Николай Александрович Глебов

Карабарчик

Часть первая

Глава первая

Из Ануя Евстигней Тихонович Зотников выехал в полдень. Стояла жара. В горячем воздухе трепетало марево, и, казалось, все живущее на земле попряталось в тени. Поникли и травы, только яркие огнецветы, раскинув свои желтые лепестки, как бы радовались палящему зною июльского солнца. Тишина. Изнемогая от Жары, Зотников откинулся в глубь тарантаса и задремал. Не заметил, как проехал небольшое алтайское село и стал подниматься на перевал. Вдруг лошадь остановилась и беспокойно повела ушами. Евстигней проснулся и лениво подстегнул коня:

— Н-но-о!

Лошадь не двигалась.

— Что за оказия? — Зотников вылез из тарантаса.

У дороги лежал труп женщины, судя по лицу — алтайки. Возле нее, обхватив тонкими, как плеть, руками голые колени, сидел мальчик семи-восьми лет. По его лицу, оставляя грязный след, катились крупные слезы.

Зотников шагнул к женщине.

— Должно, с голодухи померла алтайка. Мрут они нынче, как мухи. — Перекрестившись, Евстигней оттащил мертвое тело подальше от дороги.

«Как же с парнишкой быть?» подумал он и обратился по-алтайски к мальчику:

— Как тебя зовут?

— Карабарчик1, — чуть слышно ответил тот.

— Да ты, друг, на скворца-то не похож, а скорее на полудохлого котенка, — улыбнулся своей остроте Зотников. Потом, приняв, видимо, какое-то решение, порывисто поднял мальчика и усадил его в тарантас.

— А мама? — Полные слез глаза найденыша уставились на труп женщины.

— Каюк твоей мамаше, померла!

Евстигней тронул коня вожжами; тарантас стал медленно опускаться с перевала.

В сумерках они проехали долину и, миновав одинокие жилища алтайцев, стали приближаться к Чарышу.

Заимка Зотникова была расположена в южной части высокогорного Алтая, вдали от проезжих дорог. Кругом стояли нетронутые леса, таежная глухомань Горного Алтая. Ниже по течению Чарыша, за мрачным ущельем Яргола, шли русские села: Тюдрала, Талица и Чечулиха.

Появился Зотников в этих местах лет десять назад. Мелкий торговец, он случайно забрел на заимку богатого старообрядца Кузьмы Ошлыкова, и, к удивлению соседних заимщиков, осторожный к людям Кузьма выдал за него единственную дочь. Вскоре Ошлыков умер. Евстигней стал обладателем богатого наследства. Трезвый и расчетливый, он умело повел хозяйство тестя. И чем больше богател, тем сильнее охватывала его страсть к наживе, тем больше черствела душа к людям. Вел знакомство Зотников только с местной знатью; особенно был дружен с кривым Яжнаем, чьи стада овец и табуны лошадей паслись в плодородных долинах Келея.

Обычно Яжнай приезжал на заимку Зотникова ночью. Запершись в маленькой комнате обширного дома, при слабом свете ночника хозяин с гостем вели таинственные разговоры. Нередко эти совещания кончались поспешными сборами: оба куда-то уезжали. Возвращаясь из одной такой поездки, Евстигней и нашел Карабарчика на перевале.

Подъехав к дому, Зотников долго стучал в тяжелые, окованные жестью ворота. На стук вышел работник Прокопий.

— Сонная тетеря! Стучу, стучу — как ровно подохли все! Открывай!

Прокопий распахнул ворота и пошел вслед за тарантасом.

— Распряги коня, поставь на выстойку, возьми в коробке алтайчонка — должно, спит, дохлятина! — унеси его к себе в избу, а утром приведешь ко мне, — сказал Евстигней угрюмо и стал подниматься на крыльцо. — Только гляди за ним, как бы не убежал!

Прокопий бережно поднял спящего мальчика на руки.

— Ишь, сердечный, умаялся за дорогу, — произнес он мягко и, войдя в избу, осторожно положил найденыша на лавку и зажег огонь. — Мать, а мать! — Прокопий потряс за плечо спящую женщину. — Вставай, бог еще сына дал.

Степанида, жена Прокопия, поднялась с постели и подошла к лавке:

— Чей это?

