В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ МОГУ БРОСИТЬ…

ЭД МАКБЕЙН

На крыше было ужасно жарко.

Солнце висело в небе мутным желтым шаром, палило на растопленный гудрон крыши, смотрело с алюминиевых небес и отражалось от значков на груди двух полицейских.

Второй коп перегнулся через кирпичную стену на краю крыши и смотрел вниз на аллею. У него была жирная задница, и его синяя униформа чуть не лопалась на широких и мощных ягодицах. Первый коп тоже был жирным, но не настолько, как второй. Он держал меня за локоть своей пухлой лапищей.

– Ну, петушок, говори, куда ты это дел? – сказал коп.

– Куда я дел – что? – спросил я.

– Шприц и наркотики. Нам известно, что они у тебя были. Ты бросил их отсюда, с крыши?

– Я не понимаю. Что это еще за шприц такой? – попытался вывернуться я. – Неужели вы пользуетесь этим шприцем, чтобы обороняться от врагов?

Второй коп подошел к нам и сказал:

– Он у нас оказался мудрецом, Томми. Хитрый типчик. Томми кивнул и сжал кулаки.

– Советую тебе и дальше поступать столь же мудро, – сказал он мне. – Продолжай в том же духе. Мы знаем, что ты на игле, сынок, и сделаем все, чтобы поймать тебя с поличным. Тебя арестуют за хранение.

– За хранение чего? – осведомился я.

– Говорю же тебе, – буркнул второй коп, – он – хитрый тип.

– Ты сейчас под кайфом? – спросил Томми, пронзая меня взглядом.

– Не понимаю. Что значит “под кайфом”?

– Он не понимает, что значит быть под кайфом, – передразнил меня второй коп.

– Вы здесь болтаете о каких-то шприцах, о каком-то кайфе, а я ничего ровным счетом не понимаю. Вы, ребята, что, вообще не говорите на английском? – сказал я.

– На английском говорят в деловой части города, – угрожающе произнес Томми. – Ты узнаешь об этом, когда мы в первый раз заметем тебя за косяк героина.

– А что это такое – героин? – осведомился я.

– Пошли отсюда, мы напрасно теряем время, – сказал второй коп. – Он спрятал зелье и иглу.

– Ребята, вы говорите тут на каком-то иностранном языке, – пожал я плечами.

Томми печально покачал головой:

– Ты идешь по скользкой дорожке, сынок. Стыдно.

– Ага, мне даже его жалко, – подхватил второй.

– А мне жарко, – сказал я им, – от этого чертова солнца.

– Держи свой нос чистым, петушок, – предупредил меня Томми. – Запомни, если только мы поймаем тебя с косяком, будешь париться за решеткой.

– Не пугайте меня, дяденьки! – сказал я. – Вы еще Лексингтоном погрозите!

– А ты что, вдруг стал понимать иностранные языки, сынок? – спросил второй коп.

– А вы что, нашли у меня героин? – ответил я вопросом на вопрос. – Вам есть в чем меня обвинить? Если нет, то почему бы вам не спуститься вниз и не порегулировать городским транспортом?

– Ах вы, чертовы наркоманы… – начал было он.

– Что еще за наркоманы? – невинно осведомился я. Второй коп буркнул:

– Ах ты! – и отвел руку назад, словно собрался отвесить мне пощечину.

Томми схватил его и сказал:

– Пошли. Пусть этот негодяй завязнет в этом дерьме, как муха. Я проследил, как они открывают металлическую дверь, ведущую на крышу, а потом выходят на улицу. Я смотрел через кирпичную стенку, пока не увидел, как они усаживаются в свой “воронок”, а потом подошел к той стороне, что выходила на аллею, и посмотрел вниз. Шприц все время лежал у кирпичной стены, должно быть, коп совсем слепой, что не заметил его. Где-то там внизу, на цементе, лежал косячок с героином, поджидая циркового клоуна. Я подумал о косяке, и мои ладони чуть вспотели, но я тут же сказал себе:

– Парень, прекращай себя вести, словно ты пристрастился к наркоте!

Я прошел к той стороне крыши, которая выходила на улицу, вгляделся и увидел полицейскую патрульную машину, которая вливалась в транспортный поток. Я улыбнулся, а потом пошел к металлической двери, вниз по ступеням до первого этажа здания. Когда я оказался внизу, то постучал в дверь квартиры номер 11 и стал ждать.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Это я, Джой.

