— А меня — Крусада.

— Знаю, знаю, можешь не говорить. Здесь уже много твоих сестер… Когда тебя изловили?

— Только что. Мне так и не удалось убить Человека.

— Для тебя было бы лучше умереть самой…

— Но я убила собаку.

— Какую собаку? Здешнюю?

— Да.

Кобра насмешливо расхохоталась; а Крусада вздрогнула, услышав лай лохматой собаки, которую давно считала мертвой…

— Ты удивлена, не так ли? — продолжала Гамадрия. — Не ты первая!..

VII

Был час дня. По раскаленной земле, прячась в зарослях дрока, Крусада ползла по направлению к Дому. Ее подгоняло единственное желание — убить человека, который первым попадется ей навстречу. Думать о чем-либо другом она не считала нужным. Добравшись до веранды, змея свернулась и застыла в ожидании. Так прошло полчаса. От жары, стоявшей вот уже третий день, ее клонило ко сну, но вдруг со стороны комнат послышались чьи-то мягкие шаги, и из открытой двери в нескольких сантиметрах от ярары показалась черная мохнатая собака с мутными, заспанными глазами.

— Проклятая тварь!.. — пробормотала Крусада. — Я бы предпочла Человека.

В этот момент пес, принюхиваясь, остановился и повернул голову… Поздно! С жалобным визгом он завертел укушенной мордой.

— С одним покончено, — прошипела змея, опять свертываясь клубком. Но в тот момент, когда, опомнившись от укуса, собака приготовилась для ответного нападения, послышались шаги хозяина, и она замерла, как натянутая струна, отчаянно лая на своего врага. Рядом с Крусадой появился человек в дымчатых очках.

— Что случилось? — крикнул кто-то с террасы.

— Это — alternatus… Прекрасный экземпляр, — ответил человек. И не успела змея приготовиться к защите, как почувствовала, что горло ее сжали тиски, — человек поймал змею в петлю, пристроенную на конце длинной палки.

Ярара пришла в бешенство от неслыханного унижения; она заметалась, безуспешно пытаясь подобрать гибкое тело и обвиться хвостом вокруг палки. Но, увы! У нее не хватало точки опоры, той совершенно необходимой точки опоры, без которой даже могучий удав обречен на унизительное бессилие. И ярара болталась на конце шеста, пока человек не швырнул ее в серпентарий.

На небольшом участке, огороженном листами гладкого цинка, помещалось три-четыре десятка ядовитых змей в клетках. Крусада упала на землю и некоторое время, свернувшись в бесчувственный

— Но ведь я укусила ее прямо в голову… — ответила с растущим беспокойством Крусада. — У меня не осталось ни капли яду. Ведь мы, ярара, разом выпускаем весь яд.

— А ей и горя мало от твоего яда…

— Разве она не может умереть?

— Может; но не нашими заботами. У нее иммунитет. Впрочем, ты все равно не знаешь, что это такое.

— Как же, знаю, — живо возразила Крусада. — Нам об этом рассказала Ньяканина.

Королевская кобра окинула ее внимательным взглядом.

— Да, ты, кажется, не глупа…

— Во всяком случае… не глупей тебя! — огрызнулась Крусада.

Шея азиатской змеи вдруг снова раздулась, и ярара опять приготовилась к защите.

Обе собеседницы долго глядели друг на друга, и капюшон Королевской кобры медленно опустился.

— Не глупа и отважна… — продолжала она. — С тобой можно договориться… Известно ли тебе, как зовут представительниц нашего рода?

— Очковыми змеями, я полагаю.

— Или бенгальскими Асписами… или Королевскими кобрами. По сравнению с простой индийской коброй мы то же самое, что ты по сравнению с какой-нибудь остроголовкой… А знаешь, чем мы питаемся?

— Нет.

— Между прочим… американскими змеями, — закончила азиатская гостья, медленно покачиваясь перед самым носом Крусады.

Крусада быстро прикинула размеры своей кровожадной соседки.

— Два метра пятьдесят? — спросила она.

— Шестьдесят… два шестьдесят, моя крошка, — поправила Кобра, не спуская глаз с Крусады.

— Недурно! Примерно та же длина, что и у Анаконды, одной из моих кузин. А знаешь, чем она питается? Представь себе, — азиатскими змеями! — сказала Крусада и тоже в упор посмотрела на Гамадрию.

