Пыльца

– Эт-то что такое? – Голос хозяйки заставил девочку замереть. Хозяйская рука развернула девочку, палец уперся в пятнышки на лице. – На костер захотела?

– Нет. – Девочка замотала головой. – Что вы, фрау Марта, нет. Это… это краска. Просто краска, я попросила немного, – девочка махнула рукой куда-то за ворота, – там, у мастеров. Чтобы как будто от солнышка…

– Сотри. – Фрау Марта отвернулась к плите. – Не тешь дьявола.

Что-то происходило в углу, образованном поленницей и стеной сараюшки. Что-то там было, чего раньше не было, яркое, движущееся… Девочка присмотрелась, сделала шаг, другой. Вслед за ней сунулась в угол белая кошка, до того бездельно околачивающаяся у дверей кухни.

В углу, ближе к поленнице, расцвел не виданный девочкой никогда прежде цветок. Рыжий как, как… как лис, подумала девочка. Лепестки цветка прихотливо изгибались. Девочка встала на колени, кошка – на задние лапы. Они одновременно потянулись к цветку: нюхать. Кошка чихнула и посмотрела на девочку. Девочка чихнула и посмотрела на кошку. И у той, и у другой на лицах появилась россыпь ярко-рыжих пятнышек.

– Ты смешная, – сказала девочка. – Что это такое, а? Ты на костер захотела?

Кошка фыркнула. Девочка осторожно потрогала рыжие пятнышки на кошачьей морде. Посмотрела на испачканный в цветочной пыльце палец.

– Ты как это нож держишь? – Фрау Марта стояла в дверях кухни.

– Никак, – едва слышно пробормотала девочка, – обычно. Как я держу нож, фрау Марта?

Фрау Марта, кажется, смутилась.

– Никак. Показалось. Ты режь, режь давай овощи, хватит бездельничать. Бездельем только…

– Дьявола тешат, – закончила девочка и посмотрела на нож в левой руке. Белая с рыжим кошка вскочила на стол и обнюхала корзину.

Девочка стояла возле крохотного зеркальца и задумчиво наматывала на палец прядь волос. Показалось или нет? Какой-то… какой-то непривычный блеск. Девочка выдернула палец из закрученной в локон пряди. Локон и не подумал разматываться. Девочка недоверчиво потрогала его пальцем. Поднесла к свету. Рыжая в белых чулочках кошка увлеченно терлась щечками о дверной косяк.

Смиренный брат Фома, Наставник Города Именем Святой Инквизиции, смотрел на идущую по улице девчонку. В левой руке – тяжелая на вид корзина, рыжие кудри треплет ветер. Россыпь веснушек… Что-то смущало смиренного брата Фому. Отойдя от окна, Фома вытащил из стола толстый том в кожаном переплете, открыл, пролистал. Замер над вызывающе пустой страницей.

– Ах, негодяи… мерзавцы… переписчики. Пергамент, по пять флоринов…

Брат Фома перелистнул страницу, пробежал взглядом по следующей, кивнул. «Ведьма… скрюченная карга; старуха; с седыми космами; в бородавках; спутник и компаньон ведьмы – черный как смоль кот мерзкой повадки; сам вид их отвращает взор человеческий». Ничего общего. Смиренный брат Фома потер пальцем переносицу. Перекрестился, привычно пробормотал: «Козни дьявольские, лживые представления, смущающие сердце и веру. Десять Аве Мария, десять Отче наш».

Отчитав молитвы, Фома отправился бранить переписчиков. Пять флоринов лист, виданное ли дело пропустить целую страницу! Рыжая кошка, деликатно лакающая воду с бортика городского фонтана, подняла голову и проводила смиренного брата Фому безразличным взглядом.

Наталья Котрасева

Гранатовое зернышко

Когда Энн было пять лет, она спасла ворона. Ворон камнем упал на дорогу и не шевелился.

Энн подошла к ворону и села рядом с ним.

Ворон дышал, и крыло у него подергивалось. Он приподнял голову и посмотрел на Энн.

– Тут нельзя лежать, – серьезно объяснила та, – потому что тут тебя может переехать машина. Я тебя отнесу к доктору, это наш сосед, он тебя вылечит.