– Что тебе надо? – спросила она.

– Открой, Анни! Ради Бога, открой!

Я услышал шаркающие шаги за дверью, потом дверь приоткрылась, и в дверном проеме появилась Анни, завернутая в шелковый халатик. Она туго запахивала халат на талии, но он впереди все равно распахивался, обнажая длинные ноги Анни, а над талией – кремовые груди там, где их не прикрывал шелк.

– В чем дело, Джой? – спросила она.

Она была блондинкой, Анни, с зелеными глазами, и эти глаза сказали мне, что она под сильным марафетом, в таком состоянии, в каком и мне бы хотелось быть.

– Впусти меня, – сказал я. – Полиция на хвосте. Она отступила назад, не говоря ни слова, а потом, когда я вошел, громко хлопнула дверью и заперла ее на замок.

– Ты под кайфом, сестренка? – спросил я.

Анни посмотрела на меня остекленевшим взглядом. Она почти входила в ступор – просто стоя тут. И отвечать ей было не нужно, потому что ответ был написан на ее лице.

– Еще под каким, парень! – сказала она.

– Ты же вчера вечером была пустая, – заметил я. – Откуда дровишки?

– Оттуда, – произнесла она сонно. – Я что, должна тебе докладываться?

– Ты мне ничего не должна, – возразил я, – ровным счетом ничего.

– А ты не шутишь, мистер?

Анни рухнула на кровать, широко раскинув ноги, халатик оказался под ней, словно шелковая простыня. Она начала вырубаться, поэтому я растолкал ее и спросил:

– Какое из твоих окон выходит во двор?

– А что?

– У меня там косяк. Давай, Анни, очнись!

– Окно рядом со шкафом, – сказала она. – Как тебя понимать? Ты хотел сказать, что твой косяк во дворе?

Я был уже у окна, открыл его и выглянул во двор. И тут же увидел шприц, лежащий на бетоне у стены. До него было еще футов десять. Прямо под окном проходила сточная труба, забетонированная в решетку из спаянных стальных прутьев. Придется прыгать с решетки, и вероятно, мне потребуется помощь Анни, чтобы забраться обратно.

– Ты подашь мне руку на обратном пути? – спросил я. – Тогда мы поделим дурь. Согласна?

Я посмотрел на Анни, лежащую на кровати. Она теперь по-настоящему вырубилась, поэтому я заорал:

– Эй, голова садовая!

Глаза у нее тут же открылись, она посмотрела на меня, а я повторил:

– Согласна?

– Ага, – сонно ответила она. – Конечно согласна.

Тут она снова откинулась на подушки, а я приготовился к прыжку.

Мне бы нужно было свеситься с подоконника, но тогда я не подумал об этом. Я просто прыгнул вниз. Полагаю, мне слишком не терпелось добраться до косяка и шприца. Я не промахнулся – попал на решетку.

Моя нога проскочила прямо между двумя железными прутьями бетонной стенки сточной трубы, и я упал прямо на задницу, чуть было не разорвавшись надвое.

Сначала боль была настолько сильной, что я просто не мог пошевелиться. Я корчился с открытым ртом, а пах у меня горел огнем. Я не смог бы заорать, даже если бы захотел. А потом, некоторое время спустя, боль в паху исчезла, но ее сменила на этот раз другая боль – боль в ноге. Я попытался было слезть с решетки, но было такое ощущение, словно нога отрывалась при каждом моем движении.

Я заглянул в сточную трубу, и меня чуть было не вырвало, когда я увидел свою ногу. Она была вывернута под странным углом, а кость пробила штанину и торчала вбок. Шерстяная ткань вся пропиталась кровью.

– Анни! – заорал я. – Эй, Анни!

Я подождал несколько минут, а потом снова завопил:

– Анни!

Она не отвечала, и я вспомнил, что она только что укололась и вырубилась. Я подумал, надолго ли ее забрало и через сколько времени она придет в себя.

– Анни! – заорал я еще раз, а потом заткнулся, потому что не хотел, чтобы из окон повысовывались ее соседи.

Я видел шприц в углу рядом с кирпичной стеной, а в паре футов от него – косячок с героином. Анни была на игле, но остальные люди в этой дыре – нет. И если кто-нибудь заметит меня со сломанной ногой, то наверняка вызовет копов. А если копы приедут, они точно найдут шприц и героин, и тогда прощай, Джой!