Судья подал знак Голанцу, после чего объявил, что первым выступит обвинитель. Голанц в черном костюме, белой рубашке и темно-бордовом галстуке вид имел весьма импозантный. Он встал, представился и приступил к делу:

— Леди и джентльмены, этого уголовного дела не было бы, если б не злоба и алчность. Все очень просто и ясно. Ответчик, Уолтер Эллиот, — это человек, обладающий огромной властью, большими деньгами и положением. Однако всего этого ему было мало. Он не захотел делиться с кем бы то ни было деньгами и властью. Он не только не простил своей жене измены. Напротив, он отреагировал на нее, прибегнув к самому ужасному средству. В миг, когда его унизили до крайности, он разъярился настолько, что взял в руки оружие и убил свою жену, Митци Эллиот, и Иоганна Рильца. Он был уверен, что деньги и могущество избавят его от наказания за это отвратительное преступление. Однако обвинение докажет вам, не оставив ни малейших оснований для сомнения, что именно Уолтер Эллиот нажал на курок, именно он несет ответственность за смерть двоих ни в чем не повинных людей.

Я повернулся в кресле — отчасти для того, чтобы загородить своего клиента от взглядов присяжных, отчасти чтобы иметь возможность видеть и Голанца, и сидевших у него за спиной людей. Он еще не добрался до конца первого абзаца своей речи, а по лицу матери Митци Эллиот уже потекли слезы. Такая театральность наносила мне несомненный ущерб, и я мог бы попросить судью удалить эту женщину из зала. Но затем я увидел суровые лица приехавших из Германии мужчин. Очень интересно было бы узнать, какое впечатление произведут на присяжных они, — пожалуй, пока все складывалось выгодным для меня образом. Все трое Рильцев выглядели людьми злобными и несимпатичными.

Голанц продолжал говорить. Он рассказал присяжным, что он собирается представить в качестве улик, и объяснил, что, по его мнению, таковые значат. Никаких сюрпризов он мне пока не преподнес.

В какой-то момент я получил короткое сообщение от Фавро: «ОНИ ЗАГЛАТЫВАЮТ ВСЕ ЭТО. ВАМ ПРИДЕТСЯ ПОСТАРАТЬСЯ».

Ну правильно, подумал я. Ты лучше скажи мне то, чего я еще не знаю.

На каждом процессе первое слово получает обвинитель, что дает ему преимущество — на мой взгляд, несправедливое. За спиной обвинения стоит вся власть и мощь государства. Предполагается, что оно, обвинение, исходит из принципов честности, справедливости и беспристрастности. А между тем каждый, чья нога когда-либо ступала в зал суда, знает, что презумпция невиновности — это всего лишь идеальное понятие, которому учат студентов юридических факультетов. И у меня не было ни малейших сомнений в том, что я участвую в процессе, где на ответчика скорее распространяется презумпция виновности.

Голанц потратил весь отведенный ему час, рассказав все, что он думает об этом деле. Типичная заносчивость обвинения: выставить все напоказ и пусть защита попробует что-нибудь опровергнуть.

Перед началом процесса судья сказал нам, что, обращаясь к свидетелям, мы будем обязаны либо оставаться за своими столами, либо занимать место на поставленной между ними кафедре, однако при произнесении вступительных и заключительных речей можем использовать пространство, находящееся непосредственно перед скамьями присяжных — так называемый испытательный полигон. Когда подошло время финала, Голанц наконец переместился туда и раскинул руки в стороны, точно проповедник, обращающийся к своей пастве.

— Я заканчиваю, — сказал он, — и хочу попросить вас отнестись к показаниям свидетелей и уликам с величайшим вниманием. Пусть вами руководит здравый смысл. Помните, двоих людей лишили жизни. Вот почему мы собрались здесь сегодня. Ради этого. Большое вам спасибо.

Что ж, выступление его было впечатляющим, пусть и чрезмерно растянутым. Я же намеревался выступить покороче, указав на несколько основных моментов и поставив несколько вопросов. Я хотел перетянуть присяжных на свою сторону. Если им понравлюсь я, то понравятся и мои дальнейшие доводы.

Как только судья кивнул мне, я немедленно переместился на испытательный полигон. Я не хотел, чтобы меня отделяло от присяжных хоть что-нибудь.