— Хороший ответ! — пробормотала змея, мерно раскачиваясь. И, освежив в воде голову, лениво прибавила: — Ты говоришь, кузина?

— Да.

— Значит, без яда?

— Вот именно… Оттого-то у нее и слабость к ядовитым чужестранкам.

Но кобра, казалось, не слышала, погрузившись в размышления.

— Послушай! — сказала она вдруг. — Мне по горло надоели люди, псы, лошади и вся эта тупая и бессмысленная жестокость. Ты можешь меня понять, не то что эти… Я уже полтора года, точно крыса, заперта в клетке и устала сносить издевательства и мучения. Презренные люди обращаются со мной хуже, чем с грязной тряпкой…

И мне, у которой достаточно мужества, силы и яда, чтобы уничтожить их всех, приходится отдавать свой яд для изготовления этих проклятых сывороток. Ты даже не представляешь, что это за мука при моей гордости! Поймешь ли ты меня? — закончила она, глядя прямо в глаза своей собеседнице.

— Да, — ответила та. — Что я должна сделать?

— Только одно; у нас есть только одно средство отплатить за себя сполна… Придвинься поближе, чтобы нас не слышали… Ведь тебе известно, что без точки опоры мы, змеи, совершенно не в состоянии показать свою силу. От точки опоры целиком зависит наше спасение. Но только…

— Что?..

Королевская кобра снова пристально посмотрела на Крусаду.

— Но только… Ты можешь умереть…

— Одна я?

— О нет! Кое-кто из ненавистных людей тоже умрет…

— Это — единственное, чего я желаю! Дальше!

— Подвинься-ка ближе… Еще ближе! Разговор продолжался некоторое время так тихо,

что ярара вынуждена была вплотную прижаться своим чешуйчатым телом к проволочной сетке. Вдруг Кобра бросилась на Крусаду и трижды ужалила ее. Змеи, издали наблюдавшие эту сцену, зашипели.

— Смотрите! Эта предательница убила ее! Ужаленная в шею, Крусада тяжело поползла

прочь, но вскоре остановилась и замерла. На нее-то и натолкнулся сторож, войдя три часа спустя в серпентарий. Носком сапога он подбросил змею в воздух, как обрывок веревки, и взглянул на нее белый живот.

— Ничего не поделаешь, сдохла… Но почему? — пробормотал человек и наклонился, чтобы поближе рассмотреть гадюку. Осмотр длился недолго: на шее и на затылке виднелись хорошо знакомые следы ядовитых зубов.

— Г-м, не иначе как кобра, — сказал человек. — Ишь ты, как смотрит на меня, будто я сам какая-нибудь alternatus… Сколько раз говорил директору, что надо бы погуще сетку. Разве я не был прав? Ну, не беда, — закончил он, схватив Крусаду за хвост и выбросив ее за цинковую ограду. Одной гадюкой меньше.

И пошел к директору.

— Кобра ужалила ярару, которую мы только что поместили. Теперь не удастся выкачать из нее много яду.

— Очень жаль, — отозвался директор. — Нам до зарезу нужен яд, и сегодня же… Осталась только одна ампула сыворотки… alternatus, видимо, сдохла.

— Да, я выбросил ее вон. Принести кобру?

— Другого выхода нет… Но только со второй партией, часа через три.

VIII

…Крусада лежала разбитая, обессиленная. На языке привкус земли, смешанной с кровью. Где она?

Густая пелена понемногу спадала с глаз, и ярара начинала различать окружающие предметы. При виде знакомой ограды из цинковых листов змея внезапно вспомнила все: и черного пса, и накинутую на шею петлю, и огромную азиатскую гостью, и ее план войны, угрожавший Крусаде гибелью. Теперь, когда паралич, вызванный ядом, стал проходить, все это отчетливо возникло в ее памяти. Да, теперь она знала, что надо делать. Но хватит ли у нее времени?

Ярара попыталась ползти, но безуспешно. Тело змеи извивалось, не двигаясь с места. Прошло еще некоторое время; тревога Крусады возрастала.

— Каких-нибудь тридцать метров! — шептала она. — Две… нет, всего одна минута жизни, и я подоспею в самый раз!

Новым усилием воли ей удалось преодолеть слабость, и, отчаянно извиваясь, змея поползла в сторону лаборатории.