— Ах, давно это было, Костя. С тех пор я там не была. Киска выросла из детского возраста, спортивный лагерь был не для нее. В Святые ключи мы больше не ездили.

— Святые ключи… — восхищенно произнес Костя. — Как хотите, ребята, но мы должны повидать то место. Подумать только! Богатейшая натура. Поехали? Завтра же, в субботу. А?

Клим помолчал. Потом посмотрел на жену.

— Тебе не будет тяжело вновь оказаться там?

— Не знаю, милый. Можно съездить.

Наутро они тронулись в путь. Клим вел мерседес с мягкой уверенностью хорошего водителя. Светило неяркое октябрьское солнце, похрустывали прозрачным ледком лужи на шоссе, предмет особенного внимания человека за рулем. Вот осталась позади Москва, потянулись леса, еще совсем недавно веселившие глаз живописью осеннего убранства.

— Клим, — вернулся к вчерашнему разговору Костя, — а скажи, этот колоритный босс… как сложились ваши дальнейшие отношения?

Наступило молчание.

Климу не хотелось рассказывать при Ирине, как его встречали у подъезда, уже возле ее дома, черноволосые мальчики с требованием открыть им доступ к документам по провозке грузов из дальних стран и Балтии в Москву на сухогрузах типа река-море, как прижимали к обочине его машину, как вызывал его начальник по ложным доносам, что он, Клим Ковалев, ведет запрещенные игры с таможней. Сейчас это в прошлом.

— С боссом просто так не расстанешься, — усмехнулся он. — Его ребята крутят свои дела помимо меня, а при встречах раскланиваются, как джентльмены.

Костя понял мгновенно. Кивнул и замолчал. Но видно было по сведенным бровям, что воображение его работает на всю катушку. Художник!

Наконец, показалась колокольня, и мост, и насыпь. То да не то! Над старой колокольней блестел на солнце красной медью купол с золотым крестом в навершии. Возле стоял невысокий, тоже восстановленный храм с обычными для него оконцами, крыльцом и массивной, с накладками дверью. Вокруг пруда уже не теснились в беспорядке старые ивы, их не было вообще. Зато сам прудик был вычищен до чистейшей воды, уже со льдинками, а к его середине, там, где взрывали песчаное дно холодные глубинные ключи, вел деревянный, украшенный резьбой, низкий мосток.

Они вошли внутрь. Скромное убранство сельской церкви, деревянные полы из широких досок, горящие лампадки под образами встретили их. Службы в этот час не было, но из-за перегородки к ним вышел молодой батюшка.

Они разговорились.

— Давно ли приняли приход, отец Василий? — спросил Костя.

— Третий год служу. Раньше-то здесь была как есть мерзость запустения, только вороны каркали. Потом словно благословение пролилось, все стало строиться, с окрестных деревень народ сам повалил. За год осилили. Просто чудо, да и только.

Костя посмотрел на Клима.

— Чудо, да и только.

Всмотрелся в Клима и молодой поп. Но промолчал, не стал предаваться пустословию, распрощался и вернулся к себе.

— Все ясно, — сказал Костя, — такого финала и во сне не увидишь. Ну и ребята! Так закрутить не каждому и дано. Ну и жизнь!

Они сели в машину и поехали обратно.

Марианна

В весенний мартовский день Сергей Плетнев был приглашен в одну из московских школ. Два года назад он, архитектор, закончил строительство нового Зеленого округа, где находилась эта школа. Он был сибиряк, работать любил, как говорится, горел на работе, и сейчас, возглавляя концерн «Возрождения», созидал прекрасные строения по всей стране. Поэтому дата встречи переносилась и откладывалась, пока, наконец, его машина не остановилась у школьных ворот.

Для начала его пригласили в просторный директорский кабинет, окна которого выходили прямо в густой лес, а на стенах красовались живописные работы школьников. Близ директрисы, седой пышноволосой дамы, сидела хорошенькая девушка с длинными каштановыми косами.

— Знакомьтесь, Сергей Иванович, — представила ее директор, — Это Марианна, наша отличница, «комсомолка, спортсменка» и лучшая художница школы. Да-да, в самом деле, — она улыбнулась его улыбке. — Она будет вести ваш вечер. Ее акварели висят здесь же, можете полюбоваться.

С вежливым выражением молодой человек повернул голову и заинтересованно встал, пошел вдоль стены, словно охотник по следу, всматриваясь в работы. У Марианны екнуло сердечко.