— Леди и джентльмены, я знаю, судья уже представил меня, и тем не менее хотел бы еще раз представиться вам и представить моего клиента. Я Майкл Хэллер, адвокат Уолтера Эллиота, которого вы видите за моим столом.

Я указал на Эллиота, и тот, как было условлено между нами заранее, сдержанно кивнул.

— Так вот, я не стану отнимать у вас много времени, потому что мне самому не терпится ознакомиться с показаниями свидетелей и уликами. Мистер Голанц нарисовал вам большую и сложную картину, однако должен вам сказать, не так уж она и сложна. Все, что имеется у обвинения, — это зеркальный лабиринт, в который к тому же напустили дыму. И когда мы разгоним дым и пройдем через лабиринт, вы обнаружите, что дым-то был, а огня не было, что существуют основания для более чем разумных сомнений в виновности моего клиента. И что в первую очередь возмутительным является уже тот факт, что Уолтер Эллиот вообще предстал перед судом.

Я снова обернулся и указал на моего клиента. Теперь он сидел потупясь, что-то записывая — активно участвуя в защите собственной персоны.

Я повернулся к присяжным:

— Я подсчитал — мистер Голанц употребил в своей речи слово «оружие» шесть раз. Шесть раз он сказал, что Уолтер взял в руки оружие и стер с лица земли женщину, которую любил, и невинного свидетеля этого убийства. Шесть раз. Правда, он не сказал вам, что оружия-то этого в распоряжении управления шерифа не имеется. Мистер Голанц пообещал представить неоспоримые доказательства того, что стрелял именно Эллиот, но давайте все же подождем и посмотрим, так ли уж они неоспоримы. Посмотрим, выдерживают ли они хотя бы поверхностную критику.

Говоря это, я пробегал взглядом по лицам присяжных — взад и вперед, точно луч прожектора, обшаривающий небо над Голливудом. Я чувствовал, что мысли мои следуют спокойному ритму, и знал, что удерживаю внимание присяжных.

— Наше общество хочет, чтобы стражи порядка были людьми профессиональными и дотошными. Нам сообщают о преступлениях в выпусках новостей, мы видим их на улицах и знаем: между порядком и беспорядком стоит лишь редкая цепь этих мужчин и женщин. Мы хотим, чтобы наша полиция всегда успевала вмешаться и спасти положение. Увы, здесь происходит нечто совсем иное. Улики и свидетели, которых представит вам обвинение, покажут, что детективы с самого начала сосредоточили все свое внимание на Уолтере Эллиоте. Другие версии либо отклонялись, либо вообще не рассматривались. У полиции имелся подозреваемый, и искать в других направлениях она не хотела.

Я сделал пару шагов и остановился перед присяжным номер один. Потом неторопливо прошелся вдоль всей скамьи присяжных.

— Леди и джентльмены, это дело представляет собой случай так называемого туннельного зрения, сильной суженности его поля. Все смотрели только на подозреваемого и ни на что другое. И я обещаю вам, когда вы выйдете из сооруженного обвинением туннеля, вы будете, щурясь от яркого света, поглядывать друг на друга и гадать, а дело-то, черт побери, где? Большое вам спасибо.

Мой клиент снова отказался составить мне компанию за ланчем, поскольку хотел вернуться на студию и продемонстрировать, что он по-прежнему занимается ее делами. Я начинал думать, что процесс просто не принадлежит к числу основных его приоритетов. В итоге со мной осталась только моя свита из первого ряда, и мы все отправились на вокзал Юнион-стейшн, в тамошний ресторан «Тракс», — достаточно далеко, чтобы не оказаться в обществе кого-нибудь из присяжных. Патрика я попросил поставить «линкольн» на платную стоянку и присоединиться к нам, мне хотелось, чтобы он ощущал себя частью нашей команды.

Нас посадили за столик у окна, выходившего в огромный красивый зал ожидания вокзала. Рассаживать нас взялась Лорна, и в итоге я оказался рядом с Жюли Фавро. С тех пор как Лорна сошлась с Киско, она взяла на себя роль моей свахи. Однако наркозависимость успела эмоционально отдалить меня от людей, и я только теперь начал предпринимать шаги, которые могли приблизить меня к моей главной цели, к восстановлению отношений с дочерью.