«Может быть, еда сделает меня более любезной для следующей смены медсестер», - размышляла женщина. – «По крайней мере, я перед ними в долгу. Иначе они будут думать обо мне как о злобном средневековом военачальнике. Ночь закончится не скоро, а голодный хирург – не самый терпимый человек в этом мире.»

Было уже около шести вечера, когда Гаррет дошла до кафе. Она была крайне удивлена увидеть главу своего отделения, идущего к ней и все еще одетого в рабочий халат. Хирург была уверена, что он уже ушел. Шеф поднял глаза и удивленно уставился на ее стройную фигуру. Потом к нему пришло понимание. Он быстро маневрировал по коридору, ловко обходя человеческие препятствия, пока не оказался лицом к лицу с высоким хирургом.

- А, вот вы где, доктор Триволи. Мне надо поговорить с вами, – его голос был спокойным и уверенным. – Пойдемте в мой кабинет.

Кивнув, женщина последовала за ним. В голове хирурга роились мысли. Она была уверена, что это было связано с сегодняшним пациентом травмы. Что же она сделала не правильно? Она вновь проанализировала все свои предыдущие действия, быстро шагая вслед за шефом. Дерьмо всегда падает вниз, и, похоже, я получу сейчас достаточно с самого верха. Она подумала о службе на флоте и о приказах, с помощью которых поддерживалась дисциплина. Шеф должен приказывать врачам и хирургам, те в свою очередь – главному ординатору, он – остальным ординаторам, а те уже должны разбираться с интернами и медсестрами..

- Доктор МакМюррей, я …., - начала она, чтобы тут же быть прерванной.

- Садитесь, доктор Триволи, - он показал ей на стул с другой стороны от его рабочего стола.

Офис был достаточно большой, что придавало ему еще больше значимости в условиях больницы. На стенках висели фотографии, сделанные врачом в его путешествиях, множество книжных полок. Почти на всех фотографиях рядом с шефом справа стояла женщина с красивой улыбкой. Заметив интерес Гаррет к фотографии на столе, он произнес:

- Мы провели две недели в Новой Гвинее, я и моя жена.

- Она очень красивая, сэр. Должно быть, вы провели замечательное время там, - она наклонилась, чтобы лучше рассмотреть фотографию.

- Да, это правда, провели. И до сих пор еще проводим, - пальцем он нежно провел по фотографии.

- Это лучшее, что я когда-либо сделал. И сделал бы это снова, - он с сожалением отставил фото, на мгновение задержавшись на нем взглядом.

- Ну, да хватит обо мне, давайте о вас, - его голос тут же приобрел деловой тон.

Женщина почувствовала, что ее разбирают на части, его пронзительный взгляд буравил ее насквозь. Она вся напряглась и сжалась. Триволи всегда была достаточно толстокожей, это придавало ей уверенности, что никто не сможет ее достать. Это была ее тактика выживания. В конце концов, никто больше не ранит ее.

Ее глаза приобрели стальной оттенок, встретившись со взглядом глубоких карих глаз шефа.

- Так что на счет меня? – она наклонилась вперед, бросая вызов.

Они могли бы оставаться вечность в таком положении, если бы мужчина не моргнул и не втянул затем воздух сквозь зубы. Он присел в глубокое кожаное кресло и отвернулся от Триволи, поражаясь ее смелости. «Она, может, и женщина, но яйца у нее гораздо больше, чем у многих мужчин, которых я знаю». Он вспомнил свой первый день в программе и увидел в ней столько себя, что стало даже страшно. Ее навыки и хирургический опыт намного превосходили возможности остальных участников программы. Он мог только научить ее еще лучше применять эти навыки, не говоря уже о всех тех жизнях, которые она сможет спасти. Но мужчина все же решил занять по отношению к ней жесткую позицию, и когда он начал говорить, его тон был ледяным.

- Каждый год я выбираю одного участника программы и вменяю ему в обязанности установление хороших рабочих отношений с персоналом скорой помощи. – Он повернулся к ней и прищурился. – В этом году этот человек – вы.

Ее рот медленно приоткрылся. – Что? – На лице читалось недоумении.

- Вы слышали меня. Я хочу, чтобы вы наладили отношения между департаментом и работниками больницы. Приступить надо немедленно.

