Ветры революции некоторое время носили Николая по кругу, в пределах прилегающих к Питеру губерний.

Заключение Брестского мира в 1918 году, выход России из коалиции побудили правящие круги стран Антанты перейти к открытой интервенции. На севере России интервенция осуществлялась в 1918–1922 годах Великобританией, США, Францией, Италией и Финляндией.

Вначале сюда были брошены вооруженные до зубов силы численностью до двадцати девяти тысяч человек, затем орды захватчиков умножились. Общее командование осуществлял английский генерал Ф. Пауль, руководил дипломатический корпус во главе с американским послом Д. Френсисом. Они установили вместе с марионеточным правительством эсера Н. В. Чайковского режим террора: тысячи людей были казнены, погибли от голода, болезней и истязаний. Расстреляны были руководители советских органов власти А. А. Каменев, Р. О. Вицуп, П. Н. Малышев и др. Оккупанты вывезли материальных ценностей на сумму около 3,5 миллиона фунтов стерлингов.

Командованию потом понадобилось перебросить Колин полк на Северный фронт, прикрыть столицу и центр России от англо-американских интервентов и их пособников, наступавших из районов Архангельска, Онеги и Урала. Коля увидел географию в натуре — Белое море, его льды, скалистые берега. Родину русского гения Михайлы Ломоносова. Край суровый, удивительной красоты и свежести. Хищные пришельцы устраивали для поморов лагеря смерти. «Отличалась» здесь 339-я американская пехотная дивизия.

В штыковые атаки томми и янки, конечно, не ходили. Да, они могли в любой момент очень быстро куда угодно прибыть и каждую минуту были готовы к применению оружия. Боеприпасов у них навалом. Их основная тактика, выработанная веками, — ведение бесконтактных войн. Нанесение ударов по позициям, которые могут им воспрепятствовать. И это дает эффект. Но в новой России они столкнулись с воинами суворовских традиций — «обожающих штык» — по словам американского комдива. В ту же ночь они исчезли.

Откуда и почему появились на нашем Севере вооруженные иноземцы? В начале 1918 года в Архангельске сформировалось белое правительство эсера-трудовика Николая Васильевича Чайковского, который без иностранных штыков жить не мог. Его правительство опиралось на Антанту, и на мурманском побережье была санкционирована высадка английских, американских и французских войск под предлогом защиты Севера от немцев (всего в 1918–1919 годах там высадились около двадцати девяти тысяч англичан и шесть тысяч американцев). Заняв Мурманск, интервенты двинулись на юг: 2 июля они взяли Кемь, 31 июля — Онегу.

После распада царской армии, начавшегося с февраля 1917 года, в рядах совсем молодой Красной армии имелось всего 119 тысяч человек. Ей выпало защищать одну шестую часть земного шара! А это — размер всей поверхности Луны.

Белогвардейцам помогали также восставшие военнопленные чехословаки, а их было до сорока тысяч вооруженных человек. Они составили ядро сил, оккупировавших Транссибирскую железную дорогу. Возглавил мятеж генерал Р. Гайда[4]. Чехи в тот период «прославились» в наших краях как лютые злодеи, палачи. Была скорбная песня о русском парне:

20 июля 1918 года вышло распоряжение В. И. Ленина о немедленной мобилизации рабочих Петрограда на Восточный фронт. В нем говорилось: «…иначе мы слетим. Положение с чехословаками из рук вон плохо». Интервенты вывозили из России все, что представляло хотя бы какую-нибудь материальную ценность, истребляли население. Увезли украденный золотой запас.

В июне 1919 года на рейдах портов Мурманска и Архангельска трубы английских крейсеров «Глория» и «Кокрейн», французского крейсера «Адмирал Ооб» и американского «Олимпия» задымили. На корабли под напором красногвардейцев, красных курсантов и партизан спешно грузились остатки иноземных десантов, подразделений морской пехоты. Но еще месяц в Кемском уезде зверствовали банды белофиннов. С ними тоже, наконец, покончили. Страна Советов выстояла. Враг был разбит на всех фронтах, в том числе и на Северном.

Победу Красной армии обеспечила 6-я полевая армия под командованием А. А. Самойло (этого генерала враг знал еще со времен Первой мировой войны). Свою лепту внес и юный красноармеец Коля Берзарин. Питерцы-пулеметчики воевали под Шенкурском. Заморские вояки узнали, что такое пулеметный огонь «крестом» и «веером».

Имелись ли потери у красных войск? Конечно имелись: и людские, и материальные. Коля Берзарин не мог забыть «максимку» из первого взвода. В кожухе — четыре пробоины! Повреждения нешуточные. Хотели выбросить этот мертвый сломанный пулемет в болото. Но Николай пожалел. Нашли ветошь, вываляли в мокрой глине, обмотали кожух тряпкой и крепко затянули шпагатом. Заправили ленту и ударили по белякам. Атака врага захлебнулась.

Пулемет этот сберегли и доставили к месту постоянной дислокации. Его раны вызвали у бойцов немалый интерес.

Оккупантов прогнали. Победители-красноармейцы вернулись в Питер, чтобы продолжать обучение по планам боевой и политической подготовки. Иностранное вооружение Николай с однополчанами изучали теперь по трофейным образцам. В классах имелись американские винтовки «ремингтон», пулеметы «гочкис», «виккерс» и кое-что другое. И слышалось на маршах:

Год 1921-й начался уже без Колчака[5], без Пилсудского[6]. Сгинули Петлюра, Анненков, Семенов. И все же этот год не принес стране полного умиротворения. Молодую республику продолжали разорять мелкие и мельчайшие атаманы да шайки басмачей и абреков. Недовольными оставались крестьяне Тамбовщины, Урала, Сибири и Семиречья. Их не устраивала голая «диктатура пролетариата» в троцкистской упаковке. Они бунтовали. Местные власти не справлялись с такими «пожарами», гасить их приходилось регулярным войскам. Николаю Берзарину в это время, можно сказать, «всем чертям назло — очень повезло».

Его зачислили курсантом Смоленских пехотных курсов. Лекции, занятия в поле, политбеседы и дискуссии прочно вошли в его жизнь, а он об этом и мечтал. Над курсами шефствовал авторитетнейший в РККА командарм Михаил Николаевич Тухачевский[7]. На Смоленщине дислоцировалась его 7-я армия.

В курсантской казарме соседом Николая по койке оказался чернявый парень Петр Подкуйко, веселый, говорливый. Ротный запевала. Ему перевалило за двадцать, и он смотрел на «зеленого» Колю покровительственно. Учил его житейским мелочам, хотя сам в боевой учебе не блистал. До армии он работал в Киевском драматическом театре и здесь, в Смоленске, тянулся к артистическому миру. Обращался к ротному со словами: «Мне нужен вокал». Как же запевале без вокала! И ротный давал ему увольнительную для посещения театра. Ротный спрашивал его: «Где же твой вокал?» И тогда Петя запевал:

Дальше он в своих откровениях в присутствии ротного не шел. А Николаю по секрету однажды рассказал, что видел в аристократической ложе самого Тухачевского. Точнее — его римский профиль. Петр поведал, что актерки от командарма без ума. Все в него влюблены. У них только и разговоров о его больших синих глазах.

— Только и всего? — разочарованно вздохнул Николай. — От тебя, друг, несет пудрой.