Москва, август 1996 года.

Так они встретились в последний раз.

В тот день наконец-то запахло летом. Во вчерашних лужах заискрилась гибкая радуга сошедшего с неба солнца, умытая листва отдала улице свой пьянящий аромат, а небо стало таким, каким ему и полагается быть — бездонно-глубоким и сверкающим, как ограненная золотом бирюза. Золотистые нити великого небесного светила пронзили сердца горожан своими волшебными лучами, и тысячи людей, забыв свою вчерашнюю дождливую печаль, устремились по своим обыденным делам в радостном предвкушении грядущего счастья. Казалось, что даже дуновения ветра не случайны, а подчинены какому-то праздничному вальсовому ритму… Шаг за шагом прохожие подхватывали и передавали друг другу этот волшебный танец, и улыбки освещали их лица так же ярко, как солнце освещало городские улицы. Каждый из них знал, что этот день особенный и нет такой беды, которая могла бы протиснуться сквозь несокрушимую стену людского счастья…

Но зло, бессильное вмешаться в светлый поток их жизней, имело достаточно власти и силы, чтобы наблюдать за прохожими со стороны. Неприятный обрюзглый старик в огромном, не по размеру костюме острыми колючими глазками наблюдал за улицей из-за своего укрытия — большого, почти столетнего дуба. Увидев, как молодой паренек небрежно выкинул в кусты пустую бутылку из-под пива, он радостно сморщил хищную мордочку и рысью устремился вслед за желанной добычей.

Запихнув в сумку бывшее «Невское классическое», старик оглянулся по сторонам, высматривая других перспективных поставщиков утренней опохмелки. Увы, таковых в этот ранний час больше не попадалось… Тогда, отпустив в адрес утреннего солнышка смачную матерную тираду, он лениво сплюнул в траву и побрел в направлении ближайшей трамвайной остановки, рассчитывая пополнить свои скудные запасы с помощью находившейся там пластиковой урны.

Старику оставалось пройти до остановки не более ста метров, когда неизвестно по какой причине, возможно повинуясь чудом уцелевшей в его замызганной душе интуиции, он поднял глаза наверх.

Пронзительно-лазоревый свет пригвоздил бедолагу к месту. Поперек бездонного голубого неба был натянут яркий, цвета весенней незабудки транспарант: «Приветствуем участников международного научного конгресса, посвященного столетию академика А.Н. Иванова». С транспаранта на старика смотрело мудрое и немного лукавое лицо с глазами еще более синими, чем цвет неба и краски плаката.

Старик с удивлением понял, что узнает это лицо. Рука, до этого крепко сжимавшая грязную сумку с бутылками, обмякла, и далеко по улице разнесся звон разбитого стекла. Люди на остановке удивленно повернулись к нему, пытаясь понять, что произошло. С брезгливым недоумением они рассматривали грязного мужика, замершего посреди улицы с поднятым к небу лицом и разведенными в сторону руками. Его поза была настолько красноречива, что на мгновение им показалось, будто он молится…

Но это заблуждение быстро развеялось. Резко, как взрыв гранаты, воздух разорвал хриплый прокуренный голос, переходящий то на низкий вой, то на высокий визг. Старик осквернил благодать летнего дня невероятно грубым и грязным причитанием, в котором сквозили такая ненависть и злоба, что люди невольно отступили на несколько шагов в сторону от нарушителя общественного порядка.

— Урод, гад! Это я должен был тут висеть, я! Ты даже сдохнуть не мог по-человечески, даже теперь от твоей рожи не избавиться! Жизнь мою украл? Все украл! Сволочь, мерзавец!!! — Старик сжал кулаки и потряс ими в воздухе, угрожая лицу на плакате. Но безразличные к его крикам лазоревые очи продолжали снисходительно улыбаться с неба, и озверевший от беспомощности старик отчаянно оглядывался по сторонам, выискивая, как бы подобраться к транспаранту поближе. Неожиданно его глаза уставились на прислоненную к столбу железную конструкцию и, не замечая ничего вокруг, он побежал к ней, совершенно не обращая внимания на поток встречных машин.