- Почему я? Почему бы не один из двух других? - Она замолчала. - Если это все только потому, что я женщина ...,- в голове стали возникать мысли о дискриминации и сексуальных домогательствах.

Шеф снова прищурил глаза, взмахнул рукой и произнес:

- Я больше никогда не хочу слышать эти слова у себя в кабинете.

Достав из ящика стола три папки, он бросил их на стол. – Все здесь. Проверьте сами.

Она опустила глаза вниз, чтобы увидеть имена на папках. Доктор Рене Шабо, доктор Натаниэл Хостетлер, и ее собственное имя - доктор Гаррет Триволи, гласили надписи сверху. Ее глаза смотрели на врача, ища хоть какого-то ответа.

- У доктора Шабо не будет времени на это, у него семья, а доктор Хостетлер хоть и не женат, но займется оттачиванием своих врачебных навыков. Таким образом, остаетесь только вы, доктор Триволи. У вас нет семьи, а ваши хирургические навыки совершенны и безупречны. Но у меня есть чему еще научить вас в этой программе. Я полагаю, что ваша будущая работа - это одна из составляющих общей картины взаимодействия внутри скорой помощи, а это означает, проводить время с сотрудниками, как внутри стен этой больницы, так и за ее пределами. Их личные жизни отныне тоже будут касаться вас! И мне наплевать, как вы будете это делать. Просто делайте!

Его лицо не выражало никаких эмоций. Гаррет как рыба хватала воздух ртом: «Но…».

- Никаких «но», Триволи. Я хочу, чтобы здесь вы стали лидером, а не остались еще одной шестеренкой в системе. У вас есть огромный неиспользованный потенциал, вы просто еще не догадываетесь об этом.

Он покачал головой, вспомнив о недавнем разговоре с некоторыми очень разгневанными сотрудниками скорой помощи.

- Что касается работы хирургом, то ваша задача – неустанно заботиться о здоровье наших пациентов. - Он взглянул на женщину, его лицо полыхнуло гневом. – Но не за счет конфронтации и унижения сотрудников. Вы продолжите это, Триволи, и никто не захочет работать с вами. И мы посмотрим, насколько совершенен ваш мир, когда вы останетесь один на один с пациентом. Одна в операционной!

Затем его голос стал тише, и выражение лица смягчилось, когда он протянул руку и снова нежно коснулся фотографии на столе.

- Кроме того, вы вскоре поймете, что медсестры не враги вам. И в один прекрасный день, одна из медсестер, на которую вы обрушили сегодня свой гнев, спасет и вашу задницу.

Он вновь посмотрел на фотографию и повернулся спиной к женщине.

- А теперь идите и подумайте о том, что я сказал.

Она тут же встала на собственную защиту:

- Я чертовски хороший хирург, почему я должна …

- Потому что ВЫ,- он почти ткнул ей в лицо указательным пальцем. – Вы всего лишь маленький винтик в механизме больницы. Это я подписал вам счастливый билет в эту программу. И если вы не хотите вылететь из нее, вы станете частью всего этого организма под названием больница, а не больница станет частью вашего эго! Я достаточно ясно выразился?

Гаррет встала со стула и повернулась, чтобы выйти из кабинета. Взявшись за дверную ручку, она повернулась обратно лицом к шефу. Не успев еще ничего сказать, она увидела, как он листает ее папку.

- Я постараюсь не подвести вас, сэр, но не ждите, чтобы я изменилась в одночасье. У меня есть только опыт требовать от других то же самое, что я требую и от себя.

- Замечательно! Тогда вы научитесь признавать собственные недостатки так же, как и недостатки всех остальных. Гаррет, нельзя научиться слезать с высокой лошади, всего лишь представляя себя на ней. Точно так же люди будут смотреть и видеть просто вас, а ни кто вы есть. - Он так и не поднял голову, изучая ее дело.

- Посмотрим, что у меня получится. - Она покинула кабинет шефа и остановилась как вкопанная, сделав всего лишь несколько шагов по коридору. Все прошло гораздо труднее, чем она ожидала. Она покачала головой и представила себе, что только что мимо проехал грузовой состав, который проделал огромную дыру в стене ее планов на оставшуюся жизнь. И поезд этот назывался «МакМюррей скорый». Ей придется жить с этим, она должна, никто не вылетает из программы в первый же день. Кроме того, сдаваться, было против ее природы.