Это «государственное значение» черноморского побережья сделалось понятным для государства и поддерживалось с 1804 года тогдашним начальником края князем Цициановым. С тех пор и до настоящего времени все замечательные деятели, управлявшие Кавказом, единодушно признавали, что, очистив побережье от непокорных горцев, с которыми пришлось вести тяжкую и дорого стоящую войну в течение шестидесяти лет, Россия, во избежание повторения того же самого, нуждается в колонизации очищенных горцами земель преимущественно «русским элементом».

Так вот с 1804 года и до настоящего времени с неусыпною энергией все замечательные деятели Кавказа единодушно напрягают все силы, чтобы водворить на Кавказе русский элемент. Этот элемент и сам бы, вероятно, явился сюда в значительном количестве, потому что ему надо пить-есть и жить мирно; но для задач «бумаги» такой цели, как «пить-есть», слишком мало.

Прежде всех начал оперировать над «элементом» генерал Раевский. Он «задумал широкий план — обратить береговые укрепления в торговые пункты и водворить при них русские поселения, которые, производя постоянный торговый обмен с горцами, содействовали бы сближению последних с русскими и сделали бы ненужными постоянные военные действия» (стр. 22). С этою целью (заметьте: с целью торговли!) генерал Раевский испросил разрешение пересылать на казенный счет семейства солдат для образования поселений и, «несмотря на все затруднения, успел-таки поселить 1520 русских семейств».

Итак, солдаты, ввиду государственной важности, должны были превратиться в купцов и не маршировать, а торговать. Но этого мало. «Кроме торговли с горцами», генерал Раевский успел «обратить деятельность поселенцев на рыболовство и каботажное плавание, с целью создать на черноморском побережье морское население» (стр. 22). Преемник его, генерал Анреп, хотел все это уничтожить, но не успел, потому что передал власть генералу Серебрякову, продолжавшему дело Раевского до Крымской войны, которая все это прекратила, и «элемент», превращенный из мужиков в солдат, из солдат в купцов, в садоводов, в рыболовов, в мореплавателей, разбежался неведомо куда, и берег опять опустел. «Усилия, — говорит г-н Шавров, — этих генералов оказались бесполезными для России»; а каково было «элементу» кряхтеть — об этом ничего не сказано…

В 1864 году черноморское побережье было окончательно покорено, горцы все ушли сами, перетонули в море, перемерли от холода и голода. Причиною этого бегства были меры генерала Евдокимова, который стал переселять горцев в долины, а казаков в горы. Вследствие бегства горцев побережье совершенно «обезлюдело» (стр. 25), и опять надобно было взять за бока все тот же «элемент».

«При составлении первого (первого после уже „бывшего“ другого первого, который, как мы видели, оказался бесполезным) проекта колонизации черноморского побережья приняты были в основание самые рациональные исторические, практические и государственные соображения о значении, которое имела эта пограничная область в общей системе Кавказского края. Кроме того, не было забыто и общее государственное значение восточного берега в развитии русского могущества на Черном море». Ввиду всех этих соображений «предполагалось в наиболее удобных морских пунктах образовать приморские станицы из азовских казаков с прибавлением к ним посторонних лиц из казаков, отставных солдат и вольных людей…»

Все эти люди, превращаясь просто в «русский элемент», «предназначались чтобы служить началом будущих коммерческих портовых городов, а потому всю деятельность новых поселенцев предполагалось направить на рыболовство, судостроение и каботажное плавание… Затем вдали от берега предполагалось поселить несколько казачьих поселений для обороны на случай войны» (стр. 28). Так как время тогда было военное, то заселение побережья казацкими станицами началось немедленно, и для начала было поселено около 15 станиц; но затем все это было приостановлено вследствие того, что к военным соображениям постепенно примешались соображения гражданские: вдруг…. всем показалось следующее: «Казак в полном вооружении, конный или пеший, но обязанный нести постоянную военную службу, стал казаться самым непригодным поселенцем для богатейшей по своей производительности страны, которая требовала интенсивной земледельческой культуры и таких знаний в сельском хозяйстве, которые недоступны для служилого казака. Самое его военное звание казалось большим препятствием к правильному ведению сельского хозяйства. Немало приведено было доказательств, что для казака невозможно вести успешно интенсивное хозяйство, заниматься культурою винограда, виноделием, разведением ценных растений. Словом, казак был признан непригодным для быстрого экономического преуспеяния края, и дальнейшее устройство казачьих станиц было приостановлено» (стр. 29).

Вот каков был этот проект.

Как видит читатель, на шею «русского элемента», желающего только всего «пить-есть и жить в мире», проект, принимавший во внимание политические, государственные, исторические, экономические соображения, возлагал оборону, культуру, интенсивное хозяйство, развитие морского могущества, садоводство, виноделие, рыболовство, земледелие. Все сие должен был совершить «элемент», собранный из азовских казаков, отставных солдат и вольных людей. Такова была задача военного управления. Когда же все эти станицы разбежались, и «элемент» рассеялся «кто куда», «не пимши и не емши», тогда началась деятельность гражданская.

Задача гражданского управления была такова. В трех пунктах побережья учреждены были попечительства, «на обязанность которых было возложено попечение об успешной колонизации побережья, о привлечении сюда иностранных колонистов и введении при помощи их высшей земледельческой культуры и интенсивного сельского хозяйства в оставшихся (пустыми, конечно) казачьих станицах и во вновь имеющих поселиться русских колониях»… Обратите внимание на коренное свойство «бумаги»: никаких русских колоний нет, не существует, а уж обязанность введения в них, в тех самых, которых и в помине-то нет, введения интенсивного хозяйства уже возложена на кого-то, и кто-то эту обязанность смело решается взять на себя, кто-то уже говорит: «водворю!» и требует оклада жалованья. Приняв эту обязанность, попечители возложили ее в свою очередь на колонистов, но в конце концов «колонизация не могла идти успешно, и многие из колонистов, ввиду смертности товарищей и собственной болезненности, теряли бодрость и просили о перемещении их в другие места или об отправлении их на родину» (стр. 31). Эта смертность и болезненность произошли, во-первых, от того, что «подробной съемки черноморского побережья сделано не было» (стр. 29), что энергическое стремление водворить как можно больше колоний вызывало случайное их расположение — в таких местах, где, «по мнению попечителей, встречались более удобные места для колоний». Переселенцы же, «явившись из северных провинций», не могли соблюдать гигиенических предосторожностей, потому что, устраиваясь (по мнению попечителей, более удобно) в диких лесах и болотистых долинах, были предоставлены единственно только собственным своим силам (стр.30). «Правительство не жалело средств для помощи колонистам, но пособия были определены по одной общей норме для всех лиц, желающих водвориться на всем побережье». Кроме того, при отсутствии путей сообщения (это также оказалось неожиданно) доставлять провиант поселенцам было нелегко, сохранять его на открытом берегу было еще труднее, и потому естественно, что переселенцы терпели немало лишений и подвергались болезненности, несмотря на энергические заботы. В конце концов выяснилось, что «без устройства путей сообщения колонии, разбросанные по горам, ущельям и долинам, не могут развиваться и достигнуть благосостояния» (стр. 31). Таким образом окончился еще один период «энергической деятельности»; но тотчас же, «без передышки», начался новый, то есть снова-здорово взялись с новою энергией за то же самое дело.