Вдобавок ко всему, 8 марта командарм-8 Тухачевский предписал Вёшенскому ревкому поставить для армии повозки с лошадьми или волами, «с тем чтобы вся тяжесть этого предписания легла исключительно на кулацкую и богатую часть населения», а 10 марта приказ РВС фронта № 369 потребовал конфисковать «седла у казаков, бывших ранее «в белых»». Обстановка накалилась до предела. Попытки разрядить ситуацию были разрозненными и успеха не имели.

9 марта член РВС фронта и 9-й армии Г. Я. Сокольников уехал в Москву. Как член ЦК он должен был участвовать в работе съезда партии и предшествующего ему пленума. Сокольников вез материалы, доказывающие необходимость отменить или хотя бы приостановить проведение в жизнь директивы Оргбюро по казачьему вопросу. 11 марта приказ № 2 по ревкомам Донской области запретил взимать со станиц контрибуцию, а собранные деньги предписал отнести в счет чрезвычайного налога. Председатель Вёшенского ревкома И. В. Решетков был отозван и заменен Дисницким. Но было уже поздно.

Глава 3

«…Скоро, скоро горячие лучи весеннего солнца растопят лед старого Дона…»

^{(Из приказа Донского атамана A. П. Богаевского)}

Подробного отчета о подготовке и начальном этапе восстания пока не обнаружено. Командующий повстанческой армией П. Н. Кудинов позже в мемуарах писал, что восстание вспыхнуло стихийно. Однако уже в ходе восстания появились сведения о подпольной организации, готовившей выступление.

В апреле 1919 г. советская разведка доносила: «Жители говорят, что восстание было подготовлено заранее, для чего оставлялись целые части под видом сдавшихся в плен или не желавших воевать».

Хрисанф Митичкин, милиционер Усть-Хоперской станицы, побывавший у повстанцев, рассказал, что когда он был в «стане», расспрашивал вёшенских казаков, как началось восстание, имеется ли связь с кадетами. Одни отмалчивались, «другие сказали, что восстали против коммуны, расстрелов, грабежей и насильников-коммунистов, но за Советскую власть. Когда им сказали, что в некоторых хуторах жители коммунистами все вырезаны, то они все восстали. Руководителями-зачинщиками были Алферов — подъесаул, Кудинов, который у них сейчас командующий Вёшенским округом. Некоторые же говорили, что восстание было задумано раньше, центр его был в Мигулинской, где велась подготовка. Тогда, когда они восстали, к ним прилетал аэроплан и сбрасывал (они говорят) орудийные замки».[107]

Возможно, ключом к загадке является сообщение Краснова, что 27 января (9 февраля) «командующим армией был составлен следующий план действий, одобренный атаманом. В районе станиц Каменской и Усть-Белокалитвенской генерал Денисов сосредоточивал ударную группу в 16 000 при 24 орудиях, в которую должны были войти лучшие части молодой армии и старые, испытанные в боях войска (в том числе и Гундоровский Георгиевский полк). По сосредоточении, примерно, к 5–6 февраля, группа эта должна была ударить на слободу Макеевку, совместно с частями генерала Фицхелаурова сбить 12-ю дивизию и, действуя во фланг и тыл 13-й и Уральской дивизий, идти в Хоперский округ оздоровлять и поднимать казаков. Такое движение сулило бы быстрый успех и возможное очищение Хоперского округа даже без помощи добровольцев, на которую атаман уже особенно не рассчитывал».[108]

Если прочертить на карте прямую линию от Каменской на Макеевку и далее на хоперские станицы, она пройдет через территорию Верхне-Донского округа. Чтобы устремиться в такой рейд (как минимум 350 верст), надо было иметь гарантии, что по дороге рейдирующая группа получит поддержку и подпитку. Между донецкими станицами, от которых предстояло выступать, и хоперскими, куда предстояло прийти, лежали многочисленные, враждебно настроенные «хохлацкие» слободы и «разложившиеся», но все же казачьи Верхне-Донские станицы.

И здесь, на Верхнем Дону, и на Хопре часть сохранивших верность казаков, как мы уже знаем, была оставлена специально.

