Прибился осиротевший мальчонка к небольшому обозу. Впереди шагает старый человек в кошачьей телогрейке, перекинув через плечо черную палку. Это дедушка Комарек. Мальчишку зовут Генрих. Генрих Хаберман. Так вот и бредут они по военным дорогам. В близком лесу глухо рвутся снаряды… взлетает на воздух мост… умирает в своей колясочке маленький Бальдур, и Рыжего жандармы повесили на мертвом тополе…

С первых же страниц этой книги, написанной известным писателем ГДР Альфредом Бельмом, лауреатом премии имени Генриха Манна и Национальной премии ГДР, мы погружаемся в самую гущу событий последних недель войны и начала мирной жизни на немецкой земле. Главному герою всего двенадцать лет, но он за один год пережил и повидал столько, сколько иному не доведется пережить и повидать за всю жизнь.

Он ведь был «маленький гитлерюгенд», как он потом рассказывал о себе, верил в фюрера, верил в барона фон Ошкената, который, правда, бывал с ним добреньким только тогда, когда опустошал плоскую бутылочку, — о нем Генрих порой вспоминает во время длинных переходов в Померании, что «сгорела дотла». А потом… потом, когда они уже переправились через Одер и Генрих остался совсем один в брошенной деревушке Пельцкулен, пришли советские солдаты! И с ними пришел мир на немецкую землю. И принесли его солдаты, отцы которых, как рассказывал Генриху дедушка Комарек, в 1917 году совершили революцию в далеком Петрограде. Дедушка Комарек был тогда в плену в России, и революция принесла освобождение и ему.

Для Генриха начинается совсем новая, такая сложная и интересная жизнь. Он живет в советской комендатуре вместе с веселым солдатом Мишкой, строгим сержантом Николаем, мечтательным Леонидом. Знакомится он и с майором Новиковым, участником гражданской войны в Испании. И скоро под влиянием пережитого и увиденного начинает понимать, где были ложь и обман. Но вот где правда, ему еще предстоит постигнуть…

Вот об этом, о пути постижения правды жизни в сложнейших условиях острой борьбы старого и нового на немецкой земле, и рассказывает эта увлекательная книга.

И путь этот совсем не прост. На каждом шагу юного Генриха подстерегает опасность. То она выступает в лице мальчишки по прозвищу Рокфеллер, такого славного и доброго, однако ищущего счастья на черном рынке, где он продает окурки или шелковые чулки… То в лице Маргаринового босса — он чего хочешь может достать, в том числе и такие нужные крючки и лески. А то это и сам дедушка Комарек: он же решил совсем один основать большое рыболовецкое дело и даже озеро купить, чтобы потом промышлять копченым угрем и другими дарами этого озера. Распознать и увидеть все эти опасности помогают Генриху прежде всего советские солдаты и офицеры и Испанец — кузнец Альберт, посвятивший себя борьбе за мирную счастливую жизнь немецкого народа. Много еще и других людей встречает на своем пути к правде юный Генрих. Это и фрау Кирш со своей неиссякаемой добротой и любовью ко всему подлинно честному и хорошему. Это и его верный друг талантливый художник Отвин. И совсем, казалось бы, неприметный «человек в латаном свитере», которого Генрих сперва даже принимает за тайного сыщика — так пристально он посмотрел на него, — а человек этот и рассказал нам обо всех этих событиях и их героях в книге с загадочным названием «Пуговица, или Серебряные часы с ключиком». Книгу эту на его родине называют «поэмой о человечности», мы же назовем ее и «поэмой о дружбе между народами Советского Союза и Германской Демократической Республики». И, быть может, эти слова и есть тот ключик к таинственным часам, которые дедушка Комарек, уходя навсегда, передал Генриху Хаберману.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Нет — подумал старый Комарек, — не уйду я из Дубровки!»

