Внутри у Кортеса заныло от восхищающих и одновременно тревожащих сердце предчувствий. Но затем был второй город — еще больше и еще богаче, затем они увидели третий — не хуже, а наутро, после практически бессонной ночи, отряд вышел на берег огромного, распростертого вплоть до тающих в дымке гор озера.

— Матерь Божья… — то ли вздохнули, то ли простонали солдаты. — Что это?

Прямо из сердцевины ярко-синего, полного цветастых парусных лодок озера прорастал дворцами и храмами ослепительно белый — то ли хрустальный, то ли серебряный город.

— Братья! — взвизгнул кто-то. — Это же Иерусалим!

— Дошли! Мы дош-ли-и-и!

Кортес охнул, побледнел и размашисто перекрестился.

— Боже… прости меня грешного! Не верил.

Часть третья

С этого момента отряд пошел уже по дамбе. Широкая, для четырех всадников насыпь, как и все здесь, была аккуратно выложена тесаным камнем, и пока они дошли до самого города, Кортес насчитал пять разводных мостов и несколько промежуточных округлых площадок, на которых могли разминуться слишком уж большие грузы. А за две-три сотни шагов до высоких и тоже из белого камня стен навстречу отряду вышли жрецы и вожди.

— Ты посмотри, как они одеты! — восторженно шепнул Кортесу прижимающийся поближе Ордас. — Вот это роскошь!

Кортес кивнул, спешился с коня, и один из жрецов подошел и коснулся камня у его ног.

— Добро пожаловать, — уже без Агиляра и почти выговаривая букву «р», перевела на кастильский язык Марина.

Кортес учтиво поклонился.

— Великий Мотекусома Шокойо-цин ждет тебя и твоих братьев, Элнан Колтес.

Кортес все так же учтиво склонил голову.

— С кем имею честь?

Марина спросила и выдала уже совсем непроизносимое имя из полутора десятков слогов.

— Передай… э-э… достойному вождю, что я очень рад…

— Кортес, — прошипел за спиной Ордас. — Мотекусома ждет…

Кортес прокашлялся и начал сызнова:

— Передай достойному… как ты сказала? Как его зовут?

Марина повторила имя жреца.

— Кортес! — уже не стесняясь, дернул его за рукав Ордас. — Он ждет!

— Передай высокочтимому…

— Кортес!

Внутри у Кортеса полыхнуло, и он развернулся к Ордасу.

— Ты слишком долго числился в прислуге, друг. Так что лучше помолчи.

Бывший губернаторский мажордом побагровел, но заткнулся. А Кортес беспечно расходуя драгоценное время Великого Тлатоани Мотекусомы Шокойо-цина, все расспрашивал и расспрашивал, и оторопевший от столь преступного нарушения регламента и проклявший все на свете жрец, был вынужден отвечать и отвечать. И лишь когда должная пауза была выдержана, Кортес учтиво раскланялся, и прошел отделяющие его от Мотекусомы три десятка шагов.

Крепкие носильщики присели, свита медленно и учтиво помогла Мотекусоме сойти с отделанных золотом носилок, и Великий Тлатоани, ступив на заботливо разостланную на камнях дамбы расшитую золотом ткань, сделал шаг вперед.

Кортес тоже шагнул. Он старался не смотреть на усыпанную жемчугом и нефритовым бисером одежду правителя — только в глаза.

Они оба, строго одновременно, склонили головы, и вот тогда Мотекусома что-то произнес.

— Я рад встретить столь высокородного и отважного сеньора, как ты, Эрнан Кортес, — перевели Марина и Агиляр. — Здравствуй много лет.

— Я рад увидеть Великого Тлатоани Мотекусому Шокойо-цина, — в тон ему отозвался Кортес и сунул руку за пазуху.

Носильщики напряглись, и Кортес приостановил движение руки.

— Это подарок, — объяснил он и вытащил надушенный мускусом платок.

Носильщики хищно повели ноздрями. Этого запаха здесь не знали.

Кортес торжественно развернул платок и вытянул сверкнувшие на солнце разноцветные стеклянные бусы — лучшие изо всех, что у него были. Замерла даже дрессированная свита: они такой красоты не видели никогда.

Кортес осторожно шагнул вперед, на расстояние вытянутой руки, затем еще ближе, аккуратно водрузил бусы на шею Мотекусомы и развел руки, чтобы обнять… как равного.