Она с трудом приподняла птицу – та была очень велика – и потащила ее к дому. Ворон не вырывался, а только настороженно смотрел на нее одним черным круглым глазом. На обочине Энн пришлось положить птицу и немного отдохнуть, потому что она очень устала. Когда она хотела снова поднять ворона, тот вдруг закаркал и посмотрел в сторону большого куста. Энн тоже посмотрела на куст и увидела, как из листвы выходит маленький человечек, не выше ее колена. Человечек был одет в зеленые брючки и рубашку, а за собой с трудом волок что-то большое и круглое, завязанное в белый шелковый платок.

– Прекрасная Энн, – сказал он, – не торопись! Это мой ездовой ворон, и я вылечу его получше какого-то человеческого доктора!

Энн совсем не удивилась тому, что человечек назвал ее по имени. Человечек казался волшебным, так что то, что он все знает, было в порядке вещей.

– Хорошо, – согласилась она, – тогда я пойду домой. Родители не велят мне играть на улице поздно вечером.

– Подожди, подожди, прекрасная Энн, ведь я же тебя еще не отблагодарил! – сказал человечек и подтащил поближе к ней круглый предмет в платке. Затем он его развернул, и Энн увидела, что это большой спелый гранат. Человечек снял с пояса кинжал и, прорезав в коже граната маленькую дырочку, вытащил наружу одно зернышко.

– Прекрасная Энн, – сказал он, протягивая ей дар, – за то, что ты спасла меня, я дарю тебе зерно волшебного граната, который я вез на пир моего короля. Съешь его.

Родители говорили Энн, что у чужих нельзя брать еду, но тут точно был особый случай: как часто вам предлагают съесть волшебное зернышко? – поэтому Энн вежливо поблагодарила человечка и проглотила его подарок. Ничего волшебного не произошло, но Энн надеялась, что просто прошло еще слишком мало времени. Не все волшебные вещи случаются сразу же. Она посмотрела, как человечек мазал крыло ворона волшебной мазью и забинтовывал его волшебным бинтом, а затем помахала ему вслед рукой, когда человечек вскарабкался на спину птицы, и та бочком поскакала прочь по подстриженной траве.

А потом Энн пошла домой.

Когда Энн было десять лет, ее братика подменили. Братику было две недели, и Энн всегда приходила и здоровалась с ним по утрам. Но в тот день в кроватке лежал не ее брат, а существо с поросячьим рылом, острыми ушами и клыками. Энн закричала и побежала к родителям, но те только отругали ее. Мама подошла с ней к кроватке и указала на ужасное существо:

– Вот видишь, он совершенно такой же, как и всегда, и ни в кого не превращался. Так что оставь свои глупости!

Энн сделала вид, что все в порядке, но ночью, когда все спали, тихонько вошла в комнату родителей и посмотрела на подменыша. Тот громко сопел и похрапывал. Энн немножко подождала, чтобы убедиться, что он крепко спит, а затем подняла его и осторожно понесла прочь из дома.

Прошлой ночью в холме у леса горели огни – Энн была уверена, что это те, кто жили под холмом, подменили ее брата. После того как у холма загорались огни, всегда случалось что-нибудь странное. Энн об этом никому не рассказывала, так как знала – ей все равно не поверят. Никто никогда не верил ее рассказам об эльфах, и брауни, и гоблинах, и троллях, хотя Энн видела их собственными глазами.

В холме была дверь. Взрослые не обращали на нее внимания, так что Энн подозревала, что дверь им тоже не видна. Энн вначале собиралась постучать, но потом передумала и тихонько потянула дверь на себя. Та открылась. В комнате стоял деревянный стол и две скамьи. На столе царил полнейший беспорядок – валялись пустые бутылки и стояли наполовину пустые кружки. А на скамьях храпели существа, очень похожие на подменыша, только гораздо больше. Энн быстро и так тихо, как только могла, прошла через комнату и вышла в длинный коридор. В коридоре было множество дверей, и Энн подходила к каждой и слушала, что за ней. Не услышав шума, Энн открывала дверь и оглядывала комнату. Она искала своего брата, а вместо него собиралась оставить подменыша. Первые пять комнат были пусты, но когда Энн открыла шестую, это оказалась крохотная коморка, почти все пространство в которой занимал сундук. А на сундуке плакала женщина.