Оксана Олеговна Стадник

Чужое добро

1

Гудрон вышел на поляну и остановился. Вокруг все чирикало, щебетало, стрекотало и цвело самым бессовестным образом. Это буйство красок и песнь во славу жизни действовали на него крайне удручающе. Если б землю застилал клубящийся туман, солнце висело на небе мутным пятном среди туч, а на голой растрескивающейся земле некуда было поставить ногу из-за обгоревших скелетов или трупов разной стадии разложения, парню и то было бы спокойней. По крайней мере, такая картина казалась логичной и естественной в данных обстоятельствах. Однако факт оставался фактом — путь к логову дракона был неприлично спокоен, безопасен и приятен во всех отношениях.

Кое-как уняв дрожь в коленках и подозрительно оглядевшись по сторонам, ожидая неприятных сюрпризов на свою голову, кузнец пошел-таки дальше.

А ведь вся его предыдущая жизнь никогда не давала повода даже подумать, что ему когда-нибудь придется покинуть родной дом и так рисковать собой. Родился и жил юноша в Ироле — королевстве настолько маленьком, что местный король знал всех своих подданных по именам. О существовании Иролы другие государства даже не подозревали, впрочем немного от этого теряя. Обитатели карликовой страны были отчаянными домоседами, свято верившими, что дальше капустных полей нет ничего такого, что может их заинтересовать.

Родную деревню парень покинул часа два назад, и теперь вокруг него простиралась дремучая заграница. К его удивлению, она ничем не отличалась от пустыря за ирольским кладбищем. По крайней мере, крапива и лопухи выглядели совершенно так же, а некоторых мух он чуть ли не узнавал в лицо.

Солнце припекало безбожно. Насекомые с противным жужжанием лезли в лицо и вгрызались в незащищенные части тела.

Рубашка окончательно пропиталась потом и прилипла к спине. Одурев от жары, кровопийц и крапивы, Гудрон, продираясь сквозь густую растительность, в который раз серьезно задумался о том, чтобы послать этот глупый поход подальше и вернуться в родную кузницу, как вдруг нечаянно споткнулся о невесть откуда здесь взявшееся бревно и, беспомощно взмахнув руками, упал в воду. С этого места открывался чудный вид на скрывавшуюся в зарослях реку, камыши, противоположный берег и какой-то лесок невдалеке. Впрочем, измученного парня данный пейзаж оставил совершенно равнодушным, если не сказать больше.

Водоем был совсем мелким и очень холодным. Отплевываясь от воды, песка и мух, захваченных ртом во время падения, человек попытался встать. Однако ноги разъехались на водорослях, и он снова упал на спину, больно ударившись затылком о дно. Иролец сел и, тихо, но очень выразительно матерясь, принялся со злостью запихивать в свой дорожный мешок то, что из него повыпадало во время всей этой акробатики. Неожиданно его внимание привлек звук, который можно было расценить лишь как хихиканье. На другом берегу речушки сидел старичок сомнительного вида и самым бессовестным образом веселился. Рядом с ним лежало сервированное продуктами полотенце. У юноши ни на секунду не возникло сомнений, кто являлся причиной столь бурной радости. Убедившись, что собрал все, он встал и, закинув мешок на плечо, по колено в воде побрел к противоположному берегу, изредка кидая мрачные взгляды на старика, который уже почти плакал от смеха. Парень вышел на сушу и, демонстративно игнорируя незнакомца, захлюпал в сторону леса.

— Под ноги смотреть надо. И жизнь сразу покажется светлей и приятней.

Прикинувшись очень обиженным глухонемым, Гудрон продолжал удаляться от противного голоса за спиной. Тем временем тот продолжал:

— Дай-ка подумать… До ближайшего населенного пункта часа два — два с половиной пути. Но что-то мне подсказывает, именно оттуда ты и идешь. До следующего по удаленности жилья можно добраться дня за три, хотя тебе, молодому да крепкому, вероятно, потребуется чуть меньше времени. Правда, из еды у тебя, судя по тому, что плавало в реке, только кисель из хлеба, ила и песка, а также пара мелких яблочек. Думаю, очень кислых. А в лесу водятся комары с мой кулак размером. Я уж не говорю о пауках, змеях и прочих радостях жизни типа возможных ночных заморозков. Однако есть и другой вариант. Буквально у тебя за спиной сидит местный житель, который мало того что отлично ориентируется в округе, так еще и по счастливой случайности захватил с собой лишний бутерброд да запасную кружку.

