Юрик понял одно - его, как щенка застукали, взяли, засвидетельствовали на пленке, унизили, опозорили, растерли в порошок. А еще и шантажировали! И не вслепую, а с уликами, прямо, со всеми его потрохами. И здесь Юрик сдался, обмяк, повиновался. Что был он 'шохой' и петухом на зоне, то и остался им. Больше в лагерь Бяшенцев не хотел!

Ни под каким предлогом! Ни за что!

Одной встречи, одного короткого, ужасного разговора Бяшенцеву хватило надолго, хотя ему не раз приходилось еще видеться со своим 'инквизитором', Шуриком, как назвался тот. Были еще разговоры, указы, приказы, советы, разборки. И постепенно Лысый понял, что парень ведет игру один, самостоятельно. Но живо, мощно, страшно! И Лысому стало боязно за это нечаянное 'знакомство', за свою жизнь. Но это все потом, позже! А сейчас...

...Сейчас, не имея за душой ничего: ни денег, ни злополучных фоток, ни малейших шансов на схватку и выигрыш, но ощущая за спиной тревожный взгляд и могущественное присутствие, Бяшенцев только тихо и скромно существовал и исполнял запросы 'Шурика'.

А 'Шурику' - Никите теперь как нельзя кстати нужна была помощь, левая сила, пешка в его опасных манипуляциях. И она нашлась в его распоряжении!

Брусок рьяно выполнял свои обязанности, свою работу. Тайсон пообещал повысить его в бригадном звании и надбавить, соответственно, оклад. Паренек, морально потерявший семью еще в десятилетнем возрасте, плюнул на родичей - алкоголиков и ушел из общаги. Сейчас он был 'мужик', крутой поцик, 'кент' в кругах знакомых и друзей. Кличку 'Брусок' ему дали за его фигуру, напоминающую параллепипед, но он не обижался. В звене, да и сейчас в бригаде у всех были клички. Даже у бригадира под стать боксерская, такая крутая, ломовая кликуха.

А тут возьми, да сам Тайсон взял его в дело! Не в обычные рутинные провороты, делишки, операции, а дал самую клевую, ответственную работенку. Да еще сказал, что на это задание годится только он, Брусок. Ну и ну!

Правда, наехали тут на него раз какие-то шпингалеты, наверное, зеленые. Так, левые. Пристали, че мол порнуху продает, маленький еще, а сами-то всего на год старше его. Пошарахались, отвалили. Только ходят, отвлекают от наблюдения. За тачкой Тайсон поручил ему смотреть в оба. Важная машина. Сказал, если кто вертеться рядом с 'волгой' будет, или лазить в нее, и вообще, что подозрительное, сообщить по запасному одноразовому каналу связи. Номер телефона лежал в кармане (после звонка хозяина этот номер ни для кого не существовал), спица и кастет тоже в пиджаке. Да и испугаться их особо, этих двух лохов, Брусок не успел. Две минуты, и те исчезли. И юный автоматический взгляд опять скользнул по автообъекту, стоящему во дворе, через улицу, в ста метрах. Все по-прежнему, тихо, спокойно. Хорошо! Да и газетки иногда берут...

...А Юрик Бяшенцев успел за две минуты проверить багажник, отключив 'сигналку', и убраться восвояси. Звонок, доклад на переменную дежурную точку, одобрение 'Шурика' и выслушивание следующих приказаний.

В пасмурный, морозный, далеко не весенний, девятнадцатый, апрельский день за час до обеда в бюджетных организациях, в центральный вход института 'СибНИИГНИ' с несколькими рулонами обоев в руках вошел крепкий, невысокий, молодой человек в длинном кожаном плаще и драповой кепке. На привычный, заученный до автоматизма, чуть рассеянный вопрос вахтера-пенсионера: 'А вы... куда? А... пропуск?' Игорь Козик натужено-актерским голосом, выглядывая из-за поленницы бумаги на плече, сообщил, что это материал в кабинет технолога и назвал даже его фамилию. А так как на следующую неделю в этом кабинете намечался ремонт перед праздниками, то дедуля-охранник согласно закивал вслед парню.

С окна пятого этажа института холл акционерного общества открытого типа 'Мемфис', находящегося в здании 'Шуменского кредита', просматривался великолепно. Зал, выложенный мрамором и уральским малахитом, благоухающий ароматом домашних роз, финиковый пальмы и цветущего пиона освещался мягкими желтоватыми торшерами и бра. Мирно и убаюкивающе журчал в центре искусственный родничок. Окна четвертого этажа с сигнализацией и полуопущенными жалюзями, чуть прикрытые легкой тюлью, сверкали блестящими в любую погоду золотисто-антрацитовыми рамами.

