Эллиот сжал двумя пальцами тонкую ножку бокала с мартини, выпил все, что в нем еще оставалось. Потом кивнул кому-то невидимому, словно бы стоявшему за моим плечом.

— По-моему, правильнее будет сказать, что к смерти Джерри Винсента привело определенное стечение обстоятельств.

— Уолтер, мне нужно защищать вас. И себя самого тоже.

Он кивнул:

— Думаю, вы уже обнаружили причину его смерти. Она присутствует в папке с делом. И вы даже говорили мне о ней.

— Не понимаю. О чем я вам говорил?

— Он собирался отложить начало процесса. Вы же нашли его ходатайство. И его убили, прежде чем он успел это ходатайство подать.

Я пытался свести все воедино.

— То есть его из-за этого и убили? Но почему?

Эллиот склонился ко мне. Теперь он говорил почти шепотом, еле слышно:

— Хорошо, раз вы просите об этом, я вам скажу. Да, взятка имела место. Он отдал деньги, было назначено время начала процесса, все, что ему оставалось, — подготовиться к названному сроку. А потом он передумал и пожелал отсрочки.

— Почему?

— Думаю, он решил, что сможет выиграть процесс и без взятки.

Походило на то, что о телефонных звонках ФБР и об интересе этой организации к Винсенту Эллиот не знал. А то, что ФБР занялось им, вполне могло заставить Джерри пожелать отложить процесс, который был построен на подкупе.

— Стало быть, его убили из-за попытки отсрочить процесс?

— Думаю, что так.

— Это вы убили его, Уолтер?

— Я не убиваю людей.

— Ну, тогда приказали убить.

Эллиот покачал головой:

— И не отдаю подобных приказов.

В кабинку вошел официант с подносом и подставкой. Он отделил филе от костей, разложил нашу рыбу по тарелкам и поставил их на стол вместе с новым мартини для Эллиота. Затем откупорил бутылку вина и спросил, не желает ли Эллиот попробовать его. Тот отрицательно покачал головой.

— Хорошо, — сказал я, когда мы снова остались наедине. — За что он дал взятку?

Эллиот одним глотком выпил половину мартини.

— Ну, если как следует подумать, это станет очевидным. Отсрочить процесс нельзя. Почему?

Я не сводил с Эллиота глаз, однако на самом деле на него уже не смотрел, потому что решал в уме задачку. Перебрав в уме все возможности — судья, обвинитель, копы, свидетели, присяжные, — я сообразил, что взятка и невозможность отсрочить процесс пересекаются только в одной точке.

— Среди присяжных есть подсадная утка, — сказал я. — И кто-то пристроил ее туда.

Эллиот помолчал, давая мне возможность мысленно пройтись по лицам людей, сидевших на скамье присяжных.

— Номер семь. Вы хотели, чтобы он остался. Кто он?

Эллиот улыбнулся краем губ и, прежде чем ответить, отправил в рот кусочек рыбы.

— Понятия не имею, да мне это и неинтересно. Однако он наш. И он не просто подсадная утка. Он мастер убеждения. Когда начнется совещание присяжных, он будет участвовать в нем и повернет все в нужную нам сторону. При том, как Винсент выстроил дело и как вы его подаете, присяжных, вероятно, нужно будет лишь слегка подтолкнуть в этом направлении. Они никогда не вынесут мне обвинительный приговор, Микки. Никогда.

Я отодвинул свою тарелку. Просто не мог есть.

— Хорошо, Уолтер, довольно загадок. Расскажите мне, как все было.

Эллиот налил себе бокал вина.

— Это длинная история, Микки. Не хотите послушать ее, смакуя вино?

Я покачал головой:

— Нет, Уолтер. Я не пью.

— Не уверен, что могу довериться человеку, который не позволяет себе время от времени выпить бокал вина.

Он усмехнулся, сделал большой глоток и начал рассказывать свою историю:

— Когда приезжаешь в Голливуд, не важно, что ты собой представляешь, важно, чтобы у тебя были деньги. Я приехал двадцать пять лет назад, и деньги у меня были, но не мои.

— Насколько я знаю историю вашей жизни, вы происходите из семьи, которая владела во Флориде перевозившими фосфат судами.

