И.Аникушин 

 КУРОРТ.

ОН проснулся от внезапно наступившей тишины, как от удара. Тишина была вязкой,осязаемой и давящей. Руки и ноги сразу стали ватными. ОН не знал, но чувствовал, что где-то рядом, в этой давящей тишине, происходит то, чего ОН опасался последние дни. Осторожно приоткрыл глаза. Темно, очень темно, только серым, еле различимым проемом, маячит вход в его пристройку. В сочетании с тишиной это не могло быть ничем хорошим. Стук сердца был самым громким звуком, который ОН слышал. Медленно, стараясь не дышать, скользнул рукой к изголовью. Рука привычно нащупала автомат, «лифчик» с запасными магазинами, ремень с гранатами. Тогда, не медля больше, Он рывком бросил свое тело к выходу из пристройки, плотнее ухватывая автомат и срывая в броске предохранитель …. 

- Ну что, лейтенант? Не надоело воевать? По горам бегать? -

Начальник штаба, как обычно был безукоризненно одет. Приятный запах хорошего одеколона витал по палатке. Это был и штаб и кабинет и дом. Пол в палатке был выстлан досками, посередине стоял большой стол, на котором лежала развернутая на всю ширину карта. Часть палатки была огорожена ширмой. Сверху ее прикрывала большая маскировочная сеть. Она не столько маскировала палатку – своей авиации у «духов» не было, а скорее создавала некую воздушную подушку между тентом палатки и солнцем, которое нещадно раскаляло все вокруг.

Он напрягся. Неужели замена? Неужели все: конец бессонным ночам, засадам, поискам, бесконечному, изматывающему блужданию по горам?

Начальник штаба подошел к нему.

- Должен сказать, что война тебя многому научила, лейтенант. Правда иногда ты чрезмерно рискуешь и были случаи, когда действовал вопреки приказу. Сколько сегодня дают за твою голову?

- Ну, мою голову еще получить надо. Она сама по себе не ходит. Только вместе со всем телом. А тело пока за себя постоять может.

- Да. К мирной жизни будешь переходить трудно. Там люди ходят без оружия, свет на улицах всегда и «духов» нет.

Начальник штаба вопросительно посмотрел на него.

- Ну что ж. Тебе здесь уже мало осталось. Через месяц, полтора, заменим тебя. Вернешься домой. А чтобы переход от войны к мирной жизни прошел не так мучительно больно, отправлю-ка я тебя на охрану моста. И люди твои отдохнут, и ты сам немного остынешь. Половишь рыбку, отдохнешь, чем не курорт? Поэтому, зная тебя и твое дурное стремление перебить всех «духов», предупреждаю. Никаких активных действий. Никакого сбора информации, пленных, засад и тому подобное. Только охрана моста. Вопросы?

ОН молча слушал своего командира. Знал, что возражать бесполезно. Решение принято, и его аргументы сочтут неубедительными. ОН всегда ходил по краю. Рисковал, может быть даже тогда, когда в этом не было острой необходимости. Но его риск всегда приносил плоды. В виде трофеев, пленных, карт и схем. ОН слушал своего командира, но думал совсем не о том. Уже в который раз ОН ловил себя на мысли, что ему очень спокойно и комфортно рядом с этим человеком. И раз начальник штаба говорит, что пора половить рыбку, значит действительно пора. Нет, ОН знал, что и его война здесь подойдет к концу и настанет время возвращения домой. В свои неполные 23 года ОН уже имел особые знаки отличия в виде тяжелого ранения и двух контузий. Ну и орден «Красной Звезды» - награда за небесцельно проведенную юность. Суворовское училище, потом командное, потом Афган. Но все же на мгновение обида захлестнула его. Нет, совсем не так представлял ОН себе свое возвращение домой. Во всяком случае, ну никак не в роли «рыболова». Начальник штаба словно прочитал его мысли.

- И свежей рыбки не забудь прислать к моему столу.

