Изменить стиль страницы

АЛЕКСАНДР КОНДРАТЬЕВ

БОГИ МИНУВШИХ ВРЕМЕН: Стихотворения

Вадим Крейд. «Он страна, после него душа очищается».

(Предисловие)

Одно из стихотворений Александра Кондратьева называется «В доме Отца Моего обителей много…». Эти слова из Евангелия от Иоанна могут быть прочитаны как эпиграф ко всему творчеству поэта. Цитируя Евангелие, Кондратьев стремился сказать о своем понимании вселенной — о многообразии миров. Многообразие он понимал мифологически. Литература Серебряного века — это литература мифотворчества, а Кондратьев в своих стихах, рассказах, романах оживлял миф, одушевлял его, приближая древность к современности.

Многообразие — одно из ключевых слов того русского культурного феномена, который мы называем Серебряным веком. Эпоха стремилась вместить в русское творчество культурное наследие всех народов и всех времен. Эпоса была экстенсивной, широкой и пытливой, и такими же были ее деятели — люди многосторонне одаренные. И сам Кондратьев не только поэт — он еще и прозаик, драматург, переводчик, критик, литературовед, фольклорист, мемуарист.

Эта полифония творческой личности у Кондратьева объединилась одним главным мотивом — любовью к древности. Некоторые поэты написали в подражание Горацию свой «Памятник», ставший как бы отдельным малым жанром в русской поэзии. Такое стихотворение (имеет оно в названии слово «памятник» или никак не названо) подводит итоги жизни в искусстве, творит высший суд над собою. Г. Державин в «Памятнике» видит свою заслугу в том, что первым дерзнул «в сердечной простоте беседовать о Боге». Вывод В. Ходасевича в его «Памятнике» совсем иной:

Но все ж я прочное звено:
Мне это счастие дано.

Ф. Сологуб подводит итог своему жизненному пути в безымянном стихотворении:

Скажу: Слагал романы и стихи,
И утешал, но и вводил в соблазны.
………………………………………
Но я – поэт.

Кондратьев тоже в безымянном стихотворении, в жанре «памятника», видит свою особенность в том, что пробудил к жизни обитателей мифологических миров, ибо в нашей вселенной поистине обителей много.

Щедрою властной рукой бросил я образы миру;
К жизни от сна пробудил фавнов, сатиров и нимф.
Боги минувших времен мне откликались на лиру;
Вечная Матерь с чела звездный подъяла заимф.
Нет, не умру я совсем! Дети раздумий поэта,
Дети печали моей, жадно вкусив бытия,
Будут блуждать, как отец, среди равнодушного света
И о веселье шептать, грусть неземную тая…

Литературе Кондратьев отдал сорок лет. Половина этого сорокалетия хронологически совпала с русским Серебряным веком. Вторая половина творческой жизни протекала в эмиграции. Два периода резко различаются. Но и в том и в другом царит любовь к древности, к юности человечества, к свежести нерастраченных сил, к той мифологической старине, когда «боги, люди и звери стекались на пир», когда «человек улыбался богам», когда душа хотела излиться в торжествующем гимне. Это царство светлых и радостных снов, и недаром последнее произведение Кондратьева — повесть «Сны».

Он родился 24 мая 1876 года, то есть принадлежал к тому же поколению поэтов, что и Александр Добролюбов, Иван Коневской, Владимир Гиппиус, Леонид Семенов, — к поколению, прошедшему искусы декадентского периода модернизма. Серебряный век отсчитывают от времени декадентов, и 16—17-летний Кондратьев оказался свидетелем первых его проблесков. Рождение в семье петербургского дворянина-чиновника многое определило в характере и судьбе Кондратьева. Дворянством своим он гордился: после окончания университета сам стал чиновником, сначала в Министерстве путей сообщения, а через шесть лет в Государственной Думе. Что же касается Петербурга, то благодаря этому городу потомственный петербуржец Кондратьев стад поэтом и писателем — именно таким, каким он стал.

