Эвальд взял новую обойму, с треском вогнал её в рукоятку пистолета. Посмотрел на часы. Три. Через час. Он сунул оружие в кобуру, натянул фуражку и вышел.
Ночь была тёмной и беззвёздной, и всё-таки он сумел рассмотреть, что до дверей отделения его провожали двое.
— Скажите мне, Вялис. Вы старше, вы больше видели, вы опытнее меня.
— Что сказать вам, Пальм?
— Он мой брат.
— Да, он ваш брат. Но я был знаком с вашим отцом. Когда-то батрачил у Сярга.
— На меня падёт кровь единственного близкого мне человека.
— А чем он близок вам, Пальм? Вы дрались с немцами в Эстонии и под Ленинградом, потом наступали, были ранены. Где был ваш брат?
— В СС.
— Так кто же вам ближе. Мы все или он один? Скажите мне, сын Альфреда Пальма.
— Но он тоже его сын!
— Нет, он сын Сярга. Забудьте оба о нём.
— Но ведь прольётся кровь…
— Она уже пролилась. Давно, в семнадцатом. И одни стали — по эту сторону, другие — по ту.
— Он мой брат.
— Нет, он не ваш брат, Пальм. Он наш враг. А вы чекист, помните об этом.
— Я помню.
— Это хорошо, а то мне показалось, что вы забыли. Знаете, чем занимался ваш брат? Нет Не знаете. Он служил в полицейском батальоне, он и некий Соммер. Вот дело Соммера, в нём есть газета. Прочтите.
«Северное слово 25(270) 1 марта 1944 г.
ЧТО НЕСЁТ БОЛЬШЕВИЗМ
Новые жертвы «освободителей» в Эстонии
Какая участь ждёт местных жителей в случае возвращения большевиков, показывают зверские убийства в Гугенбурге и Мерикюла.
Теперь мы узнали о новом подобном случае в пределах Эстонии, происшедшем в Аувере Алутагузской волости. Большевики пробыли здесь в одном доме лишь самое короткое время, но и за этот срок успели убить трёх беззащитных женщин, ранить двух детей и одну русскую беженку из Советского Союза. Лишь прибытие немецких солдат помешало им довести до конца свою кровавую расправу.
Об этом происшествии сообщил житель Алутагузской волости К., в семье которого большевики учинили убийства. Сам К. спасся лишь потому, что успел спрятаться на чердаке, где большевикам некогда было его искать. Вот-что он рассказал:
— Это произошло 18 февраля. Немецкие солдаты уже раньше советовали нам уйти. Отец пошёл за кормом для скота в сарай, приблизительно в 200 метрах от жилого дона. Придя туда, он обнаружил там красных, которые набросились на него, приказывая поднять руки вверх. Ему всё же удалось убежать от них и броситься за помощью к немецким солдатам. Тем временем вооружённые автоматами большевики вошли в жилой дом. Мне удалось быстро взобраться на чердак, другие же не успели скрыться… Прячась на чердаке, я услышал снизу щёлканье автоматов. Минут через двадцать подоспели немецкие солдаты, и большевики бежали в лес.
Когда я вылез из своего убежища и вошёл в дом, глазам моим представилась ужасная картина: на полу лежали убитыми мои мать, наша соседка Паулина Р. и 55-летняя Ида В.; тут же лежали моя 11-летняя сестра Айно с тяжёлыми огнестрельными ранами в спине, мой 7-летний брат Лембит, которому пулей пробило ногу, и также раненая русская девушка, беженка из Советского Союза. Смерти избегла 84-летняя бабушка, спрятавшаяся в риге.
С помощью немецких солдат раненые были отправлены в больницу.
Эти убийства ясно свидетельствуют о намерениях большевиков по отношению к мирным жителям из освобождённых областей: убивать женщин, детей, стариков, не говоря уже о мужчинах.
На днях в эстонских газетах помещена была фотография матери и ребёнка, зверски убитых большевиками при десанте в Мерикюла. Это Мета Сювалеп с её малолетним сыном, дочь мерикюльского хуторянина Иоганесса Шульбаха, принимавшего в своё время активное участие в общественной жизни Нарвы.
С приближением зоны военных действий Мета Сювалеп намеревалась выехать из Мерикюла. Отъезд был назначен на 12 февраля, но из-за ряда обстоятельств отложен на несколько дней. Эта задержка оказалась роковой.
