Утром, до самолета, отправились в город. Многоликий Ашхабад залит солнцем. Помогаю выбрать подарки жене и родителям. Раджеп, по-видимому, относится к этому серьезно, волнуется, подолгу вертит в руках брошки, ко­сынки. Кидается к каждому книжному магазину, ларьку. «Магтымгулы» нет. Это его расстраивает.

—  Сколько книжек никуда не годных. Плохих книжек. Хорошей нет. Зачем так?

— Успокойся, Раджеп, у нас тоже не всегда купишь Пуш­кина.

Мне хочется сходить к русскому театру. Он терпеливо сидит со мной на скамейке в сквере. Курим.

На фасаде театра бездарный барельеф великого поэта. Здание маленькое, наверное, уютное внутри. Выходят артисты, я их сразу узнаю по манере держаться. Опять слоняемся по городу. Пытаюсь сфотографировать туркменок в национальном платье, они бегают стайками, отво­рачиваются. Еще полтора часа сидим в аэропорту. Рядом с нами две молоденьких туркменки. Раджеп заговорил с ними по-своему. Я жалуюсь.

— Так и не смог снять. Пугливые они какие-то у вас. Ну чего боятся?

Вдруг одна девушка протягивает мне бумажку, на кото­рой написан адрес: Тувакова Нурбиби. Раджеп радуется.

—  Вот видишь, не все туркменки боятся. Она хочет, чтоб ты ей написал письмо, как брат.

Девушка улыбается.

—  Я учусь в университете, уже на третьем курсе, — гово­рит по-русски и почти чисто.

Я поднимаю аппарат и щелкаю. Она улыбается. Я снимаю еще. Мне кажется, она просто терпит.

— Я пришлю вам снимки.

—   Обязательно пришлите и письмо напишите. — И она уходит на самолет, следующий в Ташаус.

—  Она провожает свою сестру в Ташаус. Ведь ты ей на­пишешь письмо? — спрашивает Раджеп.

— Обязательно.

Летим в Мары. Под нами Каракумы. Жарко нестерпимо. Первое, что вижу, спускаясь по трапу, — верблюды.

— Ты ведь приедешь ко мне в гости, да?

— Конечно.

Тут какие-то знакомые встречаются Раджепу, и они кри­чат весело на своем родном туркменском. И он на минуту забывает обо мне. А меня уже ждет автобус, чтобы ехать дальше. Он вырывается из толпы, подбегает.

— А как по-вашему — моя любимая?

—  Менин сойгулим! — почти кричит Раджеп и улыбается. Он счастлив.

— Ну, пока...

Сентябрь 1972 г. Ростов-на-Дону - Байрам-Али

Страшно подумать, что я мог не увидеть Мавзолей Исмаила, дворец Мохи-Хоса, минарет, медресе, мог не уви­деть Бухару! Целый день бродили по городу, не чувствуя усталости, ели огромные арбузы на знаменитом Бухарском базаре и опять бродили.

Уже совсем стемнело, а мы плутали по узеньким улочкам, темным, запутанным; маленькие спрятанные двери, окна почти отсутствуют. Мужчины возвращались с вечерней молитвы.

Загадочный, жуткий в своей вечной тайне Восток. На­верное, надо здесь родиться, чтобы понять этих людей, эти города. Древнейшая культура и невежество — рядом, переплетаются и живут как одно целое... Я видел чудеса ар­хитектуры, великолепные ансамбли, где солнце, казалось, было элементом композиции, переставал дышать и думать, только смотрел. Я разговаривал с мусульманином, который читает слушателям медресе арабскую литературу, и я видел темных, со столетним испугом в глазах женщин.

Это был один из тех дней, которые помнишь всю жизнь, помнишь какой-то особенной памятью чувств.

22 октября 1972. Бухара

Был на концерте Ростроповича. Исполнялись Шоста­кович, Бриттен, Мессиан. Всегда надо слушать музыку, особенно прекрасную музыку. Из всех искусств самое философское — музыка. На великой музыке можно вы­верять жизнь.

В антракте В.И. познакомил меня с этим великим музы­кантом. В жизни он оказался очень простым и общитель­ным. После концерта вместе ехали домой в машине В.И. Было много интересного рассказано, а я смотрел на вио­лончель, вернее на футляр, который он ласково обнимал рукой, как женщину.