В ранние годы он пристрастился к рисованию, изображал главным образом батальные сцены. Увлекаться он умел глубоко, и это увлечение переросло в захватывающий интерес к военной истории, так что после гимназии даже и не думал о выборе пути: считал, что путь был один — в военное училище, по стопам деда. Но отец настоял на поступлении в университет, причем не на историко-филологический факультет, более других привлекавший Кондратьева, а на юридический, как самый «хлебный». Отец Кондратьева, небогатый петербургский чиновник, хотел видеть сына обеспеченным человеком. «Предки мои не владели поместьями… и не занимали высоких постов. Дед по отцу дослужился до майора, отец умер статским советником, ни недвижимостью, ни капиталами не обладал. Я жил очень скромно, тратя деньги только на книги…»

Кондратьев, изучавший в университете государственное право, знание которою принесло ему «горькие радости», жалел, что не смог слушать лекции на историко-филологическом факультете. Литература Серебряного века в заметной степени создана филологами. Брюсов, Мережковский, Белый, Блок, Городецкий, Вяч. Иванов, Гумилев, Борис Садовской, Иван Коневской, Сергей Соловьев — филологи, и это обстоятельство непосредственно сказалось в их творчестве. Выдающимся филологом был Иннокентий Анненский, сыгравший определяющую роль в писательской судьбе Кондратьева. В 1893—годах он был директором Восьмой петербургской гимназии, той самой, в которой Кондрата учился. Уроки Анненского превращались в служение культуре, понимаемой как часть человеческой души. В мемуарах Кондратьев вспоминает Анненского: он преподавал греческий язык, но больше заботился о том, чтобы «познакомить гимназистов с великими произведениями всех стран и народов». Здесь опять мы встречаемся с этим универсализмом строителей Серебряного века – культом культуры и знакомством с традициями всех стран, всех веков. «Мы, ученики Иннокентия Федоровича, еще в 7-м классе гимназии знали все, что несколько лет спустя Вяч. Иванов читал как откровение на публичных лекциях в Париже», — вспоминал Кондратьев. Исключительная любовь к античности была передана Кондратьеву как некое посвятительное знание именно Анненским. Его сын, поэт Валентин Кривич, писал: «Для А. А. Кондратьева, к которому до конца жизни отец сохранил искреннее и большое сердечное расположение… он со школьных времен так и остался «дорогим учителем», и этот эпитет А. А. Кондратьев всегда неизменно прибавлял к имени отца во всех своих к нему обращениях. Каждую свою вещь А. А. Кондратьев, конечно, вручал отцу, и о каждой книге отец всегда сообщал ему свой подробный и серьезный отзыв… Поощрял и журил он бывшего ученика своего именно как «дорогой учитель»; всегда неизменно дружески и всегда направляюще-серьезно.

Был еще один источник, давший энергетический импульс пробуждавшемуся таланту в определении той тематики, которая стала для Кондратьева лейтмотивом. В кабинете его отца стоял на постаменте красного дерева скульптурный бюст Аполлона, покровителя поэзии, предводителя муз. Кондратьев срисовывал эту скульптуру в детстве. Он стал бывать на художественных выставках. «Впечатление от первого посещения картинной выставки, — писал Кондратьев, — было столь сильным, что ночью у меня сделался кошмар». Интерес к живописи усилился под влиянием Арнольда Беклина, чьи картины были тогда исключительно популярны. Франц Штук — другой художник-символист той поры — прославился изображениями фавнов и нимф Его влияние на юношеское сознание Кондратьева тоже оставило след. «Побывал я на великолепной выставке английских художников… Заработанные стихами или уроками деньги шли у меня частью на покупку книг, частью на посещение выставок… Виденные мною на выставках картины служили порою темами для моих стихотворений», — рассказывал Кондратьев. На упомянутой им английской выставке он видел картину под названием «Забытые боги». В двух словах сформулирована была та тема, которая его влекла к себе, но столь очевидное название еще не приходило ему на ум. Тогда же он написал стихотворение о богах, которых он, поэт, должен вызвать из мрака забвения — к жизни от сна пробудить.