— Кто его знает! Хозяин привез, а где взял — не знаю. Утром велел к себе привести.

Женщина участливо посмотрела на спящего ребенка:

— Худой какой! Кожа да кости. Покормить его, Проня, что ли?

— Не тревожь. Постели мой тулуп да укрой чем-нибудь — пускай спит. Утром покормим.

— Мам, а мам, кого это тятя принес? — послышался с полатей полусонный мальчишеский голос.

— Спи, Яшенька, спи! Скоро утро, — ответила Степанида и принялась мастерить постель нежданному гостю.

— А-а! А я думал… — И, не закончив то, что хотел сказать, Янька (так звали мальчика) натянул на себя сползший отцовский армяк и уснул.

Карабарчик спал крепко. Когда яркое солнце брызнуло лучами в окно, он проснулся и с удивлением посмотрел на сидевшего рядом с ним русского мальчика, который давно уже с нескрываемым любопытством разглядывал маленького гостя.

Карабарчик, смутившись, отвернулся к стене и стал ковырять мох в простенке.

Нарушил молчание Янька.

— А у меня свистулька есть! — проговорил он, подвинувшись ближе к Карабарчику. — Тятя на базаре купил, вот она!

Вынув из кармана глиняную игрушку, напоминавшую петушка, Янька поднес ее к губам. Раздалась трель.

— Что, хорошо? — Мальчик заблестевшими глазами поглядел на Карабарчика. — Хочешь посвистеть?

Найденыш медленно повернул голову к Яньке.

— Хочешь посвистеть? — повторил свой вопрос Янька и сунул игрушку в руки Карабарчику.

Карабарчик неуверенно поднес ее к губам и свистнул. В тот же миг его скуластое лицо расплылось в улыбке.

— А ты не так, ты вот как! — Янька, надувая щеки, пронзительно засвистел. — На, поиграй, пока мамы нет: она шибко не любит, когда в избе свистят, за ограду гонит, — затараторил он. — А тебя как звать? — И, не получив ответа, добавил: — Меня — Яшкой, тятю — Прокопием, маму — Степанидой, а собачонку — Делбеком2. Да вот он и сам!

Из-под кровати вылез лохматый щенок и, усевшись на задние лапы, умильно посмотрел на Яньку.

— Знаешь, чему его тятя научил? Хочешь, покажу?

Подражая отцу, Янька сердито крикнул:

— Делбек! Евстигней идет!

Щенок вскочил на ноги, взвизгнул и, поджав хвост, стремительно кинулся под кровать. Карабарчик улыбнулся.

— Видел? — спросил довольный Янька. — Делбек боится хозяина: Евстигней его постоянно лупит чем попало. Первый раз отлупил за то, что Делбек молоко у Варвары вылакал, второй раз — за то, что цыпленка задавил, а потом уже Зотников стал его драть по привычке. Делбек и Степки боится. Степка — хозяйский сын. Такая заноза — всегда первый в драку лезет! На днях привязал он к Делбешкиному хвосту пустую банку. Ну, и ошалел собачонок. Носится по двору — едва поймал… А тут Степка подбежал… Я его как двину кулаком, он и с ног долой! — И, размахнувшись, Янька чуть не сшиб с лавки нового приятеля. — Пойдем к амбарам, я тебе воробьенка покажу в гнезде. — Янька взял за руку Карабарчика и вышел с ним во двор.

— А-а, уже подружились? Вот и хорошо! — Прокопий ласково похлопал рукой по плечу найденыша. — Теперь вас будет двое. Степке туго придется! — улыбнулся он.

— Тятя, а тятя, почему он молчит все время? — указывая на Карабарчика, обратился Янька к отцу.

— Да потому, что он русского языка не понимает.

— Вот не догадался! — хлопнул себя по лбу Янька. — А я думал, он немтырь.

— Как тебя зовут? — спросил Прокопий мальчика по-алтайски.

— Карабарчик.

— Он говорит, что зовут его Скворцом, — перевел отец сыну.

Янька свистнул:

— Вот так здорово! Скворец!

— Чей ты? — продолжал расспрашивать Прокопий.

— Не знаю… — Найденыш опустил голову.