— Ладно, давай, — раздраженно сказал он, хорошо понимая, что все надо бы сделать по-другому. Но остановиться уже не мог.
Пэт поставила Кроху на песок, стала его гладить и целовать, все не хотела отпускать.
В голове у Прохора был какой-то туман. Он видел только гогочущие физиономии призраков и, окончательно теряя над собой контроль, вырвал Кроху из рук Пэт и, легонько подталкивая в сторону воды, сказал:
— Вот, сынок, ты иди искупайся. И все у тебя пройдет, ничего болеть не будет. А мы тебя здесь подождем. Ты ведь у нас большой, сам можешь купаться. Иди! Ну иди же скорее!
И Кроха пошел, неуклюже перебирая ножками. Он быстро погрузился в воду по шею, но дальше не захотел. Обернувшись, крикнул: “Мама! Мама!” И Пэт, которая плакала, привалившись к плечу Прохора, вдруг рванулась и бросилась вслед за ним.
— Куда? — крикнул Прохор. — Стой! Куда?! С ума сошла! Дура, вернись!
Но было поздно. Пэт схватила Кроху, повернулась к берегу. И всего-то сделала шаг в сторону, но этого оказалось достаточно. Очевидно, там была яма, потому что Пэт неожиданно исчезла под водой и больше не появлялась.
Наверное, надо было броситься за ними, но он непонятно почему остался. И только через некоторое время понял, что осталось только одно дело, которое он непременно должен сделать.
Через четыре часа из Озера появились два призрака. Прохор зачем-то преградил им дорогу, на секунду окунувшись в прохладную темноту, когда они молча прошли сквозь него, направляясь к ближайшей группе призраков. Там их ждали. Какой-то тип вдруг обнял Пэт, и она не возмутилась, а томно привалилась к его плечу. Он что-то сказал, и все засмеялись. А Кроха шмыгнул в кучку таких же, как и он, детей-призраков, и тогда Прохор понял, что надо уходить.
До самого города он брел, как пьяный, только иногда ощупывая свое лицо, словно снимая с него невидимую паутину.
В городе он немного успокоился и теперь уже шел вполне осмысленно, шел домой, чтобы сделать то дело, из-за которого остался…
Серая тень стояла на деревянной трибуне и что-то говорила, сильно размахивая руками. Ее слушали три десятка оборванных людей.
— И там вам будет хорошо! Подумайте — там вы будете воистину свободны от всего! Свобода и неограниченные возможности. А еще — бессмертие! Вдумайтесь — бессмертие! Неплохая штука, правда? Придите к нам и получите все! Счастье перед вами, стоит сделать только шаг…
Люди слушали, как зачарованные. И может быть, кто-то уже решился.
Прохор понял это, сжал кулаки и вдруг увидел, что рядом лежит искусственная нога. Некоторое время он ее рассматривал, даже тронул ботинком и, вдруг подхватив, кинул в оратора. Она с грохотом ударилась о трибуну.
Толпа всколыхнулась, но оратор даже ухом не повел, продолжая раздавать обещания…
Теперь Прохор спешил, он знал, что каждая минута может унести еще одного человека, а потом еще и еще.
В коридоре ему попался Профессор, который остановил Прохора и стал объяснять, что уже не является человеком, утром прошел сквозь Озеро в экспериментальных целях, понятно. Но работу свою не бросит. Куда спешить, ведь впереди вечность?
Прохор молча прошел мимо и не обернулся даже тогда, когда Профессор сказал ему вслед:
— Сам дурак!
Ввалившись в комнату, Прохор злобно пнул “буржуйку” да так, что в воздух взлетело целое облако золы, и, открыв скрипучую дверцу буфета, стал шарить на самой верхней полке. Он вынул небольшой газетный сверток и бережно опустил его в карман пальто.
Он уселся на камень, вытащил сверток и разорвал бумагу. Тускло блеснула граната — “лимонка”. Ласково погладив рубчатую поверхность, он ввинтил запал, взял гранату в правую руку и выдернул кольцо. Ну все, стоит только отпустить чеку…
— Ну что? — спросил Прохор у Озера. — Счас я тебя… Один эксперимент сделаю, тот самый, что некий придурок собирался сделать, да не смог, кишка у него тонка. Ишь, наплодилось ублюдков. Баста, больше этого не будет.
— А ты хорошо подумал? — спросило Озеро.