Он многозначительно кивнул:

— Все верно, но тут многое зависит от того, какой смысл вы вкладываете в слово «семья».

До меня понемногу начало доходить:

— Вы говорите о мафии?

— Я говорю об организации, которая распоряжалась огромным потоком наличных денег и нуждалась в законном бизнесе, через который эти деньги можно было бы проводить, и в юридически безупречных людях, которые управляли бы этим бизнесом. Я был всего лишь бухгалтером. Одним из таких людей.

Это понять было несложно. Флорида, двадцать пять лет назад. Самый расцвет кокаинового бума и кокаиновых денег.

— Меня отправили на запад, — продолжал Эллиот. — У меня была хорошая легенда и полный чемодан денег. И я любил кино. Знал, как выбрать хороший сценарий, как снять по нему фильм. Я купил «Арчвэй» и превратил эту компанию в предприятие с миллиардным оборотом. И тут моя жена…

По лицу его пронеслось выражение искреннего сожаления.

— Что, Уолтер?

— На следующий день после нашей двадцатой годовщины — и после того, как мы обновили добрачный контракт, — она сказала мне, что хочет развода.

Я кивнул. После обновления добрачного контракта Митци Эллиот могла претендовать на половину всего, чем владел Эллиот, да только владела-то этим организация, а не он. Причем организация не из таких, которые позволяют, чтобы половину их капиталов уносили в подоле юбки.

— Я пытался уговорить ее передумать, — сказал Эллиот. — Но она влюбилась в своего нацистского мерзавца и думала, что он ее защитит.

— Ее убила мафия.

— Я не должен был появляться там в тот день, — сказал Эллиот. — Мне было велено держаться в стороне, обеспечить себе железное алиби.

— Так зачем же вы туда полезли?

Он взглянул мне прямо в глаза:

— Я все еще любил ее, по-своему. И поехал, чтобы остановить убийцу и, может быть, стать героем в глазах жены, снова завоевать ее. Но я опоздал. Когда я приехал, оба были уже мертвы.

— И тут на сцене появился Джерри Винсент, — произнес я. — Расскажите мне о взятке.

— Да мне и рассказывать-то особенно нечего. Юрист моей корпорации связал меня с Джерри, тот оказался хорошим адвокатом. Мы составили соглашение об оплате его услуг, а спустя какое-то время он пришел ко мне — еще на раннем этапе подготовки к процессу — и сказал, что к нему обратился некто, имеющий возможность подсадить в жюри своего человека. Ну, вы понимаете, человека, который будет на нашей стороне. Да еще и обладающего даром убеждения, умеющего заговаривать людям зубы. Весь фокус состоял в том, что процесс должен был начаться точно в назначенный срок, тогда этот мошенник смог бы попасть в число присяжных.

— И вы с Джерри предложение приняли.

— Приняли. Это было пять месяцев назад. В то время мне защитить себя было в общем-то нечем. Жену я не убивал, однако обстоятельства сложились так, что все указывало на меня. У нас не было «волшебной пули»… и я испугался.

— Как много вы дали?

— Сто тысяч, это аванс. Джерри официально увеличил свой гонорар, я заплатил ему, а он заплатил за присяжного. Потом я должен был заплатить еще сто тысяч, если присяжные не достигнут согласия, или двести пятьдесят, если они меня оправдают. Эти люди уже проворачивали такие дела.

Я снова вспомнил о ФБР.

— А Джерри уже случалось прежде подстраивать исход процесса?

— Он мне этого не говорил, а я не спрашивал. Однако в понедельник, перед тем как его убили, он сказал мне, что хочет отложить начало процесса. Сказал, что у него появилась «волшебная пуля» и он выиграет дело без всякой подсадной утки.

— И за это его убили.

— А за что же еще? Не думаю, что те люди готовы были позволить ему передумать и повернуть все по-своему.

— Вы говорили кому-нибудь о намерениях Джерри?

— Нет.

— Тогда кому мог сказать о них сам Джерри?

— Этого я не знаю. О том, с кем он договаривался, Джерри мне не сообщил.

Пора было закончить этот разговор, попрощаться с Уолтером и все как следует обдумать. Я взглянул на не тронутую мной рыбу и подумал — может, забрать ее с собой и отвезти Патрику?