– Отступайте, отступайте. Уходите из света.

Кейсил схватил Джиррана за руку.

– Шевелись, или ты хочешь, чтобы Эйриз рыдала вместе с Йеврейн?

Горцы рассыпались в темноте, оставляя мертвых и покалеченных жителей низин на залитой кровью траве. Костры продолжали истреблять все, до чего могли дотянуться. Джирран задержался, чтобы вырвать из земли спутанный клубок веревок и колышков.

– Теперь будут знать, как захватывать наши земли! – крикнул горец.

Кейсил в это время поддерживал Алуреда, накидка старика почернела от крови.

– Как ты?

– Вот вытащим эту проклятую стрелу, – просипел, задыхаясь, Алуред, – и все будет прекрасно.

– Ты ничего не почувствуешь, когда выпьешь несколько кубков за наш успех, – хвастливо предсказал Джирран.

Глубоко в землю рядом с Тейриолом вонзилась стрела, и юноша взвизгнул.

– Где они? – бешено огляделся он.

– Не останавливайся и петляй во время бега, – закричал Кейсил, чуть ли не взваливая на себя Алуреда.

Джирран выругался, споткнувшись о тело, упавшее перед самым мостом: волосы серебрятся в лунном свете, любопытный ветерок трогает порванное полотно с измазанной кровью вышивкой. Кейсил с жалостью взглянул на труп, но сберег дыхание и энергию для долгого подъема мимо отвалов пустой породы к укрытию фесса. Погоня отстала, как только горцы перешли реку, но еще несколько из их числа рухнули, сбегая по длинному склону, и товарищи уже не могли их пробудить.

– Живей, живей! – Джирран остановился в воротах и энергично замахал. – Пора праздновать победу!

Кейсил передал белого как мел Алуреда на попечение двух женщин, подбежавших к ним с льняными повязками наготове. Отдуваясь, он медленно вошел во двор фесса, подсчитывая число раненых, отданных в заботливые руки женщин. Юноши носили миски с кипятком, горшочки мази и бинты и удерживали горемык, бьющихся под ножом, когда им вырезали стрелы из живой плоти. В тенях за границей света, льющегося из двери рекина, уцелевшие клали в ряд неподвижные тела.

Эйриз бросилась в объятия Кейсила.

– Джирран цел? А Тейро? Кто-нибудь из вас ранен?

– Нет, сестричка, нет. – Кейсил крепко обнял ее. – Мы все живы и здоровы.

– Это успех? – с тревогой огляделась Эйриз. – Вы победили, не правда ли?

– Да, – медленно промолвил Кейсил, – но еще несколько таких побед, и жители низин спокойно пройдут по долу и постучат в ворота. Для них потери не столь тяжелы, как для нас.

– Не будь таким нытиком, – сказал Джирран, вырывая Эйриз из рук брата и заключая ее в грубое объятие. – В следующий раз мы все сделаем лучше.

– В следующий раз? – нахмурился Кейсил, недоверчиво глядя на него.

Джирран твердо кивнул.

– Когда у нас будут союзники, способные поддержать нас реальной силой.

Внезапно яркий свет вывел меня из уютной дремы, которой я наслаждалась в тепле одеял. Открыв один глаз, я увидела Грена, забросившего оленью шкуру на крышу, чтобы впустить свет в суру.

– Доброе утро. – Я потерла заспанные глаза.

– Доброе. – Он зевнул. – Нам придется встать в такую рань, или мне можно вздремнуть?

– Ты еще не ложился? – с укором спросила я. – Опустошал свои карманы для какой-нибудь услужливой девицы?

Грен покачал головой и снова зевнул во весь рот.

– Сидел с теми парнями и их рунами. Я думал, что могу раскусить любого плута с его ловкостью рук, но, Сэдриновы потроха, я, хоть убей, не понимаю, как они это делают.

– Ты снова проиграл? – не поверила я.

– Ага. – Грен стащил куртку и бросил ее на пол. – Попался, как какой-то пастух, только что спустившийся с горы.

Ему было не столько досадно, сколько смешно, так что, если повезет, Грен не станет искать драки для утешения.

– Что ж, легко пришло, легко ушло, – заметила я.

– Верно. – Горец снял сапоги и бриджи и завернулся в одеяло. – И все-таки хотелось бы мне знать их трюки. Мы бы опустошили все сейфы между Ванамом и Колом.

– Кто больше всех выигрывал? – Мне надо знать, кого сторониться.