— Это ваше? И то? И рядом? Смело. Просто супер! Не ожидал, — проговорил он и даже развел слегка руками. — Я смотрю, вы не только прекрасно рисуете, но и способны к волевым решениям. Это редкость. Я восхищен. Поступайте в архитектурную академию.

Марианна была польщена. Ее часто хвалили, и каждый раз словно цветочек распускался в душе. Но ответила она независимо и почти дерзко, глядя в его простое лицо со светлым вихром волос надо лбом, про который говорят «корова языком лизнула».

— В Архитектурную? Никогда. Архитекторам нравится камень, а мне по душе легкое-взлетающее, изменчивое, как солнечный свет.

Директриса с горделивой улыбкой посмотрела на молодого человека.

— Она у нас такая, Сергей Иванович.

В его глазах вспыхнули огоньки.

— За такой ответ полюбить можно. Вас пленяет игра линии и цвета? Откровения современного дизайна? Как тонко вы чувствуете свое призвание!

Директриса поднялась. Они прошли в гудящий голосами актовый зал. Пылая румянцем, Марианна открыла вечер, представила Сергея Плетнева и села в первый ряд.

Его выступление пролетело, как одно мгновение, а говорил он часа полтора. Рассказ о сплошном лесном массиве, в котором все начиналось, приправленный ужастиками, строительными хохмами и сожалениями о несбывшихся мечтах вроде велотрека, бассейна и маленького зоопарка, захватил всех словно приключение, свежо и неожиданно осветил ребятам их малую родину.

Марианна не сводила с него глаз. Как он сказал? «За такой ответ полюбить можно»? Как согревают эти слова! Их света хватит на целую неделю. Еще ни один взрослый мужчина не поддержал ее так душевно, так бережно! На одно мгновение мелькнул краешек счастья. Это любовь? Это её сияние?

После его выступления она вновь поднялась на сцену и провела «пресс-конференцию», сидя с гостем за одним столом. В их школе часто происходили разные встречи и беседы, каждый отстаивал свою правоту во что бы то ни стало, чуть не до драки, поэтому народец в зале сидел тертый, подкованный. Сергей шутил, зубы его сверкали, Марианна добавляла огоньку, ей показалась, что они немножко сблизились, что-то будет, прекрасное, ослепительное.

В заключение она подарила ему большой, заготовленный заранее букет цветов.

С этими цветами, окруженный школьниками, он стал спускаться по широкой лестнице к выходу. Понравился Сергей Плетнев не только ей, многие девчонки нашли его красивым, спортивным, остроумным и… неженатым? Кольца на руке не было.

— А ваша жена тоже архитектор? — не утерпела Ленка, известная всем болтушка и хохотушка.

— Моя жена? — переспросил он и так белозубо и добродушно рассмеялся, что все поняли: «Он свободен».

Возле машины он передарил букет Марианне.

— Вы чудесная девушка, Марианна. Буду хранить память о вашей школе. Желаю вам успехов на выпускных экзаменах. И на вступительных тоже.

Что было отвечать? «К черту, к черту?» Так он и уехал. Красавица Марианна помечтала-помечтала о нем, как о принце, улетела в грезах, и все. Школьница, выпускница… разве он вспомнит?

В белоснежной трехэтажной школе гремела музыка. Выпускной бал был в самом разгаре. За окнами актового зала в мелькании цветные вспышек, кружились танцующие, озаряемые то синим, то красным, то зеленым светом. На школьное крыльцо то и дело выходили юноши, закуривали и сбегали по ступенькам, направляясь в крытую шатровую беседку метрах в десяти от выхода. Там теснилась тусовка. Ребята сидели на поручнях, давно лишившихся деревянных перил, что-то выпивали, смеялись, в последний раз прочитывая надписи на покатом железном потолке: «Сашка, я по тебе с ума схожу!», «Долой диктатуру родителей!», «I love you! I kiss you! I have you!», «Марианна, тебя любит… угадай, кто?», «Это мой телефон. Бабы, звоните ночью. Ваш Дима.», «Я хочу жить на воле, а не в набитом людьми доме!», «Мы, девчонки, хотим всего!», «Я правый, кто со мной? Ромик.», «Демократов на мыло!», «Спартак-чемпион!» и другие, более озорные и хулиганские. На каменном полу посередине горел костерок из веточек и бумажек, жиденький дымок достигал потолка, красиво обволакивал его и кудряво струился из-под кромки шатра. Покурив, молодые люди бросали окурки в огонь, бежали обратно к крыльцу, украшенному цветной мозаикой и выпуклыми медальонами классиков, и вновь исчезали там, где было тесно и весело, пахло апельсинами и где сегодня были так красивы их одноклассницы.