— А вот это и есть плохая новость, — сказала Лорна. — Похоже, за доверительным счетом числятся только пять или шесть дел. Деньги, связанные с остальными текущими делами, либо уже переведены на оперативный и потрачены, либо клиенты остались перед фирмой Винсента в долгу. Он получил два досудебных платежа — от Сэмюэлса и Хенсона. И оба должны ему еще по пять тысяч.

Я заглянул в свои заметки. И Сэмюэлс, и Хенсон значились во втором из составленных мной списков. И этот второй был списком тех незакрытых дел, от которых я собирался избавиться — если получится. Составляя эти списки, я быстро просматривал связанные с каждым из дел факты, и, если что-то в них мне не нравилось, дело попадало во второй список.

— Ладно, — сказал я. — От этих клиентов мы просто-напросто избавимся.

Сэмюэлс обвинялся в том, что задавил человека, управляя машиной в нетрезвом виде, а Хенсон — в крупной краже. Патрик Хенсон сразу привлек мое внимание еще и потому, что Винсент собирался построить защиту этого клиента на наркотической зависимости от прописанных Хенсону обезболивающих средств, что обращало именно врача в человека, несущего наибольшую меру ответственности за созданные им последствия — за эту самую зависимость.

С подобной линией защиты я был знаком, можно сказать, интимно, поскольку в течение последних двух лет то и дело использовал ее, пытаясь оправдаться перед самим собой за множество прегрешений, которые совершал как отец, бывший муж и просто друг. И Хенсона я поместил во второй список, именовавшийся у меня «собачьей кучкой», как раз потому, что знал: такая защита не срабатывает, во всяком случае применительно ко мне.

Лорна кивнула, записала что-то в блокноте.

— Сколько дел у тебя набралось в собачьей кучке?

— Мы получили тридцать одно открытое дело, — ответил я. — По-моему, семь из них просятся в нее.

— Думаешь, судья так легко позволит тебе отказаться от них?

— Нет. Но я постараюсь что-нибудь придумать. Что еще у тебя есть?

Лорна покачала головой:

— Больше ничего. Пока ты будешь в суде, я загляну в банк. Ты хочешь, чтобы эти счета могли подписывать мы оба?

— Да, конечно, как и все остальные.

Особых сложностей, связанных с попытками получить в свое распоряжение деньги, лежавшие на счетах Винсента, я не предвидел. Собственно, для этого и существовала Лорна. Она разбиралась в финансовых тонкостях намного лучше меня.

Я посмотрел на часы: через десять минут мне следовало отправиться в суд.

— Что у тебя, Киско?

С час назад я попросил Денниса использовать его связи и выяснить все, что удастся, о том, как продвигается расследование убийства Винсента.

— Не так чтобы очень много, — ответил он. — Я позвонил знакомому судебному эксперту, они пока еще не закончили обработку материалов следствия. В Винсента стреляли минимум дважды, гильз на месте убийства не осталось. Ну и еще, мой источник в полиции сказал, что первый звонок поступил к ним в двенадцать сорок три.

— Какие-нибудь общие представления о происшедшем у них имеются?

— Судя по всему, Винсент заработался допоздна, как делал, похоже, каждый понедельник, планируя очередную неделю. Потом уложил все в кейс, запер офис, пошел в гараж, сел в машину и получил пулю через водительское окно. Когда труп обнаружили, машина стояла с работающим двигателем на своем обычном месте. Стекло в окне было опущено. Он мог опустить его потому, что любил прохладный ветерок, а мог и потому, что кто-то подошел к машине.

— Кто-то, кого он знал. — Я вспомнил слова детектива Боша. — В гараже в это время кто-нибудь работал?

— Нет. Служитель уходит в шесть. Чтобы поставить там машину, нужно либо иметь месячный пропуск, либо получить квитанцию от автомата. В гараже установлены видеокамеры, которые отслеживают номера въезжающих и выезжающих машин, однако в сделанных ими записях ничего полезного для нас не содержится.

— Кто обнаружил Джерри?

— Охранник, который два раза за ночь обходит гараж.

Я кивнул, сделав вывод, что убийца хорошо знал распорядок работы гаража.

— Ладно. Держи все под контролем. Что насчет детектива?

