Изменить стиль страницы

Вот и выходит, как люди говорят: немного потеряешь, если хиратакэ не отведаешь.

ПРО ТО, КАК ЧЕРТИ ШИШКУ ЗАБРАЛИ И ОБРАТНО ОТДАЛИ

И это тоже давным-давно было... Жил-был старик, у которого на правой стороне лица выросла большая шишка. Размером с большой мандарин. Людей он сторонился. Рубил дрова, тем и жил. Пошел он как-то в горы. Тут дождь с ветром разгулялись, домой не вернуться. Делать нечего, заночевал старик в горах. А рядом — никого, хоть бы дровосек какой-нибудь. Обуял старика страх страшный. Забрался в дупло, скрючился там, глаз сомкнуть не может. Слышит — издалека голоса человеческие доносятся. Думал старик, что он в горах один-одинешенек, а оказалось, что люди рядом. Старик приободрился. Только смотрит — уж больно эти люди странные. Кто сам красный, а одежда — зеленая. У кого набедренной повязка красная, а сам — черный. У кого глаза нет, у кого — рта. А кого и описать невозможно. Человек сто собралось. Запалили огонь — как солнце зажглось. Уселись перед дуплистым деревом, где старше сидел. А тот себя — от страха не помнит.

На почетном месте главный черт восседает. А по обе руки от него другие черти расселись. И столько их — не счесть. И всяк такой, что и описать трудно. Гуляют, сакэ пьют. Ну, точно люди. Главный черт частенько к чаше прикладывался, захмелел изрядно. Тут выскакивает молодой черт. На голову горшок нацепил. Лопочет несуразное. Прошелся этак медленно перед главным. А тот в левой руке чашу держит, хохочет. Ну, прямо человек! А молодой черт свое отплясал кончил и исчез. Тут и другие черти плясать потянулись. Кто плохо пляшет, кто хорошо. Чудно старику на это смотреть. А тут главный черт и говорит: “Нынче на славу гулянье удалось. Вот бы еще на какой танец диковинный поглядеть!”

В старика же то ли черт вселился, то ли боги с буддами надоумили. В общем, сплясать решил. “Эх, была не была!” — подумал он, услышав, как черти в ладоши хлопают. “Спляшу, а там хоть и помирать можно”. Вылез старик из дупла и пустился плясать перед главным чертом. Шапка на нос сползла, у пояса топорик болтается. Черти повскакали, как зашумят: “Это еще что такое?” Старик то на цыпочках пройдется, то пригнется, руками поводит, извивается да покрикивает. Так весь круг и обошел. Черти все, да и главный сам, очень поражены были.

Главный черт и говорит: “Давным-давно мы гулянки завели, но такое в первый раз вижу. Отныне пусть старик этот на наши гулянья всегда является”. Отвечает старик: “И просить не надо, сам приду. В этот-то раз я готов не был, забыл напоследок рукой махнуть. А если уж вам понравилось, в следующий медленно станцую”. Главный черт сказал: “Славно говоришь, непременно приходи”. А какой-то черт, третий с конца, сказал так: “Хоть старик и обещается, но для верности надо что-нибудь у него в залог взять”. Говорит главный черт: “Это ты очень правильно говоришь”. Стали черти совещаться, что бы со старика взять. Главный черт и скажи: “Возьмем-ка у старика шишку. Шишка-то счастье приносит, старику ее жалко будет”. Отвечает старик: “Лучше возьмите хоть глаз или нос. А шишку не дам. Давно она у меня. Вещь никчемная, на что она вам?” Главный черт тогда отвечает: “А, вон он как расстроился! Шишку-то мы и заберем”. Подходит к старику черт: “А ну, отдавай!”. И сорвал шишку. Совсем даже не больно. “Теперь-то я непременно к вам в следующий раз на гулянку приду”, — пообещал старик. Тут уж рассветные птички запели, черти восвояси отправились. Ощупал старик лицо — нету шишки, след простыл. Старик и дров нарубить забыл, так домой и вернулся. Старуха спрашивает: “Что стряслось?” Он говорит: так, мол, и так. Подивилась жена.

А у другого старика, жившего по соседству, была шишка на левой стороне лица. Как увидел он, что у соседа шишка исчезла, спрашивает: “Как это ты шишку убрал? Каким снадобьем свел? Скажи мне — тоже так хочу”. — “Снадобье здесь ни при чем. Так-то и так-то дело было. Черти ее себе взяли”. — “Ну, и я так уберу”. Выспросил все в подробностях, запомнил.

