Мишель Пессель

Затерянный мир Кинтана-Роо

1. Дьяволы Тепостлана

На следующий день после моего прибытия в Мексику мои новые друзья втиснули меня на заднее сиденье маленькой серой машины и повезли знакомиться со страной.

Это была Мексика, земля огня и смерти, как извещали меня рекламные плакаты и пресыщенные туризмом люди. Они называли ее землей великолепия и прибавляли много других банальных эпитетов. И все же мне захотелось увидеть страну своими глазами.

Рекомендательное письмо, нацарапанное на маленьком грязном клочке бумаги, помогло мне познакомиться с некоторыми людьми, и они, как это часто бывает, когда иностранец вторгается в чужой дом, довольно неохотно пригласили меня на пикник.

Мы ехали по Пасео-де-ла-Реформа. Современные здания и парки свидетельствовали о том, что Мехико не только столица государства, но и громадный город с четырехмиллионным населением и мировой славой. Затем мы промчались через Ломас-де-Чапультепек. Утопающие в цветах виллы этого фешенебельного района дают приют тысячам состоятельных иностранцев, которые ищут в Мексике политического убежища или супружеского уединения.

Наконец я оказался в местечке Тепостлан. Его странное название было первым из многих, которые мне предстояло узнать в Мексике. Так же как Коацакоалькос и Теотихуакан, это индейское слово, непривычное и длинное, таит в себе особую поэтическую красоту.

Я приехал в Мексику после нудной полугодовой практики в одном из банков на Уолл-стрите с единственной целью приятно провести полгода, оставшиеся у меня до поступления в аспирантуру. После шумной суеты Нью-Йорка спокойная красота Мексики меня просто ошеломила. Когда наша маленькая машина свернула на единственную автостраду страны, я удобно устроился на сиденье и стал любоваться пейзажами, проплывавшими за небьющимся стеклом машины — моим окном в мир.

Интересно, что единственное хорошее шоссе в Мексике соединяет не крупные города или индустриальные центры, а два самых больших и роскошных курорта — Куэрнаваку и Акапулько. Однако тут нет ничего удивительного, ведь в Мексике все еще правит аристократия. Удовольствия и интересы немногих здесь ставятся выше стремления улучшить жизнь народа, который долго приучали безропотно покоряться своей участи — тяжелой работе и нехитрым радостям.

Знай я раньше, как далеко заведут меня эти восемьдесят миль дороги до Тепостлана, я бы, вероятно, отказался от пикника, а будь у меня глаза пророка, я разглядел бы за четырьмя рядами автострады узкие, темные, бесконечные тропинки джунглей, ведущие в неведомое…

Тепостлан часто называют долиной дьяволов, а его жители считают свое местечко самым красивым в Мексике. Улицы Тепостлана с крошечными домиками из необожженного кирпича сбегают вниз террасами, окружая со всех сторон приходскую церковь. Над ними мрачным призраком подымается пирамида ацтеков, стоящая на отвесном остроконечном утесе, одном из тех, что стерегут долину Тепостлана, защищая ее от палящего солнца и цивилизации. Здесь живут тепостеки. У них свой язык, свои обычаи и даже свои собственные музыкальные инструменты. Тепостлан — это особый замкнутый мир. Да и вся Мексика, как я вскоре увидел, состоит из множества таких же миров, которые оказываются рядом только на зеленых или серых пятнах атласов мира. Именно тогда, в Тепостлане, я вполне осознал, что Мексика страна еще мало исследованная. Я сразу же почувствовал к ней большой интерес, а Густав Реглер, писатель, к которому мы зашли в Тепостлане, воспользовался моим энтузиазмом в полной мере. Густав Реглер, известный циник, автор богохульных и иронических книг о шестнадцатом веке, был в то же время прекрасным знатоком Мексики. Его книга «Зачарованная земля» приобрела мировую известность.

Реглер жил в розово-голубом крестьянском домике, со вкусом модернизированном. Дом этот стоял у ворот великолепной виллы, бывшей когда-то раем Реглера. Построена она была в том же духе, что и вилла «Сен-Мишель» Акселя Мюнте[1]. Для ее постройки со всего света была свезена всякая всячина и соединена по прихоти фантазии — фантазии, которая должна была сделать Густава Реглера королем. В довершение всего вилла была увенчана величественной башней. Но подобно дьяволу, с которым часто сравнивали Реглера (и ему нравилось это сравнение), из-за каких-то непонятных обстоятельств он был изгнан из рая и теперь обитал за его вратами.