Один из автомобилей, красивая желтая иномарка с симпатичной рыженькой девушкой за рулем, неслась прямо на престарелого хулигана. Лишь в последнюю минуту старик это заметил и замер, в оцепенении глядя на несущуюся ему навстречу смерть. Девушка за рулем, казалось, даже зажмурила глаза от страха, но ее движениями как будто руководила какая-то волшебная сила — внезапно руль резко крутанулся влево и машина стрелой пролетела мимо бродяги, лишь немного задев его правую руку.

Старик с недоумением посмотрел на стекающую с пальцев кровь, а затем оглянулся на резкий шум тормозов у себя за спиной. В его глазах читалось недоумение. Казалось, он никак не может поверить в то, что остался жив. Бродяга огляделся по сторонам, затем внимательно осмотрел собственное тело и наконец снова уставился на роковой плакат в небесах, нашептывая про себя что-то непонятное. Испуганная девица, хозяйка ярко-желтой иномарки, подошла к старику со спины, и он вздрогнул от неожиданности, услышав ее звонкий молодой голос:

— С вами все в порядке?

— Да, черт возьми, к сожалению, в порядке! — огрызнулся он, и по четкости выговора и гладкости фразы девушка вдруг с удивлением поняла, что стоящий перед ней — в лице замызганного старика — достаточно образованный человек.

Испытав внезапный прилив жалости к нему, она, преодолевая брезгливость, взяла его за раненую руку:

— Вам больно?

Он оглянулся. Люди на остановке с ужасом увидели, как старик с неожиданной для его комплекции силой схватил девушку за плечи и повернул лицом к висящему над проспектом транспаранту:

— Ты видишь это, наверху?

От неожиданности и страха девушка даже не решилась возразить:

— Вижу…

Но на самом деле транспаранта она даже не заметила. Перед ней было только страшное, грязное лицо старика, и на секунду ей показалось, что сейчас она потеряет сознание от запаха перегара. Слова вылетали из его беззубого рта быстро и остро, как автоматные пули:

— Запомни, девочка, там демон, демон! Я был великим ученым, а не он! А меня забыли, похоронили… Только этот был добрым, гад! Передачи присылал в тюрьму! Сам посадил, а потом присылал… Мне, лауреату Сталинской премии! Передачи!

Двое мужчин на противоположной стороне улицы увидели, как бомж схватил девушку, и, переглянувшись, рванулись к ней на помощь, но к тому времени, когда они оказались рядом, руки старика ослабели и он отпустил ее плечи. Тяжело опустившись на бортик тротуара, он закрыл лицо руками, но не зарыдал, а завыл, покачиваясь из стороны в сторону. Девушка и ее спасители застыли в недоумении.

Один из них, ухоженный, благоухающий хорошим одеколоном зачем-то протянул девушке платок. Она недоуменно повертела его в руках и, поймав его направленный на старика брезгливый взгляд мужчины, как будто желая оправдать бродягу, вдруг произнесла:

— А он, похоже, образованный человек…

По лицу мужчины пробежала тень смешанного с испугом отвращения:

— Образованный? Боже мой, как же можно дойти до этого?

Старик услышал его слова и, подняв голову, посмотрел юноше прямо в лицо очень странными, бледно-голубыми, почти бесцветными глазами. Глазами, которые заполняла пустота. Он и сам бы хотел знать ответ…

Какой странной была эта встреча! Неправдоподобно красивый портрет деда на летнем небе, я с моей ярко-желтой машиной и бродяга с полными ненависти глазами.

Я узнала его, лишь вернувшись в машину и отъехав на приличное расстояние от остановки. Старик бомж был грязен и стар, но эти глаза, удивительно бесцветные глаза оттенка грязного зимнего льда, было невозможно не узнать. Говорят, что когда-то давно, когда он был молод и красив, этот бесцветный ледяной взгляд очень портил его внешность. Сейчас эти глаза были единственным ярким пятном на его черном лице. Единственным, что превращало эту груду полумертвой материи в живого человека…