Кисловодск. 8 ноября 1972

1973

Еще одна нелепость моей жизни. Оказался в Волгограде. Еще бы немного, и я бы там работал. Театр, правда (за ис­ключением прекрасного здания), ужасный. И город меня напугал. Я не знал, что буду делать там, все такое большое и жирное. Это только Волге хорошо быть широкой.

25-28 марта. Волгоград

Первую запись в этом очаровательном блокноте делаю на борту самолета Мин. Воды — Ростов. Что-то много ле­таю последнее время. Несколько дней назад вернулся из Волгограда. Посмотрел там несколько спектаклей в ТЮЗе. Говорил с глав.режиссером, директором. Меня там ждут с 15 апреля. А мне все не верится, что это всерьез, хотя уже подал заявление об уходе (3 апреля); имел длительную беседу со своим теперешним директором и реж. Долго и бесполезно. Говорили о том, как я нужен театру и как театр этот нужен мне. О перспективе, о планах на меня лично. Умом я их, кажется, понимаю и со многим даже согласен. Ну, вот заработали винты, сейчас взлет. Милую Настеньку оставил в Кисловодске у бабушки. Как здорово мы с ней путешествовали, теперь не скоро увидимся, а я уже скучаю. Как-то все сложится, интересно. Очень не хочется терять Ростов. Привык к этому городу и людям. Но жить в ТЮЗе больше не могу. Волгоградский — это, конечно, временно, только чтобы уйти из этого.

С 29 апреля десятидневная командировка в Москву. Мало, очень мало десяти дней для Москвы. Серый заму­чил меня, мы целый день бродили по городу, и он почти убедил наглядно, что город этот не так уж хорош, а уж с Ростовом в сравнение не идет! (Серый — Сережа Горбенко, талантливейший композитор, певец. Замечательный друг и товарищ. Заведующий музыкальной ча­стью Ростовского, а затем Московского, ТЮЗа.)

Мне и самому показалось, что нет в столице нашей цельности, стиля, что ли, своего, эклектика случайности на каждом шагу, а праздничное оформление и вовсе бездарно и все еще больше портит своей аляповатостью.

Но надо здесь родиться или долго жить, и, наверное, тогда почувствуешь то, что меня лишь легонько задело, что-то щемяще-русское, родное и в тихих переулках, в спокойных Патриарших прудах, и в тесных булочных на Бронной...

Вечером пропадал в театрах. Особенно запомнились «Традиционный сбор» в «Современнике», «Десять дней» на Таганке, «Ситуация», «Человек со стороны» на Малой Бронной в постановке Эфроса.

Все время вспоминал Чехова: «в Москву, в Москву...»

8 мая 1973 г. Москва

Любопытно сразу после Москвы оказаться не где-нибудь, а в Виннице. Дождь и холодно... Гастроли начались с того, что все простудились, и я в том числе. Это ужасно: жить в гостинице и болеть.

Забавный город Винница, здесь бывал даже Гитлер. Я посетил развалины его подземной резиденции, даже тропка протоптана к огромным железобетонным глыбам, замшелым, молчаливым и удивительно инородным среди тихих сосен...

Как-то трудно представить себе, что вот здесь листались совсем еще свежие, трагические страницы истории моей Родины. Каким-то нелепым, больным вымыслом кажется и весь этот Гитлер, и весь его шершавый железобетон.

Гастроли идут нормально, впрочем, как всегда. Играем в основном «Старшего сына», а после спектакля в гостинице преферанс. Я устал от ТЮЗа, устал от работы этой, ни уму ни сердцу. Может быть, просто пора в отпуск, но может быть, это и серьезно! Что тогда!

11 -30 мая 73. Винница

              Первая роль в Ростовском драматическом театре. А.Светлов «20 лет спустя»

Гастроли в Краснодаре. Мои последние гастроли с Ро­стовским театром юного зрителя, моим первым театром, которому отдано так много, и все это многое в сравнение не идет с теми пятью годами, которые остаются здесь. Лучшие годы артиста, мне было 21, когда я пришел в ТЮЗ 12 марта 1968 года, теперь мне 26, 17 сентября 1973 года последний спектакль. Немного жутко сознавать это. Что-то ждет впереди, как все будет, а здесь было неплохо. Было хорошее начало, была работа с Хайкиным, пока лучшим режиссером, с которым приходилось встречаться. (Хайкин Артур Юзефович — в ту пору режиссер Ростовского теа­тра юного зрителя им. Ленинского комсомола, потом режиссер и главный режиссер Омского театра драмы.)