— Но ты оказался бы в плену у барона или даже в Клоаке Глайва!

— Весьма спорное замечание, — ответил Валет, бросив взгляд через плечо. — Тот занавес уже неплохо разгорелся, так что мне пора. Скажем, через один сезон… может быть, сезон, а может, и меньше — кто знает?.. когда ты закончишь свою службу у Щита, ты, без сомнения, начнешь меня выслеживать. Не теряй надежды, если не сразу добьешься успеха. Будь настойчив. Мы обязательно встретимся. И я отберу у тебя леди Айвину. Я возьму штурмом твой Хай-Даджен. Я уничтожу твоих крыланов. И увижу тебя бредущим из смрадных Клоак только для того, чтобы снова вернуться в могилу… И так много-много раз… А пока — прощай!

Валет отвернулся и окинул взглядом свою длинную-длинную тень.

— Я все равно никогда не буду твоей, Валет, — донесся женский голос. — Все, что я говорила тебе недавно, все это правда. Я убью себя, прежде чем стану принадлежать тебе.

Валет глубоко вдохнул пропитанный благовониями воздух и ответил:

— Поглядим!

И шагнул в свою тень.

Глава 6

Небо уже заметно посветлело, а Валет, закинув за плечо котомку, все еще продолжал брести усталым, но упорным шагом к востоку. Воздух был прохладен, змейки тумана вились между серыми стеблями трав, сползая в долины и расселины и заполняя их серой колышущейся массой. Слабый свет звезд с трудом пронзал призрачную пелену облаков, слабый ветерок тянул с ближайшего ледникового озера, роняя капли влаги на каменистую почву.

Остановившись на минуту, Валет перекинул котомку на правое плечо, обернулся и бросил прощальный взгляд на оставшуюся за спиной Страну Тьмы. Он шел быстро и прошел немалый путь, но впереди лежали никем не мерянные лиги. С каждым шагом, сделанным в сторону Дневных Земель, силы его недругов слабели, их возможности сокрушить его уменьшались. Скоро, очень скоро он вообще окажется вне их досягаемости.

Конечно, выслеживать его они не перестанут. Так легко преступление не будет забыто. Значит, бежав из Страны Тьмы, он поступил правильно. Да, он будет тосковать по Ночной Стороне с ее магией, с ее жестокостью, с ее чудесами и ее радостями жизни. Этой земле принадлежит его сердце, здесь находится все, что он ненавидит, и все, что любит. Он знал, что ему еще предстоит вернуться, что он принесет сюда нечто такое, что позволит ему с лихвой удовлетворить оба эти чувства.

Снова повернувшись лицом на восток, Валет зашагал дальше.

Тени доставили Валета прямо к его тайнику вблизи Сумеречных Земель, где он хранил магические рукописи, собранные им за многие и многие годы. Он тщательно сложил их, упаковал и решил забрать с собой на восток. Когда он достигнет Сумеречных Земель, он окажется в относительной безопасности, а когда из них выйдет — всякие тревоги вообще окажутся позади.

С каждым шагом поднимаясь все выше и выше, Валет оказался наконец в самом сердце Реннсиальских гор, в том месте, где этот хребет ближе всего подходит к Сумеречным Землям; там он взобрался на Паникус — самую высокую горную цепь массива.

Вскарабкавшись выше полосы тумана, Валет увидел вдали темный размытый силуэт Монингстара, проступавший на бледном фоне Вечного Восхода. Обратив высоко поднятую голову на восток, Монингстар неподвижно возлежал на краю своего утеса.

Тем, кто не знал о его существовании, он мог показаться просто остроконечным выступом на вершине Паникуса, объеденным вечными ветрами. И в самом деле, Монингстар наполовину уже окаменел; его похожий на колоссальную кошку торс незаметно переходил в гранит горной вершины, крылья спокойно лежали на спине, и Валет знал — хотя и подошел к нему сзади, — что руки Монингстара, как всегда, скрещены на груди: левая поверх правой, и что никакой ветер не шевельнет ни единого волоска жесткой, как проволока, гривы и бороды, и что взгляд лишенных век глаз навечно прикован к восточному горизонту.

Тропинка кончилась, последние несколько сот футов подъема Валету пришлось преодолевать по почти вертикальному склону. Как всегда, тени на вершинах были густы, и Валет поднимался здесь с такой легкостью, будто шел по совершенно плоской равнине. Когда он забрался на утес, яростные ветры с воплями закружились вокруг него, но даже их оголтелый визг не мог заглушить голос Монингстара, исходивший из самых недр горного массива, служившего ему пьедесталом.

