Сам же Мехлис, общаясь с членом Политбюро ЦК партии, наркомом, человеком, наделенным чрезвычайными полномочиями и не боявшимся эти полномочия пускать в ход, вероятно, быстро понял, что они — родственные души. Позднее это помогло сориентироваться, как занять идеальную позицию в окружении вождя — преданно и беспрекословно служить хозяину, стать его тенью, вторым «я». Сталин по достоинству оценил преданность такого рода.

Все это будет несколько позже. Пока же в результате успешных июньских боев войска Врангеля, словно горящий бензин, стали выливаться из горлышка крымских перешейков и пожаром растекаться по южноукраинским степям. К концу месяца они контролировали левый берег Днепра от устья до Каховки, а на северо-востоке дошли почти до Александровска (Запорожья). 13-я армия с боями отходила. Днепром она была разделена на две части — Правобережную группу, занимавшую оборону на рубеже от Херсона до Никополя, и Левобережную.

Наспех предпринятое в конце июня — начале июля наступление красных провалилось. Стало ясно, что снисходительность в отношении Врангеля — плохой помощник. Главное командование Красной Армии взялось укреплять крымский участок Юго-Западного фронта. В командование 13-й армией вступил И. П. Уборевич, Правобережную группу войск, включавшую четыре дивизии, возглавил бывший начдив-46 Эйдеман. К нему и был направлен Мехлис. 22 июля 1920 года Сталин подписал документ, гласивший:

На каховском плацдарме

Этой группе в готовящемся контрнаступлении отводилась важная роль. Она должна была наносить главный удар с правого берега Днепра на Перекоп. Поэтому командование позаботилось о значительном пополнении ее силами и средствами. Накануне боев войска группы насчитывали свыше 14 тысяч штыков и 600 сабель при 44 орудиях, получив тройное преимущество над противником. Расширился, таким образом, и масштаб деятельности Мехлиса: никогда еще ему не приходилось руководить такой массой людей.

Форсирование Днепра началось в ночь на 7 августа. Как описывал один из биографов Мехлиса (свидетельских или документальных подтверждений этому нет), именно Лев Захарович возглавил передовой отряд. Уже в первой половине дня форсирование было успешно осуществлено, и в районе Каховки захвачен плацдарм. Здесь под руководством известного военного инженера Д. М. Карбышева сразу же началось строительство оборонительных сооружений. Это оказалось тем более важным, что через пять дней противник вынудил Правобережную группу начать общий отход к Каховке. Здесь, опираясь на оборонительные укрепления и постоянно совершенствуя их, красные сумели остановить врага. Каховский плацдарм стал тем камнем преткновения, о который разбились все усилия Врангеля на этом оперативном направлении.

Но это стало ясно потом, а пока бои развернулись здесь упорные. Чтобы враг не сбросил красных в Днепр, предстояло намертво зарыться в землю, построить мощные инженерные сооружения. Командующий группой Эйдеман (позднее его сменил начальник прибывшей с Восточного фронта 51-й стрелковой дивизии В. К. Блюхер) поручил Мехлису тылы. И комиссар никому не давал покоя. Он буквально засыпал начальника инженерной службы группы, начдивов, председателя реввоенкомата Каховки указаниями о необходимости присылать людей и материалы для скорейшего возведения укреплений. Нередко сам вмешивался в ход работ, подгоняя ленивых и неповоротливых.

В 1933 году Эйдеман, ставший к тому времени председателем центрального совета Осоавиахима, в статье, опубликованной 23 февраля газетой «Правда» (напомним: ее в это время редактировал как раз Лев Захарович), вспоминал: «День и ночь идет напряженная работа… Член РВС группы т. Мехлис, еще не совсем оправившийся от недавнего ранения, — дни и ночи на участках. Организует и расставляет людей».