— А чего думать-то? Еще немного, и вообще некому будет в городе жить. Одни призраки останутся. А кто же город восстанавливать будет? Чтобы в нем могли жить люди, забыв, что когда-то было холодно, голодно и вообще — страшно.
— А ты сам-то не хочешь лопать белый хлеб и развлекаться, как призраки?
— Хочу, ох как хочу. Но только больше хочу остаться человеком.
— А еще, наверное, ты хочешь, чтобы вернулись Пэт и Кроха? А, признайся?
— Да, хочу, — сказал Прохор и только руку сжал сильнее, чтобы ненароком не выпустить чеку, а другой стер со лба пот.
— Вот видишь — хочешь. А что если в результате твоего эксперимента мир призраков исчезнет совсем? А Пэт и Кроха? Да тебе потом жить-то захочется? Подумай, ох как подумай…
Озеро замолчало, и по нему пробежала ленивая рябь. Из самых глубин поднялись красные пузыри и стали лопаться. Толпа призраков захохотала, а сверху падали зеленые птеродактили, разевая в беззвучном смехе усеянные зубами пасти… А потом наступила тишина, и медленно таяли призраки, в псевдоптицы растекались по песку мутными ручейками и высыхали. Тучи закрыли солнце…
В полутьме из Озера вынырнуло полупрозрачное щупальце и медленно-медленно потянулось к Прохору. Ближайшие деревья вытягивали из земли грязные корни и, медленно сближаясь, старались раздвинуть ветки так, чтобы между ними не смогла пролететь граната. А из-за ближайших холмов на него уже глядели чьи-то зеленые, внимательные глаза. И от этого у Прохора мороз по коже пробежал.
“Боится, старается выиграть время и обезвредить”, — понял он.
И только когда ветки уже почти сомкнулись, а щупальце, проскользнув между стволами, было уже недалеко, он вскочил и, резко вздохнув, кинул гранату. Черный шар пролетел через последний просвет в ветвях, который вот-вот должен был исчезнуть, и канул в зеленом тумане.
Прохор упал на землю и закрыл голову руками. Грохнул взрыв, и его мягко подбросило вверх, так что показалось, будто он лишился тела и, словно комета, проносится сквозь сотни миров… И только тогда, когда эти бессчетные миры кончились, он увидел, что его ожидает дальше: пустота и безвременье…
Наверное, прошли века, пока он понял, что лежит все-таки на земле и нужно только открыть глаза, а потом встать.
Озера Призраков больше не существовало. Был самый обыкновенный пруд с самой обыкновенной водой. На берегу стояли люди, много людей. Прохор некоторых из них узнал. Это были бывшие призраки.
Ничего не осталось от тех самодовольных болванов. Просто напуганные и удивленные люди. Они оглядывались по сторонам и явно не могли сообразить, что же им теперь делать. Они пробовали пройти друг сквозь друга и сталкивались, приобретая синяки и шишки. Несколько человек гладили ближайшие деревья, с непривычки обдирая руки и с любопытством разглядывая ссадины.
“Так просто, — подумал Прохор. — И все, призраков больше не существует? Так, может, их никогда и не было? Просто Озеро вытворяло свои штучки! Может, и ракета никогда не падала на город, и он цел и невредим?..”
Но времени на раздумья не было. Еще немного, и люди очнутся от шока. Им нужно объяснить, кем они были и что теперь делать. Да, именно объяснить. И кто сделает это, как не он? А еще Прохор хотел увидеть Пэт и Кроху, которые тоже должны были быть в этой толпе.
Он вскочил и побежал к людям.
Михаил Ларин
КРАЖА
Как он приметил эту хатенку с замшелой крышей, стоявшую на пригорке у сосны со сломленной верхушкой, Федор Иванович Караваев и сам не знал.
Он очень спешил тогда, выжимая из своего “жигуленка” все, что мог, боясь опоздать к самолету на Москву: в аэропорту Днепровска его ждала Валентина, обитавшая где-то в Прибалтике. Потерять же это милейшее создание Федор Иванович, холостяк до мозга костей в свои сорок три, просто не имел права. Кто мог знать, что он втюрится в нее по уши? Да и Валентина, кажется, заинтересовалась им, даже воздушные поцелуи посылала, улыбаясь. Но дальше дело не пошло, у Караваева не хватало для этого смелости. Однажды он уже было осмелился подойти к ней и предложить не только руку, но и сердце, однако так и не смог преодолеть внезапной и не очень характерной для него робости. Теперь Караваев был уверен на все сто процентов, что Валентина согласилась бы стать его женой.