— Доброе утро.

Валет стоял по левую руку великана и глядел вверх, где над черной, как только что покинутая им ночь, головой Монингстара висело чуть подсвеченное зарей облачко.

— Утро? — спросил Валет.

— Ну, почти. Тут ведь всегда почти утро.

— Где это тут?

— Да повсюду.

— Я уж подумал, не напился ли ты часом?

— Я пью только влагу, что выжимаю из облаков, да падающий дождь.

— А я принес тебе немного вина, выжатого из виноградных гроздьев.

Огромное лицо, испещренное шрамами от ударов молний, медленно обратилось к Валету, мощные рога наклонились вперед.

Валет с трудом отвел взгляд от немигающих глаз, цвет которых он так и не сумел различить. Было нечто страшное в этих глазах, никогда не видевших того, что им от века предназначено сторожить.

Левая рука чудовища опустилась, и испещренная шрамами ладонь легла перед Валетом. Тот вложил в нее козий мех с вином. Монингстар поднял мех, осушил его и уронил к ногам собеседника. Утер губы тыльной стороной ладони, негромко рыгнул и снова обратил неподвижный взор на восток.

— Чего ты хочешь, Червонный Валет из Страны Теней? — спросил он.

— От тебя? Да ничего.

— А тогда зачем ты приносишь мне вино каждый раз, как проходишь этим путем?

— Мне кажется, оно тебе нравится.

— Нравится.

— Ты, возможно, мой единственный друг, — сказал Валет. — У тебя ведь нет ничего, что я захотел бы украсть. И у меня нет ничего, чему мог бы позавидовать ты.

— А может, тебе просто жаль меня, жаль, что я навсегда прикован к этому месту?

— Что такое жалость? — спросил Валет.

— Жалость — это то, что держит меня здесь, заставляя ожидать рассвета, который так и не приходит.

— Тогда ее у меня нет, — ответил Валет, — потому что я должен все время бродить с места на место.

— Я знаю. Уже половина Мира оповещена, что ты нарушил Договор.

— А им известно, почему я его нарушил?

— Нет.

— А тебе?

— Известно.

— Как же ты узнал?

— А как, например, я по форме проплывшего мимо облачка узнал, что в одном маленьком городишке через три сезона с сего дня некий муж поссорится со своей женой и что один убийца будет повешен еще до того, как мы с тобой окончим этот разговор? А падение камня на склоне известило меня о числе девушек, которые были только что соблазнены, и о движении айсбергов на другой половине Мира. А переплетение воздушных струек в фактуре ветра поведало о том, куда ударит следующая молния. Я так долго наблюдал за происходящим вокруг и до такой степени стал частью всего сущего, что ничто уже не может остаться для меня сокрытым.

— Известно ли тебе, куда я иду?

— Да.

— И то, что я собираюсь там делать?

— И это тоже.

— Тогда, раз ты все это знаешь, скажи, достигну ли я успеха в том, чего так жажду?

— Ты получишь то, чего добиваешься сейчас, но оно может оказаться совсем не тем, чего ты жаждешь на самом деле.

— Я не понимаю смысла твоих слов, Монингстар.

— И это мне тоже известно. Но ведь такова судьба всех оракулов мира, Валет. Когда то, что было предвидено, уходит в прошлое, тот, кто задал вопрос, тоже уже совсем не тот, каким он был, когда задавал его. Невозможно заставить человека понять, каким он станет по прошествии времени; а потому пророчество имеет цену только для самого Будущего.

— Вообще-то справедливо, — отозвался Валет. — Только я ведь не человек. Я — порождение Темной Стороны.

— Все вы люди, какую бы сторону Мира вы не называли своим домом.

— У меня нет души, и я не меняюсь с течением времени.

— Ты меняешься, — ответил Монингстар. — Все живое меняется или умирает. Твой народ холоден, но его Мир теплый, одаренный магией, блеском и чудесами. Обитатели Дневной Стороны наделены чувствами, которые вам непонятны, хотя их наука холодна, как холодны сердца твоего народа. И все же они могли бы полюбить ваши края, если бы не страшились их так, как страшатся, да и вы могли бы насладиться их чувствами. Тем не менее страх когда-нибудь обязательно уступит место взаимопониманию, ибо вы все — лишь зеркальные отражения друг друга. Поэтому не говори мне о душах, человек, если ты их никогда не видал.