шелковые палочки с прикрепленными на лентах шариками.
Не хватает слов, чтобы описать эти теплые летние вечера танцев в павильоне. Эйфористические, очаровательные, восхитительные. Именно такие чувства испытывала Азалия, глядя на девочек, сияющих от радости, когда они осваивали новых па или учились балансировать на носочках или когда Азалия укрывала их перед сном — их щечки пылали румянцем, а с лиц не сходила улыбка.
— Иногда я просыпаюсь, — сказала Флора однажды утром, — и спрашиваю себя, правда ли всё это.
— Кажется, что все это снится, — сонно согласилась Злата.
Каждый день утро наступало слишком рано, и, с трудом удерживаясь на ногах, девочки одевались и, опаздывая, ковыляли к завтраку. Они ремонтировали балетки прямо там, за столом, или во второй половине дня в холодном погребе. С каждым днем танцевальные тапочки всё больше превращались в лохмотья, и Азалии приходилось обшивать их старыми скатертями, потому что шелк быстро изнашивался. Азалия понимала, что долго они не прослужат, но она была готова исколоть себе все пальцы, лишь бы они еще продержались. Ей необходимо погрузиться в серебряный лес, в танец, хотя бы еще на один вечер.
А еще она хотела вновь увидеть мистера Хранителя, хотя не осмелилась бы никому в этом признаться.
Он едва лишь перемолвился словом с ней или с другими девочками, ограничиваясь лишь приветствием, поклоном и пожеланием доброй ночи перед уходом, однако, ощущение его присутствия витало в воздухе. Когда Азалия кружилась, устремив взгляд в одну точку, а ее юбки вздымались волнами, она могла поклясться, что мельком видела темные глаза, наблюдающие через решетку или возле входа, но при следующем туре там были только бутоны роз. Плавные движения Хранителя завораживали, и, мучимая догадками, Азалия отчаянно желала посмотреть, как он танцует.
— Бедный мистер Пудинг, — сказала Ева однажды вечером в павильоне. По календарю шли первые дни августа. Протанцевав, пока пуанты не изорвались в клочья, они теперь сидели в кругу на полу, уставшие. Сегодня в шатре они обнаружили длинные узкие ленты и, размахивая ими, танцевали последние несколько часов.
— Утром он едва не заплакал, — продолжала Ева, — когда мы опоздали на завтрак и не стали его есть, потому что он остыл.
— Пёс с ним, с мистером Пудингом! — произнесла Дельфиния. Уставшая, она могла и позлословить. Азалия, напротив, помогла девочкам подняться, расталкивая уснувших малышей, и взяла на руки спящую Лилию.
— Мы слишком задерживаемся здесь. Нам следует быть внимательнее, — сказала она, запуская руку в карман юбки в поисках часов лорда Брэдфорда, чтобы узнать время. Азалия брала их с собой каждый вечер, периодически сверяясь, чтобы не пропустить час, когда пора уходить. Тем не менее, когда вокруг них вращался шатер, было очень легко совсем забыть о существовании времени. Азалия глубже засунула руку и нашла только наперсток.
— Брэмбл, ты не видела часы?
— Я? Нет, — зевнула в ответ Брэмбл.
— Кто-нибудь видел часы?
В ответ девочки только сонно моргали. Охваченная тревогой, Азалия обыскивала мраморный пол, надеясь, что часы выпали, когда она танцевала мазурку с лентами. Она не может вот так взять и потерять чужую вещь!
Азалия вновь обернулась, и на этот раз у входа непринужденно стояла темная фигура мистера Хранителя. Сложив руки в форме чашечки, он поднес к самому носу какой-то предмет. Закрыв глаза, словно пытаясь втянуть что-то, он глубоко вдохнул. Между его длинными темными пальцами Азалия уловила золотой отблеск.
— Мистер Хранитель! — испытывая облегчение, сказала она и зашагала к входу. — Вы нашли их!
Хранитель поспешно открыл пронизывающе черные глаза. Заметив Азалию, резкость в его взгляде потухла, а на лице заиграла улыбка. Он опустил руки. На его укрытых перчатками ладонях ютились часы, цепочка и брелок.
— Да, — вежливо произнес он. — Они со звоном прикатились сюда. Прошу меня извинить.
Азалия попыталась выхватить часы, но мужчина сомкнул пальцы и отступил.
— Мистер Хранитель...
— Какие прелестные часы, — тихо произнес он. — Они принадлежат вашему поклоннику?
У Азалии перехватило дыхание, сердце в бешеном ритме заколотилось под корсетом. Позади них неуловимый ветерок тронул листья на решетке.
— Не... моему..., — запинаясь, выпалила Азалия. — Мистер Хранитель, пожалуйста, не могли бы вы мне отдать...
Вытянув руку, Хранитель вложил ее ладонь в свою. Азалия остолбенела: казалось, прикосновение его сильных пальцев тронуло в самое сердце — это одновременно и вызывало трепет и пугало. Перевернув ее дрожащую кисть ладонью вверх, он положил туда часы с цепочкой и загнул ей пальцы, при этом еще некоторое время удерживая ее ручку в своих руках.
Затем, одним плавным движением, он освободил ее и распрощался с девочками — так быстро, что Азалия даже не могла вспомнить, как миновала мост. Она до такой степени зажала в руке часы, что сквозь перчатку на ее ладони отпечатались золотые орнаментальные завитки.
Несколько часов спустя, когда ее сердцебиение вернулось в нормальный ритм, и Азалия не заливалась краской, вспоминая, как руки мистера Хранителя держали ее ладонь, она установила лампу на круглый стол в их общей спальне, достала газету из-под своей кровати и, сидя на пуфике, рассматривала часы и читала новости.
Всех девочек взволновало известие о том, что в прошлом месяце в Делчестрийской войне состоялось два сражения. Между уроками и трапезами, а теперь еще и починкой обуви и сном, Азалия вслух читала сестрам "Вестник", отчего на их лицах застывала тревога. Потом Азалия заставляла рвать старые скатерти и сворачивать лоскутья для ремонта пуант.
Тем не менее, последние несколько недель чтение газет сопровождалось восторженными возгласами. В колонке сплетен и слухов Леди Обри упомянули имя Азалии. Леди Обри освещала новости "Высшего Общества", которые в Исбери обычно сводились к рассуждениям, что леди Кавершем и министр Фейрвеллер составили бы прекрасную пару. Матушка никогда не одобряла такой подход, и Азалия тоже — теоретически. Став теперь объектом внимания, она не могла оставаться в стороне.