Он стоял перед своей лачугой, слушал и все твердил: «Нет, не уйду я из Дубровки!» Порой громоподобный грохот нарастал, и лес, подступавший со всех сторон, содрогался.

«В Зельбонгенской пустоши это, — решил старик, — южнее Зельбонгена они уже».

Зашел в лачугу. Подбросил дров в печурку, поджег.

Давно уже сжившийся со своим одиночеством, чудаковатый этот старик сейчас думал: «Хоть бы у кого совета пойти спросить!» Были, конечно, люди, с которыми он легко сходился, здесь на Мазурах, в окрестных деревнях. Но ведь бывало, что проходили годы, а он и не заглядывал к ним, однако потом снова навещал.

Старик не сидит сложа руки. Нет. Скорей, суетится даже. Ходит взад-вперед от печки к двери и обратно. Снял с гвоздя несколько обручей для верши, проверил и снова повесил.

Подошел к двери. Стоит. Слушает. Отсюда, с порога, ему видны крыши пяти домов. А дальше деревня скрывается за холмом. Чуть правее снова видны палисадники. Здесь, рядом с лачугой, стоят две могучие сосны. Любит их старик.

Вот он шагает вниз, к деревне. Словно бы устала она, эта деревня. Ни души кругом. Уже два дня. Он идет по улице. Оборачивается. Никого. Один он. Кажется, что осиротевшие дома похожи на людей. «Удивительно! — думает старик. — И на кой им было уходить из Дубровки?»

Нет у старика здесь ничего, кроме лачуги. Но в ней висят рыбачьи сети, белые рыбачьи сети, еще ни разу не ставленные. Долгие ночи напролет он сам вязал их, потому со временем и набралось их столько. «Кончится война, — думал он, — большое рыболовецкое дело начну. На Илаве».

Наступает полдень. Старик ходит по лачуге и собирает кое-какие вещички, укладывает в дорожный мешок.

Когда-то давно он сшил себе телогрейку из кошачьих шкурок — спасался от ревматизма. Но он никогда раньше ничего подобного не мастерил, и получилась она велика — ни под какую одежду не надевалась. Вспомнив о телогрейке, старик вывернул ее мехом наружу и напялил поверх темно-зеленой куртки.

Подул ветерок. Закружились в воздухе снежинки.

Старик вышел из лачуги. Прислушался. Сперва склонив голову налево — к востоку, потом направо — к западу. В близком лесу что-то грохнуло. Еще. И еще. Подряд пять взрывов. И еще пять. Лес приглушает грохот взрывов, думает старик. И грохот этот какой-то безжизненный. Человек не способен вызвать его.

Комарек запер лачугу, положил ключ на балку. Перекинул палку с мешком через плечо и зашагал в лес. Направление он взял на Пайчендорф.

Всякая погода по душе старику. Нипочем ему сейчас и снег, липнущий к лицу, и то, что он совсем один шагает по полям.

Время от времени на его пути попадаются большие дороги. Тогда он стоит и долго смотрит на нескончаемый поток повозок и машин. Мелькают лица совсем чужих людей. «В бегство подались», — думает он и не мог бы сейчас сказать, с ними он или нет. Быть может, он только свидетель? Свидетель того, что ныне творится на белом свете? А для него самого все это не имеет никакого значения?

Дорогам он предпочитает прямую межу. Или шагает вдоль опушки. Лес-то он любит. По льду переходит озеро.

Спустился вечер. Старик устраивается на ночь в одинокой риге. Складывает снопы, прячет под них ноги. Справа и слева тоже кладет по снопу. Тепло-то ему будет! Потом развязал еще два снопа и укрылся соломой.

День за днем он шагает все дальше и дальше.

На третьи сутки к нему примыкают четыре женщины. Каждая ведет рядом с собой по тяжело нагруженному велосипеду. Одна очень толстая. У нее ручная тележка. В тряпье пищит ребенок. Прошел день — еще две бабы увязались за ним. Потом еще пятеро.