Э.С.»
— Я прочёл, но при чём здесь…
— При том, что служащие полицейского батальона переодевались в нашу форму и уничтожали ни в чём не повинных людей. Теперь вы всё поняли?
Ночь раскачивала над городом редкие звёзды. Эвальд стоял у входа в отделение под фонарём, и ему казалось, что темнота пронизана ненавистью и болью. И хотя он ждал машину, свет фар словно ударил его, и в нём всё замерло в предчувствии конца.
Машина — зелёный «додж» — затормозила рядом с ним.
— Майор Пальм?
— Да.
Из машины выпрыгнули пятеро. Старший, с лейтенантскими погонами на плечах, подошёл к нему вплотную. «Лоб низкий, дуги бровей развитые, нос хрящеватый, чуть искривлённый, губы тонкие, подбородок заострённый. Рост 185–187». Автоматически сработала память: Соммер.
— Где брат?
— Ждёт. — Соммер поправил автомат.
— Пошли. — Эвальд поглядел на машину. За рулём сидела женщина.
Он повернулся и шагнул к отделению. Дверь скрипнула, охнули ступени под тяжестью людей. Первая комната была пустой. Эвальд повернулся и прижал палец к губам. Соммер понимающе кивнул. Теперь ещё одна дверь. Дежурная часть. На лавке спал милиционер. Дежурный младший лейтенант вскочил, застёгивая воротник и поправляя фуражку.
— Конвой из Таллина, — коротко бросил Эвальд. — Где задержанные?
— Здесь, товарищ майор, — дежурный говорил хрипло, слов но спросонья, лицо его было помятым, как у людей, которые спят, положив голову на стол.
— Приведите.
— Надо расписаться, товарищ майор, — робко сказал лейте нант.
— Где?
— В книге, вот здесь и заполнить бланк.
— Хорошо. — Эвальд шагнул за барьер. — Где книга?
— Вот. — Дежурный наклонился.
Эвальд на секунду взглянул на Соммера, тот глядел насторожённо, рука сжимала рожок автомата. Эвальд наклонился к барьеру и положил руку на ППШ. Ну вот, надо немного успокоиться, и всё. Совсем немного. Он рванул автомат.
— Стоять! Бросай оружие.
Двери распахнулись, из них глядели стволы автоматов. Соммер попытался, сдёрнуть с плеча оружие.
Гулко ударила очередь, звеня покатились по полу гильзы. Соммер осел у стены.
На улице взревел двигатель. И словно в ответ из окна ударил пулемёт. «Бум-бум-бум».
— Бросайте оружие, — повторил Эвальд.
Автоматы падали на пол, глухо ударяясь о доски. Оперативники обыскивали задержанных.
— Ну как? — В дежурку вошёл Вялис.
— У нас всё. — Эвальд положил автомат.
— Пришлось стрелять по машине. Шофёр убит, Это была Инга Лаур.
— Я знаю, но иного выхода не было.
— Их осталось двое, — сказал Эвальд. — Всего двое.
Конвой из Таллина приехал в шесть часов. Две машины. «Автозак» и «студебеккер» с автоматчиками. Эвальд из окна видел, как выводили Юхансена, Тиллека и Пыдера, как один за другим исчезали они в закрытом фургоне.
— Их осталось двое, — подумал он вслух.
— Что вы сказали? — Вялис поднял от бумаг красные от бессонницы глаза.
— Я сказал, что их всего двое.
— Да, вы можете ехать, товарищ Пальм, мы обезвредили их.
— Нет, я останусь.
— Зачем? О базе на болоте нам известно, дороги перекрыты. Уезжайте, так будет лучше. Приказ вы выполнили.
— Нет. Пока нет.
— Они могут убить вас.
— Всё равно нет. — Эвальд двумя пальцами привычно за правил за ремень гимнастёрку. — Я пойду побреюсь. — Он шагнул к двери, толкнул её, прошёл мимо вскочившего дежурного, вышел на улицу.
Над городком повисло солнце. И он стал нарядный и радостный, маленький одноэтажный, городок, проснувшийся и вступивший в новый день. Эвальд шёл по деревянным упругим тротуарам, мимо домов с весело распахнутыми окнами, мимо узорчатых калиток и плотных заборов. На маленькой лесопилке пронзительно и тонко пела пила, ей вторило однообразное уханье локомобиля, где-то натужно стучал старенький дизель.