РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПАРАД
Покрикивал сиплым альтом
Горячий клубок машин,
Колесами по асфальту
Печатая елочки шин.
Вот и Рождество для бедных,
Бедное Рождество!
Трубы народов медных
Кричали: «Ваше-ство!»…
Старый, обрюзгший герцог
Сползал на луку седла.
…Птица вырывалась из сердца
И вырваться не могла.
И все казалось — из строя
Шагнет и повалится труп.
И шлем улыбку откроет,
Замолкших на Марне губ.
И ветер опустит бархат
Изъеденных газом знамен
Под копыта коня монарха,
Под пяту проходящих времен…
— Дети собирали елки,
Оставшиеся от шин.
В лесах завывали волки
Осипшим альтом машин.
Под ветром лохматые птицы,
Ныряя, летели вбок.
Обугленные страницы
Листал над полями Бог…
БИБЛЕЙСКИЙ ЛИФТ
Вчера и сегодня, прикован навек,
От стойки в подвале, от гнева и рюмок,
Вскипая покорной печалью Ревекк,
Как песнь эмигранта взлетает из трюма.
Гудя подымается трубкою ртуть —
Под вечер термометр домов лихорадит,
Выкачивая тепловатую муть
Ночных кабаре на садовой эстраде.
И вот фонарем посветив в вестибюль,
Где скучно, где мрачно, где звери и птицы,
Где с улиц промасленный, синий июль
Войдет как монтер и в кабинку садится, —
Ты всходишь, плывешь и сквозь волны времен
Почтительно скалишь скафандр водолаза
И, крякнув, извергнешь десяток Ион,
На берег контор вознеся по заказу.
И вновь, наяву или только во сне,
— Не вспомнить, не вспомнить… — но сон одинаков:
С земли до небес и белее, чем снег,
Воздушную лестницу видит Иаков…
Так к пристани ж! к небу — и благослови!
И я возношусь над пространством и страстью
Поющим святым ослепленной любви
Над прошлым, над тьмою, над львиной пастью…
…А к утру опять сквозь туманы и плач
У рамп революций веселое соло:
Над городом черной рукою палач
Подымет за волосы мертвую голову…
ЗВЕЗДНАЯ СИМФОНИЯ
Крылатый лев, подняв крыло, как парус,
Въезжает в мир, в зал, в зрителей, в меня.
И беглый отблеск черного огня
Взлетает вверх, во тьму, на третий ярус.
…Я встаю, я готов помочь.
Укротитель, ты сердце плавишь!
Ты душу сжигаешь, как ночь,
На белом рассвете клавиш.
И мир воскрешая как звук,
Ты ширишься траурным эхом
Над мертвою бездной разлук —
Небесная весть и утеха…
— А в дверь колотя кулаком,
Задыхаясь, шипел как пена
Пришелец в плаще голубом:
«Впустите! Я — тень Шопена!
Скорее, симфония звезд
Пружиною бьется в ухе!
Я должен, пока еще мост
Не поднят и бродят духи»…
И плащ на куски изорвав,
Рыдал и грозился чертом…
А лакей во фраке потертом
Убеждал: «Уходите, граф…»
ВИЛЬГЕЛЬМ ТЕЛЛЬ
В лощину, где дымный отель
Клеймо на снегах выжег,
Ледник, словно Вильгельм Телль,
Съезжал, по ночам на лыжах
И в окна стрелял, как в цель…
Падала в пропасть альпийская серна.
Блуждая, дрожали во льдах закаты.
Плыли в пространствах, легки и безмерны,
Магнетических бурь голубые раскаты.
Стрельчатый бархат рос на окне.
Мисс кутались в соболя.
Весна приходила — и нет как нет.
Сегодня — тридцать ниже нуля,
И серна жарится на огне.
— Часы в вестибюле ходили вразвалку.
Чернели стрелы, вонзившись в «три».
Горы смотрели — им было не жалко:
Люби, ненавидь, живи иль умри.
Но для любви одной жизни — мало,
И много — для ненависти. Замерзай!
— Ночь шевелила змеиным жалом
И наводила слепые глаза.
Ветры крутили бумажный кораблик.
Взлетела ракета у входа в тир.
— Разве руки твои не озябли
Держать на ладонях яблочный мир?..
Засыпала, нахохлившись, черною птицей
Тень, как орел на песке арены.
— Ты видишь — призрак любви двоится
И плачет в пространствах призывом сирены.
Телль пускался за нею в путь.
А в спальнях мурлыкал газ.
Укрывшись, дремали постели.
И всю ночь, не смыкая глаз,
Смотрели сквозь стекла ели
На твою голубиную грудь,
В крови от стрелы Телля…
ЮБИЛЕЙ РЕСПУБЛИКИ
Сегодня на улицах свято.
Голуби клевали прямо из руки.
Сегодня на могилу Неизвестного Солдата
Известные люди несли венки.
Кроткий полицейский в перчатках и шлеме
Играл на перекрестке благородную роль.
На углах с часов улыбалось Время,
Как в парламенте улыбается король.
— А день был ясный, день был жаркий.
Текла, как из сердца, кровь знамен.
Сегодня даже в Луна-парке
Негр из оркестра был влюблен…
Он пел и плакал на эстраде.
Черную розу ловя в бокал, —
Счастье! Счастье… — А счастье сзади
Уже гремело прибоем у скал.
…Вечер был дальний, сквозной и гулкий.
На пробковом поясе зорь и роз
Любовь выплывала в переулки,
Меняясь — до и после слез.
И всем казалось, что просто даром,
Без лент и венков над головой.
Стоял на посту у ворот казармы
Солдат с ружьем — и еще живой.