Так по слову первого старика и сделал: забрался в дупло, ждет. И вправду: слышит, черти пришли. Расселись, сакэ пьют, гуляют. “Ну как, пришел старик?” — спрашивают. А тот, хоть и страшно ему было, вылез. Черти говорят: “Вот он!”. Главный черт велит ему: “Иди сюда, пляши!”. Но старик этот плохо плясал, неуклюже как-то. Главный черт и говорит: “В этот раз плохо пляшешь. Никуда не годится! Вернуть ему шишку!”. Вышел сзади черт и говорит: “Получи-ка!”. И прилепил ему шишку. И стало у старика с обеих сторон по шишке.

Нехорошо завидовать, вот что.

ПРО СТАРШЕГО ГОСУДАРСТВЕННОГО СОВЕТНИКА ИЗ РОДА БАН

И это тоже давным-давно было... Бан-но Ёсио10, ставший впоследствии старшим государственным советником, служил посыльным у управителя одного уезда, расположенного в провинции Садо. И вот увидел Ёсио во сне, что стоит он с расставленными ногами над храмами Сайдайдзи и Тодайдзи11. Спрашивает у жены, в чем тут смысл. “Пах себе порвешь!” — растолковала жена. Испугался Ёсио и подумал, что зря он про дурной сон рассказал. Отправился к управителю уезда. Про того шла слава, что был он физиогномистом непревзойденным И хоть обычно не поступал он так, но на сей раз приветил он Ёсио, на круглую подушку усадил, угостил. Удивился Ёсио, уселся, поведал, как перепугался, когда жена сказала, что он себе пах порвет. Управитель же ответствовал: “Сон твой сулит тебе события благоприятнейшие. Но рассказал ты его человеку дурному. А потому хоть достигнешь ранга высокого, но суждено тебе совершить преступление”.

Случилось по слову управителя. Ёсио переехал в столицу и дослужился до чина старшего государственного советника. Но потом совершил он преступление. Как то и предсказал управитель уезда.

ПРО ГОРНОГО ОТШЕЛЬНИКА, КОТОРЫЙ ХРАНИЛ ВО ЛБУ МОЛИТВУ

И это тоже давным-давно было. В дом к одному человеку зашел горный отшельник. Вид у него был весьма важный. За спиной — топор, на поясе — раковина12, в руке — посох. Встал он в садике. Спрашивает отшельника слуга: “Кто ты есть, досточтимый монах?” Тот по-прежнему стоит, отвечает: “Живу я на горе Хакусан13. А теперь надумал пойти на гору Митакэ14 и провести там в поклонении две тысячи дней. Но деньги у меня кончились. Не подадите ли мне на пропитание?”

Посмотрел слуга на отшельника, а у того над бровями, там, где волосы расти начинают, рана глубокая. Только-только затянулась, кожа еще красная. Слуга спрашивает: “Кто это тебя так?” Голосом, исполненным благолепия, отшельник ответствовал: “Здесь хранится у меня молитва о спасении всех живущих”. Люди воскликнули: “Потрясающе! Как пальцы на руках-ногах отрубают сколько раз видели, а вот чтобы во лбу молитву хранили — такого еще не бывало!”. Но тут прибежал молоденький слуга лет семнадцати-восемнадцати, взглянул на отшельника и сказал: “А, этот тот самый злосчастный отшельник! Какая такая молитва у него во лбу хранится!? Он связался с женой литейщика, что живет к востоку от дома Оэ-молодого на седьмой улице. Летом прошлого года он пришел к ней, но в самый интересный момент вернулся литейщик. Отшельник бросился наутек, даже вещички свои не успел забрать. Побежал к западу, да только литейщик догнал его перед домом Оэ, лоб ему мотыгой разбил. Сам Оэ мне рассказывал”. Бывшие там люди выслушали рассказ с удивлением, а потом обратили взоры к отшельнику. Тот же притворился, будто ничего и не случилось, и с некоторой важностью изрек: “А после этого я стал хранить там молитву”. Когда он как ни в чем не бывало сказал так, собравшиеся как один разразились хохотом А горный отшельник счел за благо скрыться.

ПРО ТО, КАК СРЕДНИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТНИК МОРОТОКИ15 ИССЛЕДОВАЛ “ДРАГОЦЕННЫЙ СТЕБЕЛЬ” МОНАХА

И это тоже давным-давно было... Жил-был средний государственный советник Моротоки. К нему пришел некий святой подвижник. На нем было весьма короткое монашеское одеяние, выкрашенное черной-пречерной тушью. Он перебирал большие четки из семян магнолии.