Такого обаятельного человека я никогда не встречал. Ему ничего не стоило разжечь мое воображение рассказами о Мексике и раздуть маленькое пламя жажды открытий и приключений, совсем было погасшее за годы учебы с ее строгим режимом, которому приходилось подчиняться. Так что Густав Реглер был в некотором смысле виновником всего того, что случилось со мной в Мексике, где я собирался просто спокойно отдохнуть.

Узкое окно маленькой серой машины оказалось в конце концов не таким уж узким. По просторной автостраде я добрался до Густава Реглера, а затем попал на тропинку, которая чуть не привела меня к гибели.

Я приехал из делового финансового района Нью-Йорка с его унылыми улицами, совсем недавно избавился от формы банковского служащего, и резкая музыка телеграфного аппарата все еще звучала у меня в ушах. Потому-то Тепостлан с его дьяволом Реглером произвел на меня неотразимое впечатление. Заметив мою слабость, дьявол без труда обрел надо мною власть. Вечером, перед отъездом в Мехико, когда корзины, привезенные на пикник, были пусты, а небо стало хмуриться, Густав Реглер отвел меня в сторонку и с очаровательной улыбкой протянул три маленькие статуэтки какой-то доиспанской культуры Мексики.

— Надеюсь, — сказал он, — что, покидая Мексику, вы сможете определить, какой из этих трех предметов подлинный и какой подделка.

На следующий день, усевшись в «лимусина» — некий мексиканский гибрид, помесь маленького автобуса и такси, — я ехал по тому же шоссе в Куэрнаваку, летнюю столицу Мексики. Красота и покой этого места, расположенного на небольшой высоте, привлекли когда-то самого Кортеса, и он избрал Куэрнаваку для постройки своего летнего дворца.

Покинув запруженные туристами улицы Куэрнаваки, я вскочил в нечто такое, что можно назвать чудо-фордом, — местный автобус, который ходит до Тепостлана. Этот автобус, как и все мексиканские автобусы, — один из крупнейших вкладов в современную технику. Настоящий «механизированный конь», произведенная человеком машина, способная выполнять задачи, посильные только разумным существам. Автобусы в Мексике почти всегда сорокалетней давности и перевозят на сорок пассажиров больше положенной нормы да к тому же еще сорок свиней, которых на какой-нибудь случайной остановке взгромождают на крышу. Такая машина и в самом деле настоящее чудо на колесах. Переключатели скоростей, если они есть, действуют на ней автоматически, подчиняясь, видимо, ритму молитв и проклятий шофера. Он сидит перед изображением мадонны, заслонившей почти все ветровое стекло, обычно грязное или заваленное всяким хламом, и торжественно совершает шоферские ритуалы. Любопытная церемония, смесь благочестия и богохульства.

Автобус, как его тут называли, громыхал по дороге, которая считалась бы несносной даже во времена империи ацтеков, не знавших колесных экипажей. Обычно ни один иностранец не прибегает к этому способу передвижения. Я оказался здесь единственным «бледнолицым» среди многих пар темных глаз и перевитых красными лентами длинных блестящих кос, обрамлявших строгие лица индейских женщин.

Еще накануне я твердо решил поселиться в Тепостлане. И снова меня приветствовал Густав Реглер. Прервав свое толкование Данте, он представил меня соседу. Алан Болл (это не было его настоящим именем) оказался мужчиной сорока с небольшим лет. На его выразительном лице, опустошенном беспорядочной жизнью, проступали грустные, поэтичные складки клоуна. Он был лысый, с высоким узким лбом и мясистым лоснящимся носом, неестественно красным от больших количеств спиртного, чрезмерных волнений и постоянного нервного тика. Художник в душе и писатель по профессии, Болл поселился в Тепостлане после довольно изнурительной поездки по Соединенном Штатам, где он занимался просветительством, работая шофером «букмобиля» — передвижной библиотеки. Я так и не смог постичь до конца всех элементов довольно странной карьеры этого человека — англичанина, аристократа, носящего знаменитую фамилию одного из героев английской истории — своего прадеда. Несмотря на то что Болл редко бывал трезв, ходил в большой соломенной шляпе и имел внешность типичного представителя богемы, он был человеком большого ума, знаний и культуры. Болл произвел на меня огромное впечатление. И он был другом Реглера. Мне было только двадцать лет и еще никогда не приходилось встречать людей, похожих на него.