— О господи, Фрэнк! — воскликнула она, не отрывая взгляд от окна самолета, за которыми мелькали синие вспышки. — Там космонавты!

Гул утих — пассажиры бросились к окнам, чтобы увидеть мигающие огни автомобилей техпомощи, окруживших самолет. На взлетной полосе перед автомобилями стояли люди — одетые в оранжевые комбинезоны, закрывавшие их с головы до ног. Вспышки света отражались от их шлемов с опущенными лицевыми щитками.

— Леди и джентльмены, с вами снова говорит командир корабля, — раздался по радио спокойный дружелюбный голос. — Насколько я понял, скоро прибудут автобусы аэропорта, которые отвезут нас в приемный центр, где нам сообщат подробнее о сложившейся ситуации и о возможности связаться с родственниками и друзьями. Благодарю вас за ваше терпение. Надеюсь, скоро мы будем свободны. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и ожидайте дальнейших инструкций от экипажа.

Голос капитана сменили «Времена года» Вивальди.

Зрелище на взлетной полосе произвело на пассажиров отрезвляющий эффект. Всеобщая воинственная настроенность сменилась тревогой и покорностью судьбе. Гневные протесты и приглушенные угрозы потребовать компенсацию вытеснил настоящий страх неизвестности.

Первым из самолета вынесли Барклая. Два человека в оранжевых костюмах переложили его на носилки, спустили по ступеням на взлетную полосу, затем погрузили в ожидавшую машину скорой помощи. Следующими самолет покинули пассажиры с четырех рядов позади и впереди Барклая. Автобус, водитель которого тоже был одет в оранжевый костюм, отвез их прямо к крыльцу здания аэропорта. Повсюду пахло дезинфицирующими средствами — пол автобуса был мокрым от раствора. Затем в самолет вошла команда санитаров и накрыла территорию, с которой были эвакуированы люди, полиэтиленовой пленкой, а затем тщательно обрызгала все из пульверизаторов. Остальных пассажиров эвакуировали через заднюю дверь самолета на других автобусах. Последним самолет покинул экипаж. Пилотов и стюардесс торопливо загрузили в отдельный автобус, который отправился вслед за остальными в экстренный приемный центр. Оставшиеся сотрудники санитарно-эпидемиологической службы принялись поливать дезрастворами сначала салон, а затем самолет снаружи.

— Интересно, что дальше? — негромко произнес командир корабля.

— На ум приходит слово «карантин», — отозвался второй пилот.

— Что ж, лучше перестраховаться.

— Кто-нибудь знает, сколько все это продлится? — спросила Джуди.

Второй пилот покачал головой.

— Может быть, они оставят только тех, кто сидел близко с этим парнем или контактировал с ним, — предположил он.

— Спасибо, успокоил, — уныло отозвалась Джуди.

— Да ладно, Джуд, все будет хорошо! Еще успеем в дневных новостях послушать о нашем происшествии, — улыбнулся второй пилот.

— Вообще-то я могла заразиться, — возразила стюардесса.

— Вы обе вели себя отлично и здорово справились с ситуацией, — обратился командир к Джуди и Кэрол. — Нелегко вам пришлось…

— Хотела бы я ответить «ничего особенного», — сказала Джуди, — но, по-моему, это было одно из худших переживаний в моей жизни. Такое ощущение, что у него текла кровь отовсюду.

— Точно, — поддакнула Кэрол. — Когда-то я собиралась стать медсестрой, а теперь очень рада, что передумала. Катать тележки с пациентами еще куда ни шло, но если каждый день иметь дело с таким… нет, спасибо!

Пассажиров, которые не контактировали с Барклаем до или во время полета, отпустили домой, записав их домашний адрес и обязав обращаться к врачу при малейших признаках недомогания. Тех, кто сидел недалеко от Барклая, поместили в больницу на карантин, который власти назвали «разумной мерой предосторожности». В этой группе оказались также две стюардессы и доктор Джоффрей Палмер, всего двадцать шесть человек.