Сильные чужие руки подхватили его под локти мгновенно, и Кортес, едва подавив смущение, был вынужден отказаться от объятий и вернуться на шаг назад.

Мотекусома улыбнулся — не снисходительно, нет, — просто улыбнулся и что-то произнес. Марина и Агиляр перевели, что сейчас их проводят в апартаменты. Кортес на секунду прикрыл глаза; никогда прежде он не встречался со столь высокопоставленной особой.

Едва Мотекусома проводил гостей в их покои и водрузил на шею Кортеса ответный подарок — изящную золотую цепь в виде сцепившихся креветок, он первым делом созвал Высший совет.

Все было обсуждено еще накануне, однако перед столь важными переговорами Великий Тлатоани был просто обязан еще раз обсудить с Тлатоканом каждый вопрос. Но на этот раз Высший совет долго помалкивал.

— Тебе нужно просто породниться с кастиланами, — наконец-то выдавил изрядно перепуганный последними событиями Верховный судья.

— Разведчики заметили среди четвероногих кастиланскую женщину по имени Малия де Эстлада, — осторожно напомнил Какама-цин, — может быть, ее в жены возьмешь?

Мотекусома задумчиво покачал головой.

— Вряд ли это дочка великого вождя Карлоса Пятого. А ничто другое нас не устроит.

— Не можешь поймать черепаху, — нравоучительно произнес Верховный судья, — поймай хотя бы ящерицу.

— Нет-нет, — замотал головой Мотекусома. — Нам нужны гарантии долгих и мирных отношений. Надо настаивать на дочке главного вождя.

Вожди озабоченно вздохнули.

— А если не согласятся? — озаботился Повелитель дротиков. — Неужели своих дочерей отдавать?

Мотекусома развел руками. Можно было поступить и так, но это стало бы политическим проигрышем.

— В крайнем случае, мне придется предложить Карлосу Пятому в жены свою дочь, — досадливо крякнул он.

Вожди приуныли. Проблема сватовства была крайне важной, и все понимали, насколько выгоднее взять дочку главного вождя кастилан, нежели отдать ему свою. Ибо в первом случае старшим в кастилано-мешикском союзе становился Мотекусома, а во втором — вождь кастилан Карлос Пятый.

— Настаивай на равных отношениях, — подытожил Верховный судья. — Это самое честное.

— Правильно, — поддержали вожди, — ты отдашь Карлосу Пятому свою дочку, а он тебе — свою.

— Если он хороший вождь, должен согласиться…

Мотекусома невесело усмехнулся. В отличие от членов Тлатокана, он уже понял, насколько непрочны союзы, созданные на равных. Потому что власть поровну все одно не делится.

Проведя через весь огромный, наполненный торговцами, перевозчиками, солдатами, ремесленниками и чиновниками город, ошеломленных кастильцев лишь спустя три или четыре часа доставили на место — в покои отца Великого Тлатоани. Эти покои примыкали к дворцу самого Мотекусомы стена к стене, и когда-то здесь и размещалась главная резиденция. Но при Мотекусоме, когда в казне появились сотни дополнительных мешков драгоценного какао, к покоям быстро пристроили новую резиденцию — поближе к стадиону.

Впрочем, и старый дворец сверкал поистине Константинопольской роскошью.

— Это для твоих воинов, — перевела Марина, и Кортес не без оторопи оглядел роскошное, завешанное сверкающим золотой нитью балдахином и покрытое расшитым одеялом ложе посреди огромной комнаты.

Юркий индейский мажордом быстро забалоболил.

— У твоих капитанов комнаты будут намного больше, — перевела Марина. — Не беспокойся Кортес.

Кортес рукавом вытер взмокший лоб, но его тут же провели в его собственные покои, и он, — не веря, — на секунду прикрыл глаза. Так не жил ни один из кастильских королей.

— Заходи, Кортес, — взяла его под руку Марина.

Кортес прикусил губу, осторожно ступил на ковер самых немыслимых расцветок, подошел к своему ложу и не без усилия заставил себя присесть. Ложе мягко спружинило. И тогда он рассмеялся и повалился на расшитое цветастое покрывало всей спиной. Марина осторожно, так, чтобы не мешал заметно округлившийся живот, пристроилась рядом и обняла его за талию.