В разгар шатаний на фронте генерал Зембржицкий начал организовывать в штабах и этапных хуторах контрразведывательные пункты для борьбы с красными агитаторами и с подстрекателями из своих. 3 января 1919 г. полковники Одноглазков и Волков организовали контрразведывательные пункты в пограничных донских хуторах, занятых войсками Северо-Западного отряда, и при штабе генерала Рытикова, начальника этого района.

Волна бегущих с фронта казаков, а затем волна наступающих советских войск прокатились и ушли к югу. Часть пунктов была разгромлена, часть бежала со штабами. Некоторые контрразведчики были выявлены, избиты и выданы самими казаками. Но кое-кто затаился, выжидал, чтоб в назначенный момент выступить и нанести удар в спину. Мятеж вспыхнул именно в месте сосредоточения этих пунктов, вблизи пограничного хутора Шумилина.

Возможно, заговорщики имели запасной план действий на случай, если они восстанут, а рейдирующая группа не подойдет.

Центр заговора располагался в Мигулинской, наиболее надежной станице. Если другие станицы на Верхнем Дону встречали красных без сопротивления, то каждый хутор в Мигулинской красные брали с боя.[109]

Впоследствии донская газета «Жизнь» писала: «Трудно установить, кто являлся организатором восстания в Верхне-Донском округе, ибо в каждой станице, в хуторе было по одному, по два человека, которые заранее подготовляли восстание. Всех таковых насчитывается до 200 человек. Из них же более популярны у повстанцев — подхорунжий Беляев, М. С. Шумилин, два брата Булаткины, сотник Егоров, хорунжий Прохоров, подхорунжий Коренюгин и хорунжий Колычев».[110] Показательно, что здесь названы казаки не Мигулинской, а Казанской станицы. Егоров в восстание командовал 3-й повстанческой дивизией, Прохоров был у него начальником штаба, Колычев командовал отдельной бригадой.

Вероятно, была согласована и дата выступления, чтобы поддержать рейдирующую группу. Интересно, что именно в день восстания, 26 февраля (11 марта) 1919 года, газета «Военный листок», выходившая за 300 с лишним верст от места событий и отделенная от него линией фронта, писала: «На фронте ходят слухи о начавшихся восстаниях станиц в тылу красноармейцев. Очень упорно говорили о восстании в Мигулинской станице Верхне-Донского округа».

Непосредственно перед восстанием, 24 февраля (9 марта), «Донская волна» выходит с портретом З. А. Алферова на одной из последних страниц. «Организатор восстания на донском севере (последнее фото)» — гласила надпись. А после начала восстания, но задолго до того, как белые узнали о нем из трофейных документов, «Донская волна» № 12 (40) вышла уже с портретом на титульном листе: «Генерал З. А. Алферов, организатор казачьего восстания в Верхне-Донском округе». Правда, речь идет о восстании в апреле 1918 г., но совпадение вряд ли случайное.

К этому времени как раз относится новый «взлет» карьеры Захара Акимовича. Из опального, находящегося под следствием генерала он превращается в начальника войск Ростовского округа, возглавляет делегацию Войскового круга к генералу Деникину, а затем… возглавляет «Донское правительство», где служит своего рода громоотводом, постоянно скандалит с «казачьими социалистами» — Агеевым и Дудаковым.

Мы помним, как сменивший Краснова на посту Донского атамана А. П. Богаевский в первом же своем «обращении к народу» — приказ № 282 от 6 (19) февраля — обнадежил объятых паникой соратников: «Далеко зашел он (враг. — А. В.), незваный и непрошеный, и теперь уже сам чувствует тревогу за свой беспорядочный грабительский тыл: ведь там, позади его, скоро, скоро горячие лучи весеннего солнца растопят лед старого Дона, Хопра, Медведицы, и в их бурных волнах найдет свою могилу тот, кто не успеет вовремя уйти». Вряд ли атаман так уповал на половодье. О Донце, к которому приближался фронт и разлив которого действительно мог сорвать наступление красных, не сказано ни слова. Зато речь очень напоминает место из воззвания казаков Мигулинской станицы в 1918 г.: «Скоро, скоро наступит то время, когда мы, казаки, скажем свою волю открыто».