Алексей Каплер, не теряющийся ни в каких обстоятельствах, был смущен и озадачен. Он приготовился к легкой болтовне с девчонкой-школьницей, хотел разыграть роль снисходительного доброго дядюшки. Вместо этого на него обрушился страстный монолог, полный жалоб на одиночество, непонимание, отчаяние.

Они проговорили весь вечер, не замечая, как рядом танцуют, смеются, меняют пластинки. Так казалось Светлане. Скорее всего, говорила больше она, а Каплер выслушивал, утешал, давал советы. Он быстро настроился на ее тональность, как умел «настраиваться» на любого человека.

Едва ли Алексей Каплер понял тогда, какой вулкан он разбудил. Он сам сделал первый шаг, но с того вечера Светлана стала ведущей в их отношениях, а он превратился в ведомого. Уже в первом романе проявилась безудержность ее натуры. Та самая безудержность, которая в брате Василии, при полном отсутствии сдерживающего начала, стала разрушительной, гибельной стихией.

Светлана ликовала: у нее появился друг! Такой знаменитый человек обратил на нее внимание! Ей казалось, что между ними протянулись незримые, но крепкие нити, что их неудержимо тянет друг к другу. С того дня они встречались не только в Зубалове, но и в городе. Ходили в Третьяковку, гуляли по улицам.

Она допридумывала его, осмысливала на свой лад. Ей так хотелось, чтобы он принадлежал ей без остатка, только ей. Стал бы ее собственностью, хотя бы в мелочах. Конечно, он так же одинок, как она, и они нужны друг другу.

Близкие друзья Каплера только посмеялись бы над таким предположением: Люся и одиночество — явления взаимоисключающие. В нетопленном номере гостиницы «Савойя», где он жил, с утра до вечера толпился народ. Он всегда жил в гуще событий и в густом многолюдье. Для деятельных натур одиночество — страшное наказание.

«Члены царской семьи» часто интересны не сами по себе, а своим окружением. В окружение Светланы Аллилуевой нередко попадали люди знаменитые, яркие, значительные.

Алексей Каплер в жизни Светланы — одна из самых занимательных глав. Его человеческая исключительность не только и не столько в таланте, сколько в счастливом характере, избытке жизненных сил, умении увлекаться, рисковать и приспосабливаться к любым обстоятельствам, порой невыносимым.

В молодости он постоянно горел, кипел, увлекался, бросался в новое дело, готов был ехать на край света. Молодость его продолжалась очень долго.

Но самым страстным увлечением Алексея Каплера было Кино. Он заразился кинематографом еще в детстве в Киеве и твердо решил посвятить ему жизнь, всю без остатка. Учился в литературных студиях вместе со своими друзьями Григорием Козинцевым и Сергеем Юткевичем. Перепробовал множество кинематографических специальностей.

Начал с актерской. Снялся в нескольких ролях, в том числе в экранизации «Шинели» режиссера Козинцева. Но быстро понял, что на актерском поприще ему не прославиться. А Каплер был не из тех, кто довольствуется скромным положением, скромной судьбой, ролью второй или третьей скрипки в оркестре.

Потом он работал в Одессе ассистентом Александра Довженко и ждал своего часа. И дождался. Когда кино стало звуковым, Алексей Каплер начал писать сценарии. Он верил, что с обретением голоса профессия сценариста из подсобной, второстепенной превратилась в центральную.

Однако в «Истории киноискусства» французского критика Жоржа Садуля он остался актером, снявшимся в эпизоде «Шинели». О его действительности сценариста даже не упомянуто, потому что его сценарии растворились в «картинах Ромма и картинах Эрмлера». «История кино — это история кинорежиссуры», — с горечью писал сам Каплер в 1958 году. Такая несправедливость его очень удручала.

Но жаловаться на недостаток славы ему было бы грешно. Славой его не обошли и даже наделили с избытком. В 1937, юбилейном году, был объявлен конкурс на лучший фильм о революции.

Алексей Каплер написал сценарий и впервые посмел ввести в него образ Ленина! Это была неслыханная дерзость. Вождя все привыкли видеть только в бронзе, а не на экране. Невозможно было представить запуганному советскому обывателю, что он говорит обычным человеческим языком, что его может играть простой смертный, обычный актер…

Каплер отправил сценарий на конкурс и затаился. Последовала долгая, мучительная и угрожающая тишина. Но все обошлось. Где-то там, наверху, вначале опешив от подобной наглости, обсудили и, получив высочайшее дозволение, разрешили.

Сценарий был признан лучшим. Режиссер Ромм поставил по нему фильм «Ленин в Октябре». Каплер рискнул — и выиграл. Слава обрушилась на него как водопад. Даже если бы он больше ничего не написал, то остался бы в истории советского кино как первый творец образа вождя.

За «Лениным в Октябре» последовал в 1939 году «Ленин в 1918 году». Через два года Каплер получил звание лауреата Государственной премии СССР.

Но слава его не портила. Он по-прежнему оставался Люсей Каплером, легким, обаятельным, беззаботным и веселым. Охотно помогал друзьям и знакомым, когда мог. Помогать он любил. Ему ничего не стоило замолвить доброе слово или рекомендовать кого-то своим высокопоставленным знакомым.

В своей «киношной» среде Алексей Каплер чувствовал себя как рыба в теплом илистом пруду. Но слава подарила ему еще и знакомства с первыми людьми в государстве, с сильными мира сего. Ему очень льстила эта близость к первым людям — крупным политикам, чиновникам и их семьям. Порой он увлекался и забывал, как страшны «и барский гнев, и барская любовь».

Еще одна слабость Люси Каплера давала богатую пищу для пересудов и шуток. Его слава преуспевающего журналиста и кинодраматурга, пожалуй, меркла перед славой покорителя женских сердец.

Только злобные завистники могли бы назвать его примитивным бабником. Да и опытным обольстителем он не был. Трудно сказать, чем Каплер покорял женщин. Скорее всего, задушевностью. Смотрел в глаза, слушал, понимал, сопереживал.

Многие женщины любят ушами, а не глазами. Люся никогда не был красавцем, даже в молодости. А к сорока превратился в «добродушного толстяка». Зато он умел говорить. И как!

Когда Алексей Каплер познакомился со Светланой, он был в зените славы, познал вкус успеха. Казалось, судьба обласкала его и теперь подвела к новой ступеньке. Стоило только шагнуть и подняться на нее. На головокружительную высоту, о которой он никогда не смел и мечтать.

Только близкие друзья знали, что беззаботный, легкомысленный и веселый парень честолюбив и азартен…

Из «Двадцати писем к другу» трудно понять, как вспыхнул этот скоротечный роман, ровно ли горело пламя и кто подбрасывал поленья в огонь. Еще труднее делать предположения, каким могло стать его завершение?

Большинство «театральных и кинороманов» постепенно затухали и незаметно переходили в новые. Иногда вспыхивали скандалы, завершающиеся разводами и новыми браками. В этой истории все было странно, непредсказуемо и чуть-чуть опасно…

Конечно, самой Светлане ее первое увлечение виделось неповторимым, романтическим, чудесным. Они бродили по улицам и часами разговаривали. О чем?

«Люся приносил мне книги: «Иметь и не иметь», «По ком звонит колокол» Хемингуэя… Огромная «Антология русской поэзии от символизма до наших дней, которую Люся подарил мне, вся была испещрена его галочками и крестиками около его любимых стихов. С тех пор я знаю наизусть Ахматову, Гумилева, Ходасевича. О, что это была за антология, она долго хранилась у меня дома, и в какие только минуты я не заглядывала в нее».

Алексей Каплер открывает для невежественной советской школьницы новые миры, знакомит с настоящим, «хорошим» кино и с такими же настоящими книгами. Он формирует ее вкусы. Они часто бывают в театрах, даже в опере. О пьесе Корнейчука «Фронт», ставшей гвоздем того сезона, Каплер говорил, что «искусство там и не ночевало».

Какое-то время Люся Каплер оставался мудрым и добрым наставником избалованной «гимназистки». Тем более что за ними по пятам следовал «дядька» Михаил Никитич Климов, очень недовольный сложившейся ситуацией. Но Люся и к нему сумел подобрать ключик, уважительно здоровался и давал прикурить. Естественно, «дядька» сразу же доложил «кому следует» об их свиданиях, но его отношения со странной парочкой оставались вполне дружелюбными.