В 11.40. двери конференцзала раскрылись, выпуская на пятиминутный перерыв своих хозяев и гостей.

11.45. В окуляре оптического прицела доморощенной, но все еще рабочей снайперской винтовки Мосина 1930 года выпуска очутились кудрявые волосы Эдисона, разговаривающего по радиотелефону с подчиненными. Телохранитель его показал пальцем на окно и недозакрытые жалюзи. Эдуард Исаакович повернулся. Лицо исказилось недовольной гримасой.

11.45. Голова Эдисона разлетелась на кусочки, как лопнувший воздушный шарик, забрызгав собеседников и холл кровавыми красками.

11.48. Охрана коммерческо-финансового здания и телохранители некоторых боссов безуспешно пытались взломать стальную вестибюльную дверь, вызвать неработающий лифт, вырваться наружу.

Козик покинул институт через окно второго этажа, выходящее во дворы жилого квартала, предварительно осыпав путь своего бегства специальным антисобачьим составом. Сарай-пристройка со строительным инвентарем и пустыми водочными коробками, сбросив двуногую ношу, через минуту вспыхнула пионерским походным костром. Так четко и безукоризненно сработало ранее заложенное зажигательное устройство.

11.50. Тайсон, еще все не привлекая ничье внимание, кроме острого взгляда Никиты и зорких глаз Бруска, быстрыми ловкими движениями спрятал спортивную сумку и уложенную в ней СВМ в багажник 'ГАЗ-24', посмотрел на часы и исчез торопливым шагом за соседней пятиэтажкой.

Тотчас завелся другой механизм.

Никита с крыльца подъезда этого дома сделал знак рукой и Лысый подошел к Бруску, перекрыв телом линию обзора. Какая-то несвязная 'косая' болтовня. Драгоценная минута. По профессиональному наставлению Бяшенцева Никита (как всегда в своей работе загримированный), этакий 'Заячья губа', без труда отомкнул багажник 'волги' с отключенной на время сигналкой, забрал сумку и покинул двор.

Отстал с 'пьяными' наездами от Бруска и Юра Бяшенцев.

12.00. Городской платный 'Икарус', набитый пассажирами, отъехал, увозя Никиту. Автобус обогнал 'жигуленок' частника с трезвым угрюмым Юриком.

А ровно через минуту предохранительный клапан газового баллона у стоящего между институтом и 'Шуменским кредитом' 'ЗИЛка' сорвало, и местность окутали 40 литров пропана.

Вслед за этим по заранее сделанным телефонным звонкам двор заполонили 'скорая', 'пожарная', 'газовая служба' и УАЗик ППС, прибывшие каждые по своему делу. А вместе с ними все имеющиеся следы преступления замесили, затоптали, уничтожили ноги озлобленных охранников, выскочивших наконец-то из здания и окруживших его, и зевак, крутившихся рядом.

Спецопергруппа милиции приехала слишком поздно!..

На следующий день, в субботу, Никита, заимев красную 'копейку' от Лысого и отпустив его в двухдневный отпуск без содержания, поехал на первое настоящее дело.

Торгово-закупочная база 'Мебико' находилась в секторе частных домов и обшарпанных серых 'хрущёвок'. По разработанному плану Никита оставил тачку во дворе старой пятиэтажки, возле склада стеклянной тары, поправил парик, передохнул, 'заячьей губой' стараясь не шевелить, чтоб не отклеилась прозрачная лента. Скрытно 'проковылял' на четвертый этаж, расставил малярские инструменты: валик на длинной ручке, скребки, мастерки, щетки, банку с краской (старой как дерьмо мамонта), развел для удобства рукавами рабочей спецовки, осмотрелся, приноровился. Выглянул в грязное, с разводами, окно подъезда, сноровисто достал и скрепил обе части СВМ, проверил затяжку глушителя. Прислушался. Спецствол в широком манжете заляпанной краской брезентовки крепко сидел в зажимах на предплечье. Баллончик с сероводородом оттягивал левый карман. Тонкие резиновые перчатки неприятно липли к коже рук. 'Надо посыпать их тальком в другой раз', - подумал Никита и сунул ствол винтовки в отколотое ранее полотно оконного стекла.