— Гарри Бош. Предположительно один из лучших. Несколько лет назад ушел в отставку, и сам шеф полиции попросил его вернуться. Вообще-то он никакой не Бош. Полное имя — Иероним Босх. Служит уже тридцать три года, что это значит, ты знаешь.

— Нет, не знаю, а что?

— Ну, по правилам пенсионной программы УПЛА, максимальный срок службы составляет тридцать лет, так что из денежных соображений там никто дольше не задерживается.

— Только те, кто видит в этой службе свое предназначение, — согласился я. — Постой-ка, ты говоришь, его зовут Иероним Босх? Как художника?

— Насчет художника я ничего не знаю. Но имя у него такое. Рифмуется с «аноним», так мне сказали. Чудное, если хочешь знать мое мнение, имечко.

— Не чуднее, чем Войцеховский, если хочешь знать мое мнение.

— Я думала, ты с ним не знаком, Микки, — сказала Лорна.

— Встречаться я с ним раньше не встречался, а вот имя… имя мне известно.

— Ты хочешь сказать, по картинам?

Читать лекцию по истории живописи мне не хотелось.

— Не важно. Ладно, мне пора. — Я встал, обошел вокруг стола. — Я отправляюсь в зал судьи Шампань. Прихвачу с собой папки с текущими делами, почитаю, пока буду ждать своей очереди.

— Я пойду с тобой, — сказала Лорна.

Я отметил про себя взгляд, которым обменялись она и Киско. Мы вышли в приемную. Что она собирается мне сказать, я знал, однако мешать ей не стал.

— Микки, ты уверен, что готов ко всему этому?

— Полностью.

— Ты ведь планировал действовать без спешки, взять пару дел. А теперь берешься за целую практику.

— Я же человек непрактичный.

— Послушай, давай говорить серьезно.

— Разве ты не понимаешь, насколько это лучше того, что я планировал? Взяться за дело Эллиота — это все равно что поставить в центре города рекламный щит с надписью: «Я вернулся», сделанной большими неоновыми буквами!

— Да, но одно это дело потребует таких усилий…

— Лорна, со мной все в порядке, я готов к работе. Вообще-то я думал, что тебя эта новость обрадует. Впервые за целый год мы начнем зарабатывать деньги.

— Меня не деньги волнуют. Мне нужна уверенность в том, что у тебя все хорошо.

— Лучше, чем просто хорошо. Я в восторге. Чувствую себя как человек, которому вернули его заветный талисман. Так что не старайся притормозить меня.

Некоторое время мы молча смотрели друг другу в глаза, потом ее строгое лицо расплылось словно бы нехотя в улыбке.

— Ладно. Поезжай, покажи им, на что ты способен.

— Да уж будь спокойна. Покажу.

Какие бы заверения ни дал я Лорне, однако, идя по переходу, соединявшему офисное здание с гаражом, я думал о том, что работу на себя взвалил непомерную. Я успел забыть, что оставил свой «линкольн» на пятом этаже, — в результате, прежде чем я его отыскал, мне пришлось подняться по трем пандусам. Я открыл багажник и запихнул стопку папок в сумку.

Сумка эта была своего рода гибридом, купленным мной в магазине «Город чемоданов» в то время, когда я начал обдумывать свое возвращение в бизнес. Ее можно было носить как рюкзачок или как портфель — в те дни, когда я ощущал себя достаточно сильным. Но при этом у нее имелись колесики и выдвижная ручка, так что, когда силы меня покидали, я мог катить ее за собой.

В последнее время «сильные» дни намного превосходили числом «слабые», и я, пожалуй, мог бы заменить эту сумку традиционным адвокатским кейсом. Однако на ней имелась также фирменная бирка — гребень горы с похожей на эмблему «Голливуд» надписью «Город чемоданов», над которой шарили по небу лучи прожекторов, символ мечты и надежды. Думаю, из-за этой бирки сумка мне и понравилась. Дело в том, что я понимал: «Город чемоданов» — это не просто название магазина. Это название самого города. Лос-Анджелеса.

Лос-Анджелес принадлежит к числу городов, жители которых происходят родом откуда-то еще. Людей влечет сюда мечта — или попытка сбежать от кошмара. Говоря фигурально, буквально, метафорически, каждый, кто живет в Лос-Анджелесе, держит наготове упакованный чемодан. Просто на всякий случай.