Перед тем как отправиться в дорогу, уважающий себя путешественник листает справочники, водит пальцем по карте, расспрашивает знакомых, побывавших в краях, куда он собирается.

Городов, изображенных в книге итальянского писателя Марчелло Арджилли, нет ни в одном атласе, ни в одном справочнике. Вот почему, ребята, пересказав для вас эту книгу, я подумал, что не мешало бы предпослать ей краткий путеводитель.

Если у вас есть братья и сестры старше вас лет на десять-пятнадцать, может быть, они помнят переведенные на русский язык повести Арджилли «Пионеры Валлескуры», «Ватага из Сан-Лоренцо» и «Приключения Гвоздика» (последняя книга написана в соавторстве с Габриэллой Парка). А может, вы и сами читали эти книги — повесть о пионерском отряде имени Гарибальди, созданном итальянскими ребятами из крестьянских семей, историю железного мальчика, напоминающую любимую в Италии сказку про деревянного человечка по имени Пиноккио, повесть о дружных и отзывчивых мальчиках и девочках, живущих в одном из кварталов Рима.

Но вернемся к книге, которую вы только что открыли. Марчелло Арджилли пишет в ней о вымышленных городах. Однако это нисколько не мешает ему говорить о вещах очень серьезных — напротив, прибегая к преувеличению, к гротеску, характеризуя каждый из десяти городов каким-то одним отличительным признаком, автор как бы предлагает читателям выбор: либо вы безоговорочно принимаете тот или иной город, либо — столь же решительно — отвергаете.

А в какой стране, вправе спросить вы, находятся эти вымышленные города? Тоже в вымышленной?

И да, и нет. Страна эта нигде в книге не названа, но разве это не может быть Италия, над которой в последние годы нависла черная опасность: оживились фашиствующие элементы, что грозит превратить родину Данте, Микеланджело, Верди в Солдафонию и Полицейск, вместе взятые? Разве это не одна — все равно какая — из экономически развитых капиталистических стран с их обществом потребления, с их тенденцией закабалить человека, превратить его в придаток, в деталь машины («Если мы построим много таких машин, людям не нужно будет работать», — говорит в повести механический мальчик, не подозревая, что праздность способна низвести человека до животного состояния)? Разве это не одна из стран, где «изделия» массовой культуры — литературный, эстрадный, кино-, теле— и прочий ширпотреб — рекламируются не менее напористо, чем жевательная резинка, очередная модель «фиата», новый тонизирующий напиток?

Каждый город на свете, пусть даже самый маленький, обязательно чем-нибудь отличается от всех остальных. В одном городе, например, выпекают знаменитые душистые пряники, другой — славится прекрасным пляжем, в третьем — родился гениальный сказочник. А в каком городе живешь ты, читатель?.. И если дорога приведет меня когда-нибудь в твой город, я непременно зайду к тебе — ведь мне захочется узнать, понравилась ли тебе эта повесть.

А вот в Поэтонии я бы нашел судью — первого из взрослых, кто понял девочку, путающую слова, — и с удовольствием пожал бы ему руку. В Архитектории узнал бы, над какими проектами работает профессор Паллади, сознающий свою ответственность перед людьми и потому убежденный, что архитектура и косность несовместимы. Любопытно было бы выяснить, кому в Нью-Грамотеевке достались после Альфредо лавры самого большого остолопа, но, честно говоря, ехать в город поголовного невежества как-то страшновато.

При пересказе этой книги нам с редактором пришлось поломать голову над названиями городов — ведь каждое из них строится на «фундаменте» определенного слова: например, город, который мы назвали Хозяинополем, в оригинале называется Падрония (от итальянского слова «padronе» — «хозяин», Квестуринию (от «квестуры» — полицейского управления) мы решили назвать Полицейском и т. д. А вот итальянские имена героев при пересказе сохранены. Хотелось бы отметить, что некоторые из них тонко придуманы автором. Вряд ли случайно фамилия полицейского агента Лойяконо так напоминает по звучанию фамилию, которую носил один из самых страшных в истории мракобесов — Великий Инквизитор Игнатий Лойола. Не случайно, скорее всего, и то, что архитектор Паллади — почти однофамилец великого Андреа Палладио, чьи постройки украшают Венецию и Виченцу. А Донателла? Разве имя маленькой художницы из Рафаэлии не перекликается с именем гениального итальянского скульптора Донателло, жившего в эпоху Возрождения?

Итак, Марчелло Арджилли приглашает тебя, читатель, в дорогу. Счастливого пути! По-моему, у тебя хороший провожатый, с которым тебе будет интересно. Он любит детей, он умеет говорить с ними как со взрослыми, у него есть чувство юмора, и он не однажды рассмешит тебя по дороге. А когда ты окажешься в Солдафонии или в Полицейске, ты увидишь, как добродушная улыбка на его губах сменится саркастической, и очень скоро поймешь почему.

Евгений Солонович

Рабочие и служащие городской типографии все, как один, прервали работу и, выйдя на улицу, решительно направились к муниципалитету. Над головами демонстрантов вздымались написанные на скорую руку плакаты: «Возмущенный до глубины души, к нам присоединиться спеши!», «Люди труда за себя постоят всегда!», «Позор! Такого беззакония ещё не знала Поэтония!» На улицах, по которым проходили демонстранты, закрывались учреждения и магазины: люди, не задумываясь, присоединялись к типографам. Вся Поэтония начинала забастовку солидарности. Бурлящая толпа заполнила площадь перед муниципалитетом. Представители демонстрантов потребовали, чтобы их принял мэр, и, едва переступив порог его кабинета, возмущенно загудели. Перебивая друг друга, они поведали о страшном оскорблении, которому их незаслуженно подвергли, — их, печатающих книги стихов, словари рифм, руководства по стихосложению! Если оскорбители не будут сурово наказаны, пусть власти пеняют на себя! Не на шутку перепуганный мэр тотчас собрал Городской Совет.

— Им, наверно, платят мало… — высказал он предположение. — Только стачки не хватало!

— Что вы! Что вы! Что вы! Что вы! — запричитал мэр Поэтонии. — Будьте к худшему готовы! Неужели от досады станут строить баррикады?

— Что вы! Что вы! Что вы! Что вы! Будьте к худшему готовы!

— Как! Вынашивает кто-то замысел переворота?

— Что вы! Что вы! Что вы! Что вы! Будьте к худшему готовы! — в который раз повторил мэр и наконец нашел в себе силы объявить, какими ответными действиями угрожает население: — Народ не погладит врага по головке. Страшнее не видел никто забастовки: сюда демонстранты явились с угрозой — в ответ говорить не стихами, а прозой!

Члены Городского Совета побледнели, некоторые упали в обморок. Трудно было представить себе угрозу чудовищнее. С минуты на минуту могли рухнуть вековые устой: столетиями жители Поэтонии изъяснялись не иначе как в стихах, даже если заказывали чашку кофе или просили взвесить сто граммов колбасы. И вдруг своеобразие города, где все без исключения были поэтами, города грациозной рифмованной речи, лирических чувств и поэтического воображения. — вдруг своеобразие это канет в прошлое, и в каждой квартире, в каждом трамвае, на улицах и площадях зазвучит грубая, оскорбительная для слуха проза!