По следам бездомных Аонид
…Кастальский ключ волною вдохновенья
В степи мирской изгнанников поит…
«По следам бездомных Аонид…»
По следам бездомных Аонид
Странствуют российские пииты
Вдалеке от Родины забытой
И народ их слов не сохранит.
И пускай угаснут их мечты —
Это только участи начало
Данников стихии одичалой
Созиданья тленной красоты.
Чествуют покинутую Русь
Бесталанною своей любовью
И, по капле истекая кровью,
Чувствуют убийственную грусть.
«О, Русь Великая, шестая часть земли…»
О, Русь Великая, шестая часть земли
И родина моей бездомной музы,
Тебя сломить доселе не, смогли
Ни татарва, ни ляхи, ни французы.
И Ты грядешь державною стезей.
Своей судьбой испытывая годы,
Богатые и кровью и слезой,
Достойные высокопарной оды.
И день придет и над страною власть
Приемлет племя молодых и смелых,
Готовых за Тебя на поле брали пасть
И гибнуть в тишине морей обледенелых.
«Пусть Музы губят наши чувства…»
Пусть Музы губят наши чувства.
Пусть это — отблеск, а не свет,
Но ничего на свете нет
Святее тайного искусства,
Овладевая вещей речью,
Слагать певучие стихи
И претворять свои грехи
Во что-то свыше-человечье,
Во что-то без причин и цели,
Во что-то данное богам,
Во что-то равное громам
Или пастушеской свирели.
«Одна поэзия, последняя стихия…»
Одна поэзия, последняя стихия,
Волнующая душу иногда.
А позади остались не плохие
И не хорошие, забытые года,
И пустота осеннего простора
И холодок иного бытия,
И где-то там и дружбы и раздоры,
И где-то там ребячившийся я.
На сердце нет ни радости ни плача,
И веры нет в устойчивую твердь.
Слегка скорбя и изредка чудача,
Я встречу неприветливую смерть.
«По Родине тоскую, по далекой…»
По Родине тоскую, по далекой
Уже давно не виданной стране.
И по Тебе, родной, голубоокой.
Чью память мне не утопить в вине.
Так тяжко мне становится порою,
Что я готов уйти в небытие,
Но я живу и жизнь пустую строю,
Чтобы воспеть явление Твое,
Тебя, такую близкую когда-то.
Твое погибшее земное естество,
И роковой, непоправимой датой
Отмечен стяг скитанья моего.
И мне грустить о вас обоих надо,
И надо мне в печали изойти,
И чувствовать единственной отрадой
Лишь окончанье страдного пути.
«Нам суждено скончаться накануне…»
Нам суждено скончаться накануне
Великого крушения миров
И наша, холодеющая втуне,
Не закипит по-юношески кровь.
Нет, мы уже испытаны годами
И новизной нас не прельщает твердь,
И, не вздыхая по Прекрасной Даме,
Мы встретим избавительницу Смерть.
И наши одичалые потомки
Забудут наш искусственный язык,
И в чащах будет раздаваться громкий
Воинственный и лающий их крик.
«Вчитываться в книги надо…»
Вчитываться в книги надо,
Надо вглядываться в свет,
И людские лики надо
Изучать по многу лет.
И в тоске великой надо
Свою гордость превозмочь,
И потом склоняться надо
Над бумагой, день и ночь.
И тогда заплакать надо
Над проклятою судьбой —
Никому тебя не надо
Ставшего самим собой.
«Как тягостно и зреть, и сознавать…»
Как тягостно и зреть, и сознавать
Над близкими нависшие несчастья
И то, что мы своей словесной властью
Не в силах их движения прервать,
Не врачевать ни плоти, ни души,
И только вяло разводить руками,
И грусть свою рассеивать грехами,
И все-таки испытывать в тиши.
Знать, нам, мечтателям, от века суждено
Быть только соглядатаями жизни
И песни петь на свадьбе и на тризне,
Глотая горьковатое вино.
«Еще не персть, еще не горсть костей…»
Еще не персть, еще не горсть костей,
А человек, волнуемый судьбою,
И плоть моя — ристалище страстей,
Враждующих еще между собою.
И пусть на счастье я не обречен.
И пусть мои минуют всуе годы,
Но я уже Каменами крещен,
И я приемлю дольные невзгоды.
И я вкушаю вольные грехи,
Которые душе моей любезны,
А перед смертию я сотворю стихи
О прелести сей жизни поднебесной.