Для объективной экспертизы обвинения и его обоснованности с точки зрения развивавшихся событий в районе, где вела бои 34-я армия в сентябре 1941 года, дело было направлено в оперативное управление Генерального штаба Советской армии.

Несколько месяцев потребовалось специалистам Генштаба, чтобы скрупулезно разобраться во всех деталях оперативной обстановки, учесть реальные изменения в соотношении сил, происшедшие 8— 10 сентября на участке действий 34-й армии, временной фактор и многое другое. Было установлено, что обстановка в полосе обороны армии на 9-е, а тем более на 10 сентября 1941 года резко ухудшилась, поскольку еще 9 сентября войска 34-й армии были окружены и вынуждены действовать в отрыве от соседей. Директива же Военного совета Северо-Западного фронта, в неисполнении которой был обвинен Качанов, исходила из оперативной обстановки по состоянию на 8 сентября, по этой причине выполнить ее Качанов объективно не имел возможности.

Поэтому принятое им как командующим армией (при отсутствии связи со штабом фронта и в условиях ведения боя при угрозе окружения подчиненных войск) решение на перегруппировку вверенных ему сил с целью стабилизации войск армии в обороне и разгрома вклинившейся группировки противника соответствовало обстановке.

Таким образом, обвинение Качанова в неисполнении приказа являлось необоснованным, как и обвинение в оставлении поля боя, поскольку он все время находился в войсках, которые вели бои с наступавшим противником.

Что же касается завладения немецкими войсками материальной частью вооружения (в том числе боевой техникой и артиллерией) 34-й армии, то в данном случае имел место именно захват противником этих средств ведения войны в силу общей неблагоприятно сложившейся для наших войск боевой обстановки, а не «оставление их противнику», как было вменено в вину Качанову.

О своих выводах Генштаб сообщил в Главную военную прокуратуру 5 января 1957 года. 1 февраля был подготовлен проект документа за подписью Главного военного прокурора генерал-майора юстиции А.Г. Горного в Военную коллегию Верховного суда СССР с предложением: приговор военного трибунала Северо-Западного фронта от 27 сентября 1941 года в отношении Качанова К.М. отменить и дело о нем дальнейшим производством на основании пункта 5 статьи 4 УПК РСФСР прекратить «за отсутствием в действиях, приписываемых обвиняемому, состава преступления».

Дальше процесс реабилитации затянулся — «согласования» заняли несколько месяцев.

В конце концов все согласования были закончены, и 19 декабря Военная коллегия Верховного суда СССР приговор военного трибунала Северо-Западного фронта от 27 сентября 1941 года в отношении Качанова К.М. отменила.

Труднее проходила реабилитация генерала В.С. Гончарова. Он ведь не имел статуса осужденного законным юридическим органом, был расстрелян без суда и следствия единоличным решением военно-политического начальника.

В 1957 году сын Гончарова обратился к министру обороны СССР с просьбой пересмотреть дело о вине его отца. Компетентные органы провели проверку «правильности расстрела» начальника артиллерии 34-й армии. Папка с материалами в отношении генерала по объему оказалась очень тонкой. В ней содержалось всего шесть листов, из которых два дублировали друг друга и являлись актом об изъятии имущества у генерал-майора Гончарова В.С. «при приведении в исполнение решения уполномоченных Государственного Комитета Обороны». В акте указывалось, что 11 сентября 1941 года в деревне Заборовье по решению уполномоченных Государственного Комитета Обороны СССР армейского комиссара 1-го ранга товарища Мехлиса и генерала армии товарища Мерецкова «во внесудебном порядке за дезорганизацию в управлении артиллерией армии и личную трусость был расстрелян начальник артиллерии 34-й армии генерал-майор Гончаров Василий Сафронович, 1894 года рождения, член ВКП(б) с 1939 года».