– Барбен, тип с бычьей шеей и ушами как у испуганной мыши, – донесся приглушенный голос Грена из-под натянутого на голову одеяла. – Все говорили, что он просто везучий, славится этим, видимо. Везучий, как же! Судя по тому, как катились руны, Рэпонин, должно быть, отставил свои весы и взял выходной.

Я закрыла глаза, но теперь, когда меня разбудили, снова заснуть никак не удавалось. Сорград и Узара все еще представляли собой неподвижные кучи затхлых одеял, поэтому я оделась, морща нос от запаха дыма, пропитавшего рубаху. Снаружи, меж деревьев, стоял туман высотой мне по пояс, раннее солнце еще не выбило весенний холод. Становище едва шевелилось, и я крепко обругала Грена, поняв, насколько еще рано. Мимо, приветливо кивая, прошли Лесные женщины. За неимением лучшего дела я отправилась вслед за ними к ручью. Вода была ледяной от последних козней зимы, и умывание окончательно взбодрило меня.

Я разожгла огонь заклинанием, которое Народ находил весьма забавным, и поставила вскипятить чайник. Потягивая горячее вино с водой, я смотрела, как зажигаются костры и готовятся завтраки. Дети встали и мешались под ногами, хотя любой цивилизованный человек благоразумно предпочел бы еще подрыхнуть. Мимо прошел Рэвин, и я уловила неожиданную тень сходства с моим отцом. Внезапное понимание заморозило чашку у моих губ. С тех пор как мы прибыли, я не могла избавиться от странного ощущения, что все эти люди слишком малы ростом. Почему, во имя Дрианон, я думала, что они будут выше меня, когда прекрасно знала, что все древние племена были низкими столбиками монет? Потому что в последний раз я видела своего отца, когда была ребенком, глядя вверх с невысокого детского росточка, как делала это теперь, когда сидела. Непрошеные сомнения обрушились на меня. Беличья игра, обманы маскарадов и подобные им вещи полагаются на ошибочность памяти. Не воспоминания ли той маленькой девочки, окрашенные тоской и желаниями, сбили меня с толку, убедили, что Лес должен хранить некую мудрость, неизвестную снаружи? Проще говоря, не привязываю ли я рога к лошади в надежде получить молоко?

Нет. Я сжала челюсти. Пока я обнаружила джалквезан в песнях, с помощью которых женщины убаюкивают капризных малышей, рассчитывают время кипения своей стряпни, которые поют, когда сажают своих детей, чтобы вычесать им волосы частым гребнем. К сожалению, не имея опыта в таких делах, я затруднялась сказать, дает ли джалквезан какой-то эффект. Эти женщины могли быть просто опытными няньками да кухарками, к тому же усердными в преследовании вшей. Ни одной из этих песен не было в моей книге, и, как с песней о Вороне, я услышала две-три версии каждой.

Я посмотрела на суру Ориал. Вчера Зенела сидела снаружи и загорала. Девушка поправлялась быстрее и основательнее, чем могли объяснить лекарственные травы; там, в Энсеймине, она была бы уже прахом в урне. Однако убедить в этом Узару будет задачкой потруднее. Что же я упускаю? Должно ведь что-то быть.

Видно, мои мысли передались Узаре, и у него зачесались уши. Услышав внутри шум, я заглянула в суру. Узара неловко рылся в чемодане в поисках чистого белья и бритвы.

– Ты вчера опять вернулся очень поздно, – небрежно заметила я.

Узара внезапно улыбнулся.

– Одно из важнейших достоинств мага – это осторожность, Ливак, и, кроме того, мой отец всегда говорил, что благородный мужчина никогда не хвастается.

– Все, что мне нужно делать, так это искать то ожерелье, – напомнила я Узаре.

– Ищи, – посоветовал он со смешком и пошел к ручью умываться.

Так и не поняв, в чем шутка, я вновь подумала о каком-нибудь занятии. Перспектива коротать еще один день, угождая женщинам становища, не вдохновляла меня. Что будет сегодня? Очередная утомительная прогулка в лес в попытке замаскировать мое полное отсутствие интереса к листьям и растениям, которые я могла бы собрать для еды? Единственный неоспоримый факт, который я пока установила, это то, что Лесные ослики гораздо мельче и темнее тех, каких разводят во всем мире, и на них можно навьючить столько дров, что они выглядят как куча хвороста с ногами.