Возле палаток, где сейчас отдыхали его люди, ОН остановился. Сколько раз за эти полтора года они здесь отдыхали? По пальцам посчитать можно. Горы стали их родным домом. «Вертушки» - транспортом. Нет, приходилось отдыхать, но в разных местах, в незнакомых частях, с незнакомыми людьми. Но намного чаще в горах. На свой страх и риск. Без устойчивой связи с командованием и без поддержки. Только сам, своя голова и свой расчет. Наверно поэтому его знали не только «духи». Он был лучшим? Вряд ли. Не было уже и Назарова и Петрова. А какие они были парни. Офицеры с большой буквы. И вся эта боль, складываясь вместе, толкала только к одному. Убить их как можно больше. Чтобы те, кто будет после нас, не налетели на матерых, закаленных, простреленных. Все в этой стране удивляло его, но эмоции угасли, удивление прошло, желание чем-то помочь растворилось в череде поисков и засад, постоянного блуждания по горам с единственной целью: найти и уничтожить. Желаний не осталось. В том плане, что не было желаний, кроме желания выспаться и выпить кружку холодного свежего молока. И даже сейчас, когда ОН шел к своему взводу, в голове не было и мысли о рыбалке или отдыхе. Охрана моста, даже на курорте, требовала тщательной подготовки и собранности. Вместо удочек и плавок нужен был автомат, колючая проволока и мины, чтобы тщательно огородить охраняемую зону.

Возле палаток, под «грибком» - такой смешной столб с навесом от солнца и дождя зеленого цвета – стоял совершенно мокрый дневальный.

- Водой обливается. Из того пополнения, что прибыло на прошлой неделе. Да, к этой жаре непросто привыкнуть. А этот «зеленый» скорей всего даже не брился ни разу, - подумал ОН.

- Давай, подымай моих. Уходим.

ОН вошел в свою палатку, снял рубашку, повесил ее на гвоздь, вбитый кем-то в основной столб, вздохнул и начал одевать маскхалат. Его палатка была скромнее, чем палатка начальника штаба. Кровать, в углу умывальник рядом с буржуйкой и тумбочка. Пустая. Какой смысл что-то в ней хранить. Он уже давно забыл, что есть какие-то другие предметы туалета. Что можно пить воду столько, сколько захочешь, кушать то, что любишь, спать там, где хорошо спится. Что вообще есть место, где нет оружия, стрельбы, засад, смерти и боли. Не только физической. Боли от потерь. Что утром, разговаривая с другом, думаешь, что вечером поговоришь с ним снова, а не получишь известие о том, что его больше нет.

Совершенно не думая, как будто ОН всю жизнь занимался только этим, надел снаряжение, попрыгал, побулькал водой во фляге, проверил карту в специальном кармане на левом бедре. Взял в руки автомат, немного оттянул затворную раму и, словно обрадовавшись, что патрон находится в стволе, отпустил ее. Проверил снаряжение: гранаты, нож, пистолет, аптечка, бинт, сигареты, спички. Огляделся, как попрощался, опять вздохнул и вышел.

- До свидания, товарищ лейтенант, - бодреньким голосом приветствовал его дневальный.

- И ты будь здоров.

На «броне» уже вовсю, по удобнее, устраивались его парни. На сиденьях от трофейных машин, ватных подушках, просто на свернутых плащ-палатках. Кому как нравится. Ничего страшного ОН в этом не видел. Потому как сам любил этот комфорт. Да и в целях гигиены это было абсолютно оправдано. Вряд ли кто согласится сесть задницей на раскаленный солнцем кусок железа.

- Куда тронем, командир? – весело спросил механик.

- Уже соскучился по делу, - подумал ОН и вдруг ужаснулся. Война стала привычным делом, частью их жизни. Все в прошлом казалось теперь сказочным прошлым. Там остались заботливые мамы и строгие папы, милые и недоступные девчонки, да много чего. А вот будущее было непонятным. Никто не знал, как закончится этот день. О дне завтрашнем говорили с оговорками: вот утром и разберемся. Даже ночь могла преподнести любые сюрпризы. От простого обстрела из минометов, до попытки атаки «духов». Он помнил, как «духи» ночью, сосредоточившись на узком участке, без подготовки и предварительного обстрела, пытались внезапно атаковать штаб. Тогда штабу повезло. Не повезло «мыльному пузырю», так называли армейский банно-прачечный комбинат. Что-то у «духов» не срослось и они перепутали цель. Тогда досталось всем. Сначала невооружённому «мыльному пузырю» от «духов», потом всем остальным от начальника штаба. Но в целом этот эпизод почему-то всегда вспоминался со смехом: наши все в трусах и злые, а «духи», как дети – когда поняли, что не получилось, побросали автоматы и типа, а может не будем дальше играть? Поэтому о будущем, даже завтрашнем, старались утвердительно не говорить. А в настоящем были горы, жара, раскаленная броня и оружие, с которым никто никогда не расставался, даже во сне. ОН подошел к «бэхе», так кратко называли боевую машину пехоты, в отличие от бронетранспортера, которого обзывали «бэтэром», снял автомат с плеча и полез на башню.