Была еще справка за подписью заместителя начальника 1-го отделения особого отдела НКВД Северо-Западного фронта, из которой следовало, что «по решению уполномоченных Государственного Комитета Обороны 11 сентября 1941 г., между 17—18 ч., в д. Заборовье, в присутствии наличного состава штаба 34 армии в числе 23 чел., расстрелян начальник артиллерии 34 армии генерал-майор артиллерии Гончаров Василий Сафронович».

Результаты проверки расстрельного дела генерала Гончарова были отражены в сентябре 1957 года в приказе Министерства обороны СССР (приказ подписан заместителем министра обороны И.С. Коневым). В нем говорилось, что никаких материалов, доказывающих вину Гончарова, не имеется, следствие не проводилось, объяснения генерала о причинах тяжелого положения, в котором оказалась артиллерия армии, проверены не были. Генерал Гончаров В.С. был расстрелян «по устному распоряжению вышестоящего начальника».

Архивными оперативными материалами, имеющимися в Генеральном штабе, вина Гончарова «за неудачи войск 34 армии» также не подтверждается. Далее в приказе делается вывод: «решение о его [Гончарова] расстреле без суда и следствия надо считать необоснованным. Оно было принято без учета всех обстоятельств, в которых действовали войска 34-й армии в сентябре 1941 года». Приказ заканчивался словами: «Гончарова посмертно реабилитировать».

Так написано в приказе министра обороны. Что же касается дела Гончарова, то ни заключения военной прокуратуры, ни соответствующего определения суда об официальной его реабилитации не было.

В приказе как бы вскользь обронено, что Гончаров расстрелян по распоряжению вышестоящего начальника. Понятно, этот начальник — Мехлис. Назвать его в 1957 году можно было совершенно безбоязненно; он умер три с половиной года назад (февраль 1953). Однако живы были другие участники событий 11 — 12 сентября 1941 года: Булганин и Мерецков.

Бесспорно, ключевую роль в расстреле генерала играл Мех-лис. Вместе с тем он действовал не только с одобрения, но и при полной поддержке заместителя председателя Совета народных комиссаров Булганина.

Так что черная тень за незаконное убийство генерал-майора Гончарова падала и на Булганина. Но Николая Александровича Булганина в 1957 году пятнать было нельзя: он член Президиума ЦК КПСС, председатель Совета министров СССР, Маршал Советского Союза!..

Доля участия Мерецкова в решении судьбы Гончарова чисто номинальная: он только освободился из заключения, ему самому недавно чудом удалось избежать подобной участи, поэтому никакого влияния на «разборки» в 34-й армии он оказать не мог. Как представитель Ставки Кирилл Афанасьевич являлся скорее всего «зрителем», на которого был рассчитан эффект принимаемых жестких репрессивных мер, а не лицом, обладавшим на тот момент необходимой властью и способным реально повлиять на принятие решений о судьбах командования 34-й армии.

Официальная реабилитация генералов Качанова и Гончарова произошла лишь в марте 1958 года, когда Булганина, примкнувшего к так называемой «антипартийной группе Молотова — Кагановича — Маленкова», исключили из высшего руководства страны.

ЛЕНИНГРАД В СМЕРТЕЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ

Ответственное задание

Сталин выглядел постаревшим. Мерецков за время работы в Наркомате обороны (начальником Генштаба, заместителем наркома по боевой подготовке) десятки раз с ним встречался. Тогда казалось, годы не властны над вождем. Теперь же бросились в глаза многочисленные морщины, землистый цвет лица, усталый взгляд.

Мерецков прилетел в Москву с Северо-Западного фронта 17 сентября в середине дня, через час был принят генсеком. Сталин справился о положении на фронте. Кирилл Афанасьевич доложил, что оно улучшилось.

— Это хорошо, что положение стабилизировалось. Я вижу, вы вошли уже в курс дела, — сказал Сталин. — Хотим дать вам ответственное задание. Не возражаете?

Какие могли быть возражения…

Встречаясь со Сталиным, Мерецков, как он позже говорил, всегда был внутренне напряжен. Вместе с тем исключительно собран, что было вызвано сознанием важности дела, которое поручал генсек, и, естественно, огромной ответственностью за его выполнение.