Хэмфри Барклай умер четыре дня спустя. Лихорадка не отпускала его до самого конца, и он так и не узнал, что находился «под колпаком» в изоляции, в специальном отделении больницы, где медсестры в «скафандрах» постарались максимально облегчить его последние часы в этом мире. Он не увидел перед смертью жену, двух дочерей, своих родителей и до смерти перепуганных родственников со стороны жены — по причине строгого запрета пропускать в отделение посетителей. Ему так и не представилась возможность передать свой отчет по Нданге начальству в Министерстве иностранных дел, но его смерть была красноречивее всяких слов.

Старшая стюардесса Джуди Миллс умерла через восемь дней после Барклая, еще через день после нее умерла миссис Салли Мортон, пассажирка, сидевшая рядом с ним, а еще два дня спустя скончался доктор Джоффрей Палмер. Врачи очень опасались за жизнь Кэрол Бэйн, когда она почувствовала себя плохо, но это оказалось банальной простудой. Джоффрей Палмер был последним погибшим из находившихся в самолете, но не последней жертвой вируса. Одна из медсестер, ухаживавших за Барклаем, заразилась, несмотря на защитную одежду, и также скончалась.

«Африканский вирус-убийца остановлен!» — радостно объявляла газета «Таймс». Она сообщала, что случаев заражения больше не было и не ожидалось, и по словам работников здравоохранения, ситуация была под контролем. Однако пресса продолжала ежедневную атаку на читателей, некоторые газеты предсказывали эпидемию, которая прокатится по столице подобно бубонной чуме семнадцатого века. Более серьезные издания обращали внимание на то, насколько просто в наши дни вирус, притаившийся в самом сердце африканских джунглей, может оказаться в западном мире, воспользовавшись преимуществами высокоскоростного путешествия по воздуху.

Относительно небольшие потери и быстрое ограничение вируса поставило в довольно глупое положение газеты, сделавшие ставку на более грозный сценарий, хотя одна из них ловко переключилась на агрессивные требования выяснить, что это был за вирус. Читатели, утверждала газета, «имеют право знать». Это был аспект, который другие издания упустили, потому что официального заявления властей о природе вируса действительно не было. Впрочем, никто особо и не требовал этой информации. «Новая африканская болезнь», как называли ее в прессе, не особо заботила читателей, живущих в Чингфорде или Сербитоне.[2]

Министерство иностранных дел Великобритании, Лондон

— Знаете, а ведь они правы, — заговорил сэр Брюс Коллинз, откладывая газету. — Мы до сих пор не знаем природы вируса, который убил беднягу Барклая и остальных.

— По-моему, все уверены, что это лихорадка Эбола, сэр, — отозвался один из восьми человек, сидевших вокруг стола.

— Это было и остается предположением, — сказал Коллинз. — Вполне возможно, оно верное, учитывая все симптомы, но у нас еще нет официального заключения лаборатории.

— Да, ученые что-то не торопятся…

— Насколько я знаю, они могут работать с такими вирусами только в условиях четвертого уровня биологической защиты. С образцами сейчас работают специалисты в Портон-Дауне.[3] Однако мы уже сейчас должны решить, допустим ли визит министра иностранных дел в Ндангу.

— Не считаю это возможным в сложившихся обстоятельствах, — высказался один из присутствующих, в ответ на его слова послышался согласный гул.

— Должен напомнить вам, что эта поездка очень важна для нас и Нданги, джентльмены. Ее властям нужна респектабельность, которую предоставит им этот визит, а нам, в свою очередь, нужен доступ к их взлетной полосе на юге и другим близлежащим объектам. Если мы отменим визит, власти Нданги могут просто аннулировать соглашение.

— Но они наверняка понимают, что такой визит невозможен во время вспышки подобного заболевания.

— В этом-то все и дело, — вздохнул Коллинз. — Они заявляют, что на территории страны нет никакой вспышки. Власти Нданги утверждают, что за последние два года в их стране не было зарегистрировано ни одного случая заболевания лихорадкой Эбола или другой геморрагической лихорадкой.