В эти дни на плацдарме побывал член РВС Юго-Западного фронта Сталин. Встреча с ним Мехлиса нашла отражение в беллетристике начала 50-х годов — панегирическом и художественно слабом романе С. Голубова «Когда крепости не сдаются». Фамилия «врага народа» Блюхера здесь, естественно, не звучит, есть лишь какой-то безымянный и морально «угнетенный» командующий Правобережной группой, ставящий под сомнение реальность тех темпов работ, которые задал Сталин. Зато Мехлис инициативен. Оттеснив безмолвствующего командующего, он сам докладывает члену РВС фронта.

…5 сентября врангелевцы перешли в наступление, предприняв попытку овладеть каховским плацдармом. Они ввели в бой Корниловскую пехотную дивизию, поддержанную танками и артиллерией. Благодаря хорошо организованной в артиллерийском отношении обороне враг не прошел. В отражении атаки участвовал и Мехлис: «Как опытный артиллерист, он стал у одного орудия сам и приказал батарее открыть беглый огонь по остальным танкам». Позднейшие биографы в писаниях 30–40-х годов утверждали, что участие комиссара группы даже решило исход боя. К сожалению, и в данном случае нет надежного документального подтверждения. С другой стороны, нельзя не заметить, как авторы подобных агиток в полном соответствии с утверждавшейся в стране в те годы культовой традицией настойчиво лепили образ «верного ученика тов. Сталина».

В сентябре на базе Правобережной группы войск и других частей была сформирована 6-я армия. Около двух недель Мехлис временно исполнял обязанности члена РВС армии, после чего последовало его возвращение на прежнюю должность военкома в 46-ю стрелковую дивизию. Понижение? Явное, но с чем оно было связано? Вероятно, не считаться с самолюбием Льва Захаровича командование заставила обстановка. Находившаяся на левобережном направлении 46-я дивизия, отражая прорыв Дроздовской дивизии белых, в середине сентября понесла настолько серьезные потери, что ее пришлось вывести в резерв на доукомплектование. Чтобы обеспечить его, потребовался прежний политкомиссар, знающий людей и обстановку.

Лев Захарович вновь оказывается в Екатеринославе. В городе, как вспоминал в 1937 году И. И. Федько, командующий войсками Киевского военного округа, а в дни описываемых событий начдив-46, царило беспокойство в связи с появлением вблизи врангелевских войск, власти готовились к эвакуации. Требовалось внести успокоение и заставить поверить в надежность обороны города. Эту миссию взял на себя комиссар. На организацию обороны подняли местных пролетариев, дивизию пополнили добровольцами. «Душой и организатором этой работы был комиссар дивизии тов. Мехлис, — вновь и вновь подчеркивает Федько. — Результаты этой работы сказались в первых же боях с отборными частями белых — Марковской и Корниловской дивизиями. Части 46 стрелковой дивизии, введенные в бой у Екатеринослава, с пением «Интернационала» атаковывали в штыки белых, которые в панике вынуждены были откатиться к Запорожью».

Зная, что эти строки рождались в обстановке тридцать седьмого года, трудно отрешиться от мысли, что крупный военачальник времен Гражданской войны руководствовался только обычным желанием предаться воспоминаниям о боях и походах рядом с Львом Захаровичем. Не ощущал ли он при этом некий политический заказ? К слову, в 1935 году другой, не менее известный военачальник, Блюхер, несмотря на весьма прозрачные намеки Мехлиса, отказался свидетельствовать о какой-то его особой роли в боях с Врангелем (о чем речь будет ниже). Но, возможно, потому отказался, что шел пока 1935 год, а не 1937-й?

Ведя оборонительные бои в сентябре — начале октября 1920 года, 13-я армия стремилась не допустить прорыва врангелевцев в Донбасс. Цель была достигнута, хотя и огромной ценой. К середине октября в положении на фронте обозначился явный перелом. М. В. Фрунзе, поставленный во главе вновь созданного Южного фронта, в приказе от 18 октября особо отметил «доблестное поведение частей 46-й дивизии», которая «расстроила план врага, смяв дружным ударом Марковскую дивизию, создав этим угрозу александровским переправам противника и отвлекая на себя часть сил, предназначенных противником для дальнейшего развития успеха в решающем Никопольско-Грушевском направлении». Вместе с личным составом дивизии благодарности командующего фронтом удостоился и ее комиссар.