Повисла красноречивая пауза. Кузнец остановился и принялся обдумывать перспективы. В его душе чувство оскорбленного достоинства вступило в неравный бой со здравым смыслом и желанием поесть задарма. Старик, загораживая ладонью глаза от солнца, ехидно щурился в сырую спину потенциального сотрапезника, ни секунды не сомневаясь, что же победит в этой извечной борьбе. Тяжко вздохнув, юноша развернулся и направился в сторону чудовищно ухмыляющегося старца, делая вид, что оказывает тому великую честь.

Плюхнувшись на траву с противоположной стороны сервированного полотенца, Гудрон принялся молча стаскивать сапоги и под изучающим взглядом незнакомца вытряхивать из них воду и лягушек.

— Тебя как звать-то? — ласково спросил старик, протягивая новому знакомому кусок хлеба с медом.

Кузнец как раз закончил свои манипуляции с обувью и взял предложенное угощение.

— Гудроном, — буркнул он мрачно, откусывая сразу половину бутерброда.

Абориген поперхнулся и снова заржал. Такое поведение парня не удивило, он к нему привык с детства. Почему-то очень многие реагировали на его имя неадекватно. Причину этого не могли понять ни его родители, долго и придирчиво выбиравшие имя единственному сыну, ни он сам. Пока смешливый старик под мрачным взглядом сотрапезника пытался взять себя в руки, у того появилась возможность внимательно его рассмотреть. Худой и загорелый дедок был одет в простую светлую рубаху из веселенького ситца в мелкий красный горошек и закатанные до колен штаны, чей изначальный цвет невозможно было определить из-за многочисленных стирок и прочих перипетий, случавшихся с ними на протяжении долгой и явно насыщенной жизни.

— Извини, не удержался, — раскрасневшийся дед глубоко вздохнул и плеснул молока в две глиняные кружки.

Какое-то время сидели молча, любовались пейзажем и ели. Наконец, видимо решив, что пауза слишком затягивается, а ему, как гостю, следует проявить хоть чуточку общительности, Гудрон поинтересовался именем сотрапезника. Вопрос поставил того в тупик. Он отставил посуду в сторону и крепко задумался. Создавалось впечатление, что старик либо судорожно вспоминает свое имя, либо срочно пытается его придумать. Под удивленным взглядом кузнеца он что-то посчитал на пальцах, почесал нос, зачем-то обернулся и поглядел на деревья. После этого довольно усмехнулся и радостно сказал:

— Зови меня Валеном.

Парень посмотрел в ту же сторону, интересуясь, что именно там увидел новый знакомый. Лес невинно шуршал кронами, ясно давая понять, что ему абсолютно ничего не известно и что он вообще здесь ни при чем.

Юноша вдруг почувствовал неожиданный прилив симпатии к аборигену. Мухи и слепни перестали донимать после незапланированного купания в реке, мокрая одежда приятно холодила тело, так что настроение бодрым галопом понеслось в гору.

— Что за мед такой странный? — Гудрон наконец обратил внимание на странный привкус продукта жизнедеятельности пчел.

— Хороший мед! — Вален взял со второй попытки миску с предметом разговора и подозрительно его понюхал. — Между прочим, этих пчелок я сам развожу и дою.

— О-о-о… Так ты пасечник! А у нас в Ироле пасечников нету. У нас вообще мало кто есть, — кузнецу почему-то стало весело, и он захихикал. — А каких цветов это мед? Я имею в виду… Вот эти твои… пчелы! Из чего они его гонят?

— Но-но-но, — сурово сказал старик, неуверенно отбирая у парня кринку молока. — Ты меня так совсем… объешь… Что ты к моим пчелкам привязался? Они работают, как могут. В поте лица… ой, хоботка. Они работают в поте хоботка!