Остальные 32 представителя фронтовых повстанческих частей, судя по всему, рядовые казаки, ничем себя до указанного момента не проявившие, «серая масса».

От окружного совета присутствовали — председатель Данилов Никанор Петрович, его товарищи Ермаков Емельян Васильевич и Выпряжкин Николай Георгиевич, члены Мельников Николай Тихонович, Куликов Василий Васильевич, Суяров Гавриил Андреевич, Благородов Сергей Меркулович.

От командования — командующий Кудинов Павел Назарович и начальник штаба Сафонов Илья Гурьевич.

От организации сношений тыла с фронтом (своего рода идеологический отдел) — заведующий отделом Суяров Илья и от Каргинского отдела Беланов Павел.

От Народного суда и следственной комиссии — председатель суда Асташов Иван и член комиссии Майданников Михаил.

Из четверых последних, осуществлявших агитационные и карательные функции, в документах того периода встречаются двое: Суяров Илья Андреевич, в начале XX века учительствовавший в Даниловском волостном сельском училище, баллотировавшийся в 1918 г. в делегаты Большого Войскового Круга от станицы Вёшенской, но не набравший достаточного количества голосов, и Майданников Михаил Иванович, учитель, избиравшийся от станицы Вёшенской на Круг в 1917 г. Как видим, агитацию, пропаганду, а также функции следствия взяли на себя вёшенские учителя.

Избраны были председатель съезда и секретарь. Председателем избрали Суярова Илью, секретарем Попова Митрофана. Дополнительно товарищами председателя избрали Ермакова Харлампия и Медведева Кондрата. Как видим, председателем стал идеолог восстания, а его товарищами два дивизионных командира.

Заслушав отчет председателя Совета и командующего войсками, съезд зафиксировал свои полномочия, приняв решение, что верховная власть принадлежит окружному съезду, а высшая власть управления округом — окружному Совету, избранному съездом.

«Военно-оперативные распоряжения» оставались в «компетенции командующего войсками и его штаба, которые, однако, о своих действиях докладывают окружному совету».

Сам Совет и командование войсками были оставлены на своих постах.

Съезд подтвердил мобилизацию жителей от 18 до 55 лет, причем 5 старших возрастов оставались в Вёшенской гарнизоном и для подводной повинности.

Съезд принял решение «обложить по ставкам подоходного налога имущих лиц, занимающихся торговлей и промыслами, увеличив их доход в 10 раз против дохода 1916–1917 годов», произвести «временный беспроцентный заем всей денежной наличности в кредитных учреждениях, потребительских обществах, в станичных и хуторских обществах и церковного капитала», провести принудительный заем в 5 миллионов рублей и разверстать его между станицами.

Пока окружной съезд вершил дела округа, верстах в сорока, в районе станиц Каргинской и Боковской, казаки начали переговоры с красными.

Глава 6

«В переговорах с противником выяснилось…»

^{(Из донесения)}

В День международной солидарности трудящихся — 1 мая — экспедиционные войска 8-й армии двинулись в наступление. К 11 часам 1-я бригада вышла на линию Бреховский — Лиховидов — Гусынка — Климовка. Казаки упорно сопротивлялись: «2/5. По всем донесениям и рассказам казаки защищаются безумно».[299]

К 23 часам бригада отступила на исходные позиции — Вяжин — Поповский, так как соседние части 9-й армии отошли, и казаки заняли Пономарев и Верхнее и Нижнее Астахово, нависая над флангом бригады.

2 мая наступление 1-й бригады экспедиционных войск 8-й армии снова было неудачным. Командир 5-го кавдивизиона (бывший 3-й казачий полк им. Степана Разина) из войск 9-й армии снова отказался поддержать соседей, ссылаясь на отсутствие патронов. Повстанцы двинулись на Астахово — Каменский, угрожая отрезать 13-й кавалерийский и 104-й стрелковый полки. Экспедиционные войска 8-й армии снова отступили.[300]

Поведение командира красных казаков, дважды сорвавшего наступление, судя по всему, было не случайным, поскольку в этот день, 2 мая, восточнее, у хутора Вислогузова, начались мирные переговоры между повстанцами и экспедиционными войсками 9-й армии.

В эмиграции главком повстанцев П. Н. Кудинов открещивался от участия в переговорах и инициативу их проведения сваливал на советское командование. «Красный штаб… применил систему переговоров, рассчитывая комедией братания выиграть время, чтобы подтянуть ближайшие части и тогда кровавым террором задушить…» и т. д..[301] В то же время мы располагаем документами, говорящими, что член РВС 8-й армии И. Э. Якир 11 (24) марта 1919 г. запретил какие-либо переговоры с повстанцами.

13 (26) апреля командование эксвойск 8-й армии доносит о постоянных попытках казаков войти в сношение с частями в районе хуторов Наполов и Верхне-Чирский. Более или менее постоянные контакты поддерживались между повстанцами и красными казаками в составе экспедиционных войск. Участник боев с мятежниками, казак Каргинской станицы Я. Ф. Лосев вспоминал: «Мы много раз предлагали восставшим сложить оружие, выдать главарей, но, видимо, белогвардейские вожаки имели большую силу среди мятежников, наши предложения остались без ответа».

Все же удалось договориться с казаками о встрече. Посланцы мятежников предложили: «Приезжайте, товарищи, в хутор Грачев. Соберемся, перекурим это дело, глядишь, и договоримся». В назначенное время казаки собрались в школе «на общий кур». Советская сторона — Лосев и командир 13-го кавалерийского Домнич — тоже выехала, взяв из осторожности в прикрытие целый эскадрон. В это время в хутор приехал начальник повстанческой дивизии Ермаков. Узнав, что здесь «вершатся» мирные переговоры, он схватил винтовку и с несколькими верными ему казаками бросился на край хутора. Подъезжающую красную делегацию они встретили выстрелами. «А в это время до 200 казаков ждали нашего приезда в хуторской школе», — вспоминал Лосев.

Лихой Домнич, возмущенный коварством «миротворцев», в свою очередь скомандовал сопровождавшему эскадрону: «Шашки вон! В атаку марш-марш!» Красноармейцы с шашками наголо ворвались в хутор Грачев, а собравшиеся в школе «на переговоры» казаки, бросив кисеты, попрыгали в окна и разбежались, потеряв человек 20.

Все же настрой на переговоры существовал, и рано или поздно они должны были начаться.

Настоящие переговоры, начавшиеся 19 апреля (2 мая), возможно, были связаны с решениями окружного съезда повстанцев, который обложил население общественным принудительным займом в 5 миллионов рублей и т. п. Убоявшись окончательного разорения, часть казаков решила помириться с большевиками. Впоследствии, в эмиграции, казаки (особенно их руководство) утверждали, что инициатива переговоров исходила от большевиков.

К. М. Киреев, инициатор восстания в хуторе Конькове Боковской станицы, в своих воспоминаниях говорит, к заставе его сотни якобы пришла казачка и передала, что его, Киреева, кличет какой-то «комиссар». «Комиссар» заявил Кирееву: «Меня начальство наше прислало к вам, чтобы вести переговоры о мире». Командир полка мятежников, когда ему доложили о случившемся, от принятия решения уклонился. «Поезжайте сами и узнайте, в чем дело», — ответил он посланцу от сотни.

Руководство большевиков, наоборот, к переговорам относилось настороженно. Скорее всего, инициатива исходила «от низов». Как докладывал новый командир конной группы Мухоперец, «2 мая сего года наши разведчики съехались с разъездом противника и завели переговоры, за что воюют. После разговоров решили с той и другой стороны выслать парламентеров для переговоров. На второй день с нашей стороны выехал комиссар группы и комиссары Морского и Интернационального батальонов в сопровождении красноармейцев. Переговоры велись несколько часов». Мухоперец, боясь разложения своих войск, просил прибыть члена Реввоенсовета армии и либо прекратить переговоры, либо вести их